Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
Елагин получил все полномочия, чтобы вести следствие и предпринять нужные меры воздействия. Но была одна оговорка: не трогать Аввакума. Единственное воспоминание, которое царь сохранил о своем прошлом, – это было его дружеское отношение к протопопу.
VI
Казни на Мезени и в Пустозерске
Около середины марта – зимой путешествуют быстрее – Елагин прибыл в Окладникову слободу. Он был военным, полуголовой в одном из тех стрелецких полков, которым со времени смут 1662 г. царь поручил охрану своей особы. Он знал местность и тамошних людей, так как служил там раньше воеводой с 1661 по 1663 год [1564] . Он не собирался вступать в богословские споры. Местный воевода, добряк Греков, попробовал было вступиться, но он его отстранил. Кстати сказать, Греков и двух лет не пробыл
1564
ААЭ. III. С. 460; РИБ. XXIII. Стб. 517; XXI. Стб. 1216.
1565
В декабре 1672 г. воевода Петр Львов покинул Мезень: назначен туда он был, вероятно, в ноябре – декабре 1670 г. Последний раз Греков упоминается в октябре 1670 г. (Барсуков. Списки городовых воевод. Экземпляр из Древнехранилища [РГАДА]).
Иван и Прокопий сначала были тверды. Елагин приказал их повесить. Тогда они отреклись: смерть внушала им страх. Ведь и апостол Петр отрекся от своего Учителя! Об Анастасии нам ничего не известно: невероятно, чтобы она проявила малодушие, как они, и к тому же ее муж ей этого не простил бы. Но ведь она была женщина: судья обрек ее на участь ее детей. Всех троих заключили в земляную тюрьму, без сомнения, то была на половину врытая в землю изба, не имевшая иного доступа света, кроме как через узкое слуховое окно. Таким образом думали уничтожить всякое общение с Мезенью.
Юродивый Федор показал, что не был двуличным: он без колебаний принял повешение.
Лука был молодым мещанином из Москвы: двадцати пяти лет, единственный сын вдовы, сапожник по профессии. Его знали как кроткого, мягкого, не по летам вдумчивого человека. Он полностью проявил себя. Он ответил: «Верую и творю крестное знамение, как мой духовный отец протопоп Аввакум». Других обвинений против него не было: Елагин не посмел казнить его своей властью. Он заключил его в тюрьму и запросил Москву. Есть все основания думать, что он велел его повесить, уже проезжая через Мезень при своем возвращении и получив ответ из Москвы [1566] .
1566
Житие. Л. 260–261 об.; ср. Житие. Редакция В. Л. 55 об–56; 61 об. – 62 об. Во времена Семена Денисова, то есть в начале XVIII в., около Окладниковой слободы была небольшая часовня, построенная на месте, где были погребены Федор и Лука (Денисов. Виноград Российский. Гл. 73). Эту самую часовню в 1910 г. посетил Л. Ивановский. Он нашел там крест с многочисленными любопытными буквенными изображениями (Сборник Новгородского общества любителей древности. 1911. V. С. 2 и след., рис. на с. 39).
После этого чрезвычайный комиссар отправился в Пустозерск. Следуя инструкции, он должен был заставить четырех ссыльных подписать формуляр, которым они высказывали свою покорность церкви и церковному собору, свое признание измененного Символа веры и нового крестного знамения. В таком случае они получали помилование и свободу; в противном случае их ждала казнь. Они составили свою формулу исповедания: «Мы святых отец церковное предание держим неизменно, а палестинскаго патриарха Паисея с товарыщи еретическое соборище проклинаем». Затем они высказывали свое мнение о ересиархе Никоне и о иных вещах. В течение трех дней Елагин убеждал их уступить – они отказывались.
На четырнадцатый день апреля в четверг на Фоминой неделе протопоп Аввакум, поп Лазарь, дьякон Федор и инок Епифаний были извлечены из своей тюрьмы и приведены на место казни: палач, плаха, топор – все было готово [1567] . Они ждали, что им отрубят голову, так как Елагин им сказал, что все будут обезглавлены.
