Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
Более чем когда-либо по Поморью ходили странствующие проповедники, сохранившие более или менее близкие отношения со знаменитым монастырем. Дьякон Пимин, отпущенный после казни Захарьева в середине 1672 года, не остался на берегу Белого моря, а ушел в глубь Карелии; он выходил из своего уединения, чтобы проповедовать в селах, и славился своими строгими постами и веригами [1596] . Герман, привезенный в Москву в июне 1672 года, затем освобожденный либо сбежавший из тюрьмы, отправился в Каргополь и, несмотря на новые аресты, стал не менее деятельным [1597] . Игнатий сначала нашел пристанище у каргопольского Спасо-Преображенского монастыря, где он пребывал у игумена Евфимия. Затем он избрал местом своей апостольской деятельности Повенецкую область на север от Онежского озера: он был великим аскетом, любителем книг, приобретал учеников словом и пером и считал себя призванным основать большой монастырь [1598] . Геннадий, после того как бежал из Новоспасского монастыря, укрылся около 1670 года на реке Тихвинке [1599] . То были новые пришельцы, так как они оставили Соловки со времени осады и даже не сколько раньше. Старые друзья Епифания Корнилий и Кирилл продолжали пользоваться прежним уважением: первый жил в Кяткозере, говорили, что ему было сто лет, однако он продолжал рубить деревья и пахать землю: горожане и жители деревень приходили издалека просить у него совета и молитвы [1600] . Кирилл основал скит на реке Суне, создав церковь Святой Троицы, которая превратилась в богослужебный
1596
Филиппов. С. 29–30
1597
ДАИ. XI. С. 346. № 67; Филиппов. С. 124
1598
Филиппов. С. 81–82; Смирнов. Внутренние вопросы. С. XI.
1599
Смирнов. Внутренние вопросы. С. XII.
1600
Смирнов. Внутренние вопросы. С. XIII.
1601
Там же. С. XV–XVI; о его Житии см.: Там же. С. CXVII–CXIX.
Поморье поддерживало отношения с Пустозерском: монах Филипп, который жил с Корнилием, принес ему известие о совершенных 14 апреля казнях и о последовавших чудесах. Этот монах был не кто иной, как иподьякон Федор Трофимов, который, после того как отрекся перед собором, чтобы получить свободу, вскоре постригся в монахи. Он посетил своего учителя попа Лазаря, на этот раз в том же самом месте, где сам в 1666 году провел несколько месяцев в изгнании [1602] .
Но человеком, который в полном смысле объединял все Поморье и связывал его с другими общинами, был не кто иной, как бывший тихвинский игумен Досифей. Когда под давлением последователей Никона он в 1670 году должен был оставить свой монастырь, он приехал в Москву, где мог видеться и беседовать с Морозовой и всеми верующими, ошеломленными и смущенными арестом Авраамия, но так как он не мог долго оставаться в столице, рискуя быть обнаруженным, то он отправился в Курженскую пустынь близ Повенца [1603] . Его известность с этого времени стала расти: Корнилий и Кирилл были лишь простыми монахами, Игнатий и Пимин были иеродьяконами; правда, один священник тоже скрывался на Суне, но Досифей был одновременно и священноиереем, монахом и игуменом. Он полностью воплощал в себе в этом округе все вообще достоинства священства. Досифей был воистину «великим аввою», «апостольским мужем», «человеком ангельского образа» и отцом. Он, без сомнения, заслуживал всех этих наименований своей добродетелью, неутомимой деятельностью, преданностью вере, и, более того, своей здравой и ясной мыслью, чуждой всех крайностей. Множество людей стекалось в Курженскую пустынь: сюда шли известные отшельники, чтобы посовещаться с ним и согласовать с ним текущие вопросы; усердно верующие, чтобы следовать его примеру благочестия; и все остальные, чтобы получить от него причастие, становившееся все более и более редким. То была, сказал сочувственно настроенный Филиппов, лучезарная весна старообрядчества после суровой зимы. Досифей не сидел на месте; он всегда направлялся в самые различные места и, благодаря своей подвижности, был неуловим для гонителей. Он часто бывал в Москве, позднее отправился на Керженец, вслед за чем обосновался на Дону. Аввакум, узнав, что он находится вблизи тех, кому он так много писал, не пропускал случая испросить его благословения [1604] . Вместе с пустозерскими отцами, но более умело, более действенно, даже более духовно-наставительно – так как там, где он появлялся, он всегда исповедовал, служил обедню и оставлял запас Святых Даров для причащения верующих – Досифей осуществлял руководство на путях старой веры.
