Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
На следующий год Никон, который, очевидно, не смог привыкнуть к своей опале, решил пойти на новое скандальное дело. Он уже и раньше сильно жаловался царю, что без него рукополагали епископов, архимандритов, настоятелей и священников, теперь в письме, полном угроз, он оставлял за собой право быть единственным законным главой церкви, признаваемым всеми митрополитами [1073] . В воскресение Недели Православия, 16 февраля 1662 г., он решился на большее: он произнес гневную анафему против своего заместителя, митрополита Питирима за то, что тот шел во главе крестного хода в Вербное воскресенье, далее за рукоположение в епископа Мстиславского Мефодия и, наконец, за произнесение против него, Никона, бранных слов. Поневоле царю пришлось спросить совета у иерархов относительно действенности этой анафемы; все отрицали ее действенность [1074] . Паисий Лигарид, недавно прибывший грек, Газский митрополит в Палестине, даже пристыдил царя за его нерешительность. «Русь, – писал он, – является позорищем на показ всему миру, и все народы ждут разрешения этой трагикомедии». Вслед за этим он предложил ему свои услуги, чтобы написать по-гречески константинопольскому патриарху [1075] . Это новое дело долгие месяцы волновало общественное мнение [1076] .
1073
Записки отделения русской и славянской археологии Русского археологического
1074
Ответы епископов сведены в письме Неронова: Материалы. I. С. 182–188.
1075
СГГД. IV. № 28. Лигарид прибыл в Москву 12 февраля 1662 г.
1076
Александр Вятский передал свой ответ царю 8 июня; Макарий Новгородский – 13 октября.
Между Никоном и Лигаридом завязалась полемика. Боярин Симеон Стрешнев, дядя царя по матери, который, как говорили, научил своего пса подражать своими передними лапами благословению, даваемому обеими руками Никоном [1077] , и за это был отлучен от церкви, представил Лигариду список из 30 вопросов, касающихся Никона, и так как они были внушены царем, то Лигарид ответил на них без промедления 15 августа [1078] . Его памфлет распространился по Москве, и ловкий ливанец, умевший и писать, и говорить властно, сделался на некоторое время кремлевским оракулом в церковной политике.
1077
В действительности же пес был выдрессирован протягивать лапы, чтобы просить еду; только после того как Никон порвал с царем, Стрешнев сказал, что эта повадка была «Никоновым благословением» (Письмо Александра Вятского. – ГИМ. Собр. Уварова. № 147. Л. 30–32 об.).
1078
Гиббенет. II. С. 518–550. М. В. Зызыкин предполагает, что вопросы и ответы были делом рук самого Лигарида (Зызыкин. С. 207).
26 ноября Лигарид провел весь день в беседе с царем, с его новым духовником Лукьяном и боярами [1079] . Без сомнения, он изложил еще раз свою точку зрения: ввиду того, что русские не могли решить вопрос своими собственными средствами, необходимо обратиться к восточным патриархам и созвать под их председательством большой собор. 21 декабря это решение взяло верх, и на следующий же день четырем патриархам были разосланы приглашения; они были посланы патриархам Константинопольскому, Александрийскому, Иерусалимскому и Антиохийскому, также как и Паисию, предыдущему патриарху Великой Константинопольской Церкви; одновременно каждому из них на это было ассигновано по 300 золотых [1080] . Сейчас же начались подготовительные работы; была составлена комиссия из Ионы Ростовского, Илариона Рязанского и четырех светских лиц. Боярину Петру Салтыкову было поручено расследовать, как Никон расходовал хозяйственные суммы [1081] . Деяния Собора 1660 г. были переданы на рассмотрение Лигарида, который не только признал их действительными, но и очень лестно отозвался по их поводу при царе и епископах [1082] . Поэтому 18 июля 1663 г. Лигарид и Иосиф, архиепископ Астраханский, направились к Никону, чтобы объявить ему запрет отправлять хотя бы какую бы то ни было епископскую функцию, но Никон тогда же не признал этого приговора и очень плохо принял послов.
1079
Дневальные записки Приказа тайных дел. С. 162.
1080
Гиббенет. I. С. 561–580 (22–26 декабря 1662 г.).
1081
Там же. С. 245–246 (23 декабря 1662 г.).
1082
Там же. С. 585–589 (указ от 29 декабря 1662 г.).
