Просто сказка...
Шрифт:
Пьянящее чувство свободны охватило Владимира. Хотелось расправить плечи, раскинуть руки во всю ширь, воскликнуть могуче: "Эге-ге-гей!" И тут же чувство это было напрочь изгнано мелкой мыслишкой, что, мол, негоже, удираючи, выставлять себя героем. А за ней и другая - неужто оторвались, неужто смирилась Баба Яга с побегом работников и придется ей теперь заняться поисками новой дармовой рабочей силушки?
Только успел подумать об этом Владимир, как сама и нарисовалась. Да еще как!..
Поначалу Владимир, будучи охвачен азартом погони (точнее, азартом удирания со всех ног) не придал значения творящемуся позади них. Шум - он шум и есть; совершенно
То так, то эдак пытался обернуться Владимир, чтобы хоть одним глазком глянуть на то, что там творилось. Но наездник он был, прямо скажем, некудышный, да и мешок мешался, а потому все его робкие попытки приводили лишь к тому, что Конька бросало в сторону, и он серьезно рисковал слететь. Наконец, ему это удалось, - он глянул, и не поверил своим глазам.
Так вот за чем посылала его старуха!
Картина была бы комичной, если бы речь не шла об их свободе. Баба Яга восседала в ступе (в ней, по-видимому, для удобства передвижения внутри была приделана скамеечка), зажав под мышкой помело. Конечно, согласно инструкции пользования ступой, если таковая имелась, помелом следовало погонять и след заметать, но руки у нее были заняты другим. В одной руке она держала нечто, напоминающее керосиновую лампу, а другой бешено вращала торчавшую из нее ручку наподобие патефонной. Внутри лампы что-то вращалось, вспыхивая попеременно то синим, то желтым, а из ее нутра доносился становившийся все более и более отчетливым рев полицейской машины. Стоит ли говорить, что все пичужки-зверюшки, случайно оказавшиеся на или вблизи дороги, бросались наутек.
– Врешь, не уйдешь, - вдобавок ко всему торжествующим голосом время от времени кричала старуха.
– От нас еще никто не уходил!
– Что, правда не уходил?
– упавшим голосом спросил Владимир у Конька.
– А я знаю?
– прокричал в ответ Конек.
– Я - еще ни разу. Случая не представлялось... А ты зря ей вещицу эту волшебную привез. Боюсь, не сдюжить нам... Да держись ты прямее!..
Владимира мотало из стороны в сторону, да еще этот мешок, который он придерживал на коленях, все норовил соскользнуть. Он подхватывал его, возвращал в прежнее (ну, или не совсем прежнее) положение, а Конька при этом так уводило в сторону, что он серьезно рисковал встречей с каким-нибудь деревом.
Наконец, Конек не выдержал.
– Что ты там возишься?
– вскричал он, сбивая дыхание, а потому слова разбирались с трудом.
– Да вот, мешок этот...
– таким же образом отвечал ему Владимир.
– Так он все еще у тебя?!! Чего же ты ждешь?!! Разве не видишь - догоняет!!! Бросай!!!
Владимир поднатужился, но - одно неловкое движение - и мешок вяло плюхнулся на дорогу. Конек, почувствовав некоторое облегчение, сразу выиграл с десяток саженей.
– Дорога поровней пошла, полегче вроде как стало!
– прокричал Конек.
– Ты в летало, в летало метай! Собьешь - удача нам, а не то, боюсь, не уйдем. Там яблок много, авось попадешь...
– Да я уже того... метнул...
– упавшим голосом пробормотал Владимир, подозревая, что сделал что-то не то.
– То есть как метнул? Все сразу?
– Ага...
Конек даже приостновился на мгновение, но и этого мгновения хватило Бабе Яге чтобы отыграть проигранные ранее сажени.
– А гребень? Гребень где? Потерял?
– Нет, у меня он...
– Ну так гребень бросай.
–
– Бросаю...
– Как бросаешь?
– Как учил: ломаю зубчики и бросаю в летало...
– Ой, горюшко!
– вскричал Конек, и, видно от отчаяния, наддал ходу.
– Весь метать надобно!
Владимир, понимая, что опять сотворил нечто неправильное, кинул гребень через плечо на дорогу позади себя. И стоило только гребню коснуться земли, как в мгновение ока выросли из нее могучие деревья, толщиною в несколько обхватов, вышиною в полнеба. Да вот незадача - там, где Владимир успел выломать зубчики, образовались просеки. Да какие - два обоза разминуться смогут, на зацепив телеги...
– Шерсть кидай! Шерсть!
– отчаянно крикнул Конек.
Но сегодня явно был не день Владимира. Только он начал доставать шерсть из кармана, - Конька мотнуло в сторону, к зарослям чертополоха, - Владимир дернулся, стараясь удержать равновесие, и шерсть осталась висеть на чертополохе, превратившись в густую сеть...
– Ох, горе ты мое, ох, пропали наши головушки!
– взвыл Конек и рванул из последних сил, которых у него, это чувствовалось, не оставалось.
И совсем было настигла их Баба Яга, но случилось совершенно непредвиденное. Мелькнуло справа от дороги широкое лицо Соловья с берестой-знаком ограничения скорости, затем откуда-то сбоку вынесло навстречу Емелю, да так вынесло, что едва уклонились, а затем позади что-то ухнуло, грохнуло и раздались невнятные крики, переходящие в потасовку...
Но Конек словно бы и не слышал. Унего открылось второе дыхание, затем третье, четвертое... Давно уже остался позади лес, вырвались они в степь раздольную, без конца-краю, а он все летел и летел вперед, не разбирая дороги, благо, она была одна, пока вдали, посреди равнины, не обозначился холм, а неподалеку от него какое-то странное возвышение, по мере приближения распавшееся на три неподвижно застывшие фигуры.
Конек, как только стали видны три фигуры, словно бы разом потерял остатки сил и разве что не шатался. Владимир неловко соскочил и склонился к своему товарищу.
– Ты как, идти можешь?
– озабоченно спросил он.
– Или здесь заночуем? Ты хоть и маленький, а тяжелый, не донесу я тебя...
– Ничего.
– отвечал Конек, понурившись.
– Теперь недолго осталось, да и не посмеет никто нас теперь обидеть. Видишь, застава впереди? Заступятся за нас богатыри русские, ежели что...
– Богатыри?..
– У Владимира аж дух захватило; не гадал - не чаял он с богатырями встретиться. Вот так, запросто, лицом к лицу.
– И... Илья там?..
– Кому Илья, а кому Илья Иванович, - наставительно заметил Конек, едва переступая.
– Ты, как только ближе подойдем, в пояс поклонись, приветствуй по чину.
...Богатырей, впрочем оказалось всего двое. То, что издали восприималось как третий богатырь, оказалось большим замшелым указательным камнем, при наличии богатой фантазии могущим напоминать фигуру всадника. Дорога около камня растраивалась, причем та, которой чаще всего пользовались, вела к вершине холма, две остальные же, выражаясь словами былин, "заколдобили-замуравили". Илья и Добрыня (мы не будем их описывать, куда нам до Васнецова) безучастными взорами смотрели каждый в свою сторону, скорее для порядку, чем из желания высмотреть приближающегося неприятеля и, казалось, совершенно не обращали внимания на наших путешественников.