1602
ГИМ. Собр. Хлудова. № 270. Л. 29–30 (Житие Корнилия. Гл. VI) Ср.: Смирнов. Внутренние вопросы. С. XIII–XIV, CXIV. Филипп оставался восемнадцать месяцев при Корнилии, затем отправился в Новгород. Там он был арестован, отправлен в Москву и сожжен в царствование Федора, то есть после 1676 г.
1603
Хронологию странствий Досифея установить трудно, имея лишь отрывочные сведения, притом неточно датированные Филипповым, или приблизительно установленные по Житиям Морозовой и Корнилия. П. С. Смирнов (Смирнов. Внутренние вопросы. С. XXIV–XXVII) без необходимости пренебрегает указаниями Строева (Строев. Списки иерархов. Стб. 94), по которым Досифей остался в Тихвине до 1670 года; его пребывание в Москве в ноябре-декабре 1670 года засвидетельствовано; см.: Материалы. VIII. С. 155; Житие Морозовой (Барское. С. 310). Ничто не указывает на то, что он был в Курженской области до 1671 года. [О Досифее также см.: Агеева Е. А., Шаткое А. Т., Юхименко Е. М. Досифей // Православная энциклопедия. М., 2007. Т. 16. С. 58–61. –Прим. ред.]
1604
РИБ. Т. 39. Стб. 834 (1675 г.). Некий «монах Досифей, восставший против Церкви», был арестован близ Великих Лук в 1675 году до 12 июля и отправлен в Москву; у Георгия Томилова, крестьянина, у которого он останавливался, нашли Псалтырь, Святые Дары, ладан, воск и исписанные тетради (РГАДА. Белгородский стол. Кн. 820. Л. 1–10). Возможно, что здесь речь идет об игумене Досифее, но это ничем не подтверждается. Зато это был, несомненно, именно игумен Досифей от Троицы на Олонце, который в 1677 году в частном доме в Ярославле постригает горшечника Дениса Фомина, который сейчас же уединяется после этого на Дону, проживает там три года в лесах, прежде чем вернуться оттуда в города, точнее в Рыбное, а затем в Москву. (Румянцев. Лет. С. 97–98). [Последние разыскания показывают, что с Троицкой Сунарецкой пустынью близ Олонца был связан именно Досифей, игумен Николо-Беседного монастыря. См.: Агеева Е. А., Шаткое А. Т., Юхименко Е. М. Досифей // Православная энциклопедия. М., 2007. Т. 16. С. 59. – Прим. ред.]
В воеводствах Ивановском, Суздальском и Вязниковском экспедиция Лопухина не достигла цели. Рассеянные «раскольники» вновь обосновались на местах. У них были свои начальники, которые вербовали новообращенных, укрывали скитающихся верующих, имели даже свои школы, своего рода семинарии. У них было бесконечное количество скитов, они имели влияние даже на монастыри официальной церкви. Мать Евпраксия с монахинями Екатериной и Мариамной из местечка Рамешки заправляли всем. Тут продолжали господствовать самые крайние взгляды. Иеромонах Александр из пустыни святых Петра и Павла на Сахтышском озере в Суздальском воеводстве учил следующему: «В нынешнее де время Христос не милостив, пришных на покаяние не приемлет». Многие другие также утверждали, что не нужно ни жениться, ни жить с женой; не нужно больше крестить детей; не нужно причащаться; нельзя допускать в свой дом попов; короче говоря, нет больше ни таинств, ни священства, ни евхаристии, ни крещения, ни брака, ни покаяния [1605] . Эти новые капитоны, правда, общались со своими соседями, традиционными старообрядцами, но отнюдь не видно было, чтобы они признавали авторитет пустозерских отцов или влияние Досифея.
1605
Донос Серапиона (Барсков. С. 78–85) дает в этом отношении много точных указаний. Он, по-видимому, относится к периоду 1667–1670 годов. См. также Барсков. М. 328–336.
Ближе к востоку, в направлении Нижнего, старая вера процветала в полной мере. Патриарх Макарий, возвращаясь в июле 1668 года к себе домой и спускаясь по Волге, счел себя обязанным написать патриарху Иоасафу: «Обретаютца здешния страны многия расколники и противники не токмо от невежных, но и от священников; вели тех противников и расколников, где они обрящуюся и слух будет о них, смирять
1606
ГИМ. Синодальное собр. свитков. № 1268.