Собрались все жители Пустозерска. Они благословили их всех вместе и простились с ними, давая последние наставления: «Не прельщайтеся Никоновым учением! за истинну страждем и умираем». Аввакум благословил плаху: «То де наш престол стоит», – сказал он. Затем, ожидая пока им отрубят голову, они благословили друг друга и дали друг другу лобзание мира.
1567
О событиях,
Тут им прочли приговор: «Изволил-де государь, и бояря приговорили, тебя, Аввакума, вместо смертные казни учинить струб в землю и, сделав окошко, давать хлеб и воду, а прочим товарищам резать без милости языки и сечь руки».
Услышав это, Аввакум плюнул и сказал: «Плюю де я на ево хлеб, не ядше умру, а не предам благоверия» [1568] . Елагин отослал его. Он залился слезами, крича и скорбя, что его разлучают с братией.
Остальные сложили руки в крестное знамение, показали их народу и подняли глаза к небу.
1568
Житие. Редакция В. Л. 78 об. – Прим. ред.
С помощью двух стрельцов палач схватил Лазаря за руки и стал вставлять ему между зубами деревянный «жеребей». Это им не удавалось, так как у них дрожали руки. Тогда Лазарь сам взял язык рукой: язык был весьма мал с того времени, когда ему его отрезали в первый раз и его нельзя было ухватить клещами. После этого он стал сам же резать его у самого основания горла. Он принимался резать его раз десять, потому что пальцы его дрожали. Наконец, ему это удалось и он бросил отрезанный язык наземь, как кусок мяса. Затем он произнес сильным, как и прежде, голосом: «Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных!» Все присутствовавшие, пораженные ужасом и изумлением, дрожа от страха, громко рыдали и, как бы остолбенев, повторяли лишь: «Господи, помилуй!»
Лазарь сказал: «Мужик, мужик, скажи царю: Лазарь без языка говорит и болезни не чаю». Однако кровь текла обильно, и от нее стали красными два больших полотенца. Лазарь бросил одно из них в толпу: «Возьмите дому своему на благословение!»
Затем его схватили за правую руку и положили ее на плаху. Лазарь сам подготовил все и направлял топор. Ему отсекли руку у запястья. Пальцы были вытянуты, но, когда рука упала с плахи, пальцы сложились в крестное знамение, как бы проповедуя истину. Лазарь сказал: «Подайте ми руку». Ему ее отдали. Он принял ее и облобызал. Пальцы снова сложились для крестного знамения. Тогда он спрятал ее на груди. Кровь рекой лилась у него из руки и горла. «Кровь-де, – сказал он, – мне мешает говорить, а не язык». Однако он говорил ясно и продолжал обличение: «Власти не праведно судят, обольстили царя еретики» [1569] .
1569
РИБ. Т 39. Стб. 713–716. – Прим. ред.
Когда дошла очередь до Епифания, то он с лучезарным лицом стал умолять Елагина отсечь ему голову. Тот отказал ему в этом. Тогда, видя подходящего к нему с ножом и клещами палача, он глубоко вздохнул и сказал, глядя на небо: «Господи, помози мне!» Вслед за этим он тут же погрузился в сон и едва, как бы во сне, почувствовал, как ему обрезали язык. Затем положили на плаху его руку; палач хотел было ему отсечь пальцы на суставах, чтобы скорее затянулась рана, но он, упорно желая смерти, сказал, чтобы отсекали поперек костей. Ему отсекли четыре пальца, он их взял и положил в карман [1570] .
1570
Барсков. С. 251: 17–29 (Житие Епифания); см. также: Житие. Л. 262 об.
Дьякону Федору отрезали язык целиком, оставив лишь небольшой кусочек, срезанный наискось. Но это было не проявлением милости, а скорее ошибкой: нож выскользнул из рук палача. Затем ему отсекли правую руку поперек ладони [1571] .
Замученные были затем отведены в свои темницы. Считая свою жизнь конченной и вверяя ее только Господу, они роздали все, что имели, не оставив себе даже и рубах. Они отказались от принятия пищи [1572] .
1571
Житие. Л. 263–263 об.
1572
РИБ. Т. 39. Стб. 716.