23 июля, когда они вернулись с письмом, подписанным семью иерархами, он чрезвычайно разгневался и обозвал Лигарида «Иудой», «собакой», «разбойником». В своих письмах он продолжал осыпать его бранью [1083] . Вскоре он закончил свой ответ на вопросы, поставленные Стрешневым, а также и на положения Лигарида. Получился громадный трактат в 955 листов, в котором он не признавал за собой никакой вины, часто извращал истину, излагал прямолинейным образом теорию, которую он старался применять во время своего патриаршества: священство, говорил он, непосредственно исходит от Бога и, следовательно, стоит бесконечно выше, чем светская власть [1084] ; обзывал несколько раз царя врагом Божиим, а бояр и епископов – антихристами. Устранившись от власти, Никон, как это часто бывает с надменными людьми, потерял всякое чувство меры, всякое психологическое чутье, всякое ощущение того, что он ставит себя в смешное положение, всякое осознание значения своего дела, так же как и всякое представление о благе церкви.
1083
Каптерев. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. II. С. 311–315 (текст письма от 23 июля).
1084
Можно прочесть этот громадный трактат Никона в переводе на английский язык у Пальмера (Palmer W. The Patriarch and the Tsar. I). По-русски имеются только выдержки. Разбор этого сочинения см.: Макарий. История русской церкви. XII. С. 390–433; Каптерев. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. II. С. 181–201.
В начале 1664 г., как и в 1658 г., церковь не имела главы. Вопрос был решен только принципиально и ждал окончательного решения будущего собора, фактически же все стояло на мертвой точке. И, естественно, обвинения, которые бросали друг другу Никон, иерархи, Лигарид, бояре, равно как и низкие ухищрения, которым предавалась стая окружавших их клевретов, не способствовали поднятию дисциплины. «Духовенство во всем небрежно, все они пьют и напиваются; в монастырях архимандриты и игумены пиршествуют и приглашают иностранцев (…) никто не помышляет о молитве…» [1085] . Эти слова, сказанные Никоном в 1659 г., с каждым годом оправдывались жизнью все больше и больше. Бывший патриарх как будто забыл свои новшества, черпая аргументы в свою защиту в арсенале своих противников! В свою очередь, и он называл православных епископов антихристами, отвергал приговоры, вынесенные ему, взывал к сновидениям, видениям и указывал, что моровая язва и неудачные войны являются следствием ослушания его власти. Он шел и еще дальше, принимаясь даже непосредственно за царя.
1085
Гиббенет. II. С. 492–493 (июль 1659 г.).
Судьба реформ отнюдь не была решена его уходом. Конечно, ни царь, ни Питирим в глубине души не были их приверженцами. Но ни тот, ни другой ввиду отсутствия признанного авторитетного лица не считали себя вправе аннулировать их, ни даже временно прекратить их осуществление на практике. Отсюда вытекала и невозможность вести определенную политику. К смуте в церковном управлении прибавился еще невероятный хаос в связи с вероучением и выполнением церковной службы.
Что же касалось книг, то положение оставалось прежним. Епифаний Славинецкий и Арсений Грек были по-прежнему преданы Никону; вместе с личным составом Печатного двора они образовали крепкую группу специалистов, которая работала плодотворно уже в силу приобретенной сноровки. Когда им никто не мешал,
1086
Относительно изданий этих годов см.: Белокуров. Арсений Суханов. I. С. 433–434 и Приложения: V. С. CXIX–CXXII. [См. также: Зернова. С. 87–93. № 281–306. – Прим. ред.]
2 мая 1663 г. на место Арсения, первого справщика, был поставлен грек Дионисий, прежний архимандрит Иверского монастыря с Афонской горы, поселившийся в Москве с 26 июня 1655 г. и пользовавшийся репутацией ученого человека; архиепископ Рязанский Иларион брал у него уроки греческого языка [1087] ; у него просили переводов; с ним консультировались относительно обрядов и службы, установленных на Святой горе [1088] . Таким образом, принцип, заключавшийся в том, чтобы приблизить книги к их греческому образцу, если и не всегда, все же оставался в силе; Библия, однако, из-за соображений целесообразности, объясненных в предисловии, была без больших изменений перепечатана с Острожской и имела хождение в таком виде [1089] .
1087
РИБ. Т. 39. Стб. 751.
1088
Каптерев. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. II. С. 370–373.
1089
Библия сделалась очень редкой книгой: редки были как рукописные списки, так и Острожское печатное издание. Она даже отсутствовала на Печатном дворе. Поэтому царь повелел не дать хода проекту Епифания, именно: выпустить пересмотренное издание, – и перепечатать как можно скорее Острожскую Библию. Предисловие намекает на тех, кто готов всегда сказать: «Старое лучше нового». Оно кончается тем, что приводятся некоторые примеры исправлений слов, а также орфографии, внесенных иногда в самом тексте, иногда на полях.
Что касается внедрения новых книг и новых обрядов, то оно шло дальше в силу инерции, раз не было противоположных предписаний. На местах были новые иерархи, поставленные самим Никоном с целью содействия реформе. Так, Иларион, бывший настоятель монастыря св. Макария Желтоводского, 26 апреля 1657 г. заменил в Рязанской епархии Мисаила, убитого мордвой. Далее, 26 июля 1657 года новым Казанским митрополитом был назначен Лаврентий; наряду с этим, Стефан, архимандрит Нового Иерусалима, был послан в начале 1658 г. на кафедру в Суздаль. Последний, кстати сказать, не довольствовался необходимостью придерживаться нового Служебника; он начал служить по Чиновнику Никона; из-за прихоти или из-за вдруг нашедших на него сомнений, он постоянно изменял песнопения и обряды, сегодня у него служили так, завтра иначе. Он перемещал или совершенно уничтожал алтари, приводил в расстройство свой кафедральный собор, без всякого почитания обращался с гробницами похороненных там князей. Он грубо выбрасывал иконы частных лиц, с других икон он снимал золотые ризы и драгоценные украшения, чтобы взять их к себе и придать больший блеск своим собственным образам. В этом отношении он мог почти всегда сослаться на пример своего владыки Никона [1090] . Это все происходило в тот момент, когда в Москве уже никто не форсировал новшества, предоставляя им постепенно распространяться самотеком, укрепляться и делаться обязательными в епархиях, монастырях, деревнях.
1090
Румянцев И. Никита Константинов Добрынин. С. 139–142.
Власть не знала, как вести себя по отношению к оппозиционерам. Когда Неронов пришел и разбудил Питирима, чтобы рассказать ему, что Спаситель явился ему и приказал ему снова выполнять богослужение, хотя священник, принявший монашество, даже по старому Служебнику считался лишенным этого права, то митрополит ограничился ответом: «Верю тебе на слово, Богу всякие чудеса возможны» [1091] . Однако когда бывший дьяк Сибирского приказа, Третьяк Васильев, который после своего удаления в Чудов монастырь использовал свое свободное время, чтобы исследовать старые и новые книги, обратился к царю с обоснованной жалобой против служащих Печатного двора, против Евфимия и иностранцев, вмешивавшихся в работу по исправлению, не знавших ни грамматики, ни философии, ни богословия и поэтому только извращавших все дело и творивших раздор, то по указу от 9 ноября 1659 г. он, этот старый служитель церкви, этот вдумчивый начетчик, этот тонкий книговед был выслан для покаяния в Кирилло-Белозерский монастырь [1092] . Однако ему устроили очную ставку со справщиками в присутствии архимандритов Чудова и Богоявленского монастырей.
1091
Материалы. I. С. 166 (в 1659 г.).
1092
Описание актов собрания гр. А. С. Уварова. № 554. С. 360. Челобитная 1659 г. известна лишь постольку, поскольку об этом сообщил Третьяк в своей второй челобитной 1660 года. С другой стороны, в 1659 г. несколько ссыльных также были возвращены из Соловков (Белокуров. Библиотека и архив Соловецкого монастыря. С. 73), но ничто не подтверждает, что они были туда высланы именно из-за их оппозиции реформам.
Обвинения, посыпавшиеся в 1659 г. на суздальского архиепископа, были сложными в другом отношении. Они явно исходили от противников Никоновых новшеств; но, с другой стороны, они были столь важны и столь многочисленны, что игнорировать их было невозможно. Кампания велась священником суздальского кафедрального собора, до того времени неизвестным, но высказывавшим искреннюю приверженность к традициям, неутомимую деятельность и умение отстаивать свои мнения. То был Никита Добрынин. В Суздаль была направлена особая комиссия по расследованию дела, состоявшая из епископа Александра, переведенного в 1657 году из Коломны на новое место служения в Вятку, и дьяка Парфения Иванова. Здесь, в Суздале, было допрошено около тысячи лиц, и 23 марта 1660 г. соборное совещание под председательством Макария Новгородского присудило Стефана к тому, чтобы жить в покаянии в одном из монастырей с запретом выполнять какие-либо епископские обязанности. Это был первый процесс, учиненный за правонарушения не религиозного, а гражданского характера [1093] . Обвинениями служили произвол и превышение власти. Предметом рассмотрения второго дела были жалобы уже чисто религиозного характера. 9 августа 1660 г. Стефан должен был ответить на 50 обвинительных пунктов. Его объяснения сочли удовлетворительными относительно одних пунктов, его раскаяние было принято относительно других; в результате он был оправдан. Но ввиду того, что его и его духовенство ненавидели городские жители, он был лишен своей должности и причтен к клиру Архангельского собора в Кремле. Его главный обвинитель, поп Никита, обличенный в клевете, был отстранен [1094] . Никоновский епископ не подвергся порицанию, но и не получил поддержки в отношении противников; глава оппозиции был осужден, но ему не запретили излагать свои мнения. Этот двойственный приговор «и нашим, и вашим» чрезвычайно характерен для этой эпохи.
1093
Румянцев И. Никита Константинов Добрынин. С. 100–105.
1094
Там же. С. 108–124.