1607
Макарий // Нижегородские губернские ведомости. 1848. № 44, 45; 1849. № 24.
1608
Барсков. С. 13–14.
В северной части левой прибрежной полосы Волги глухие леса более, чем когда-либо раньше, заселились теперь благочестивыми скрытниками. Зимой глубокие снега, летом трясины, предательски сокрытые под зеленью травы, были верной защитой от гонителей. Ежегодно на Макарьевской ярмарке можно было, пользуясь сутолокой, возобновить общение с внешним миром, обзавестись товарами и продовольствием. Вдоль быстрого и своенравного Керженца образовался целый своеобразный мир; какой-нибудь небезызвестный инок обосновывался в чаще, привлекая учеников, и здесь уже нарождался целый скит или пустынь, а в тени его вырастала и деревушка. Отступничество Ефрема Потемкина не уничтожило его скита Смольяны, который теперь повиновался Дионисию из Шуи. Инок Арсений, вышедший из Соловков во время осады, основал Шарпанскую пустынь [1609] ; славу же ей принес другой бежавший из Соловков инок по имени Софоний. В 1676 году существовала еще Онуфриева пустынь. Онуфрий пользовался особой властью, так как Досифей оказывал ему свое особое расположение. Рядом находился и другой скит, управляемой матерью Марфой, уроженкой города Романова, откуда родом был и поп Лазарь [1610] ; в этом скиту было около тридцати монахинь.
1609
Карабинович. II. С. 56.
1610
Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. I. Стб. 583–584. № 2 (мать Феодора, арестованная в 1721 году, дает показания о том, что она приняла иноческий чин «сорок пять лет» назад у Досифея в соседнем, недалеком от Онуфриева, скиту).
Керженец был новым необжитым краем, и в нем не было освященной церкви, где можно было бы служить литургию. В этом отношении он стоял ниже Поморья. Тут, на Керженце, ждали главным образом и больше всего набожных странников, священников и мирян, приносивших из какого-нибудь более счастливого места запас Святых Даров, который чаще всего доставлялся в простом холстинном мешке, не привлекавшем внимания. Из этих запасов верующие сами причащались затем в течение долгих месяцев. Нужда заставляла прощать многое, а в будущем приходилось прощать и еще больше, так как Святые Дары становились все более редкими. Их всячески старались продлить, дробя на мельчайшие частицы, разминая их в неограниченном количестве муки, либо только соприкасая их с этой мукой, делая это столько раз, столько это было необходимо. Благодаря этому уже в самом разгаре XVIII века старообрядцы уверяли, что Святые Дары, оставленные Досифеем, неистощимы, даже если бы понадобилось причащать ими сто тысяч верующих в течение пяти тысяч лет [1611] .
1611
Евфросин. С. 68; Смирнов. Внутренние вопросы. С. 159–164.
В южных районах Поволжья гонение, либо только предполагаемое, либо уже начатое, к тому же сопряженное со всеми прочими бедами времени, казалось, так ярко сочеталось с ожидаемым приходом антихриста, что многие не захотели вообще больше жить на свете. Крепостничество усиливалось, отряды Разина гуляли повсеместно. Ужас расправ, длившихся уже более трех месяцев, поражали воображение: одиннадцать тысяч человек, умерщвленных рукою палачей! Предместья Арзамаса с их виселицами, на которых болтались от сорока до пятидесяти тел, со свежеотрезанными головами, истекавшие кровью, с живыми людьми, посаженными на кол и вопиющими до третьего дня – все это являлось как бы прообразом ада [1612] . В этой атмосфере ужаса и отчаяния представление о том, что прежняя вера будет запрещена не только теоретически, как было до сих пор, но и в действительности, на практике вызвало мистическое безумие. «В том же году [1672], – пишет неизвестный летописец из Нижнего, – в Нижегородском Закудемском стану во многих селех и деревнях крестьяня (…) по прелести их с женами и с детьми на овинах пожигалися» [1613] .
1612
Relation des particularit'ez de la r'ebellion de Stenko-Razin… 'episode… pr'ec'ed'e dune introduction… par le prince Augustin Galitzin. Paris, 1856. P. 20. Все это происходило именно в 1671–1672 годах в Нижегородском воеводстве, где число крестьянских дворов в те годы уменьшилось на 10 000 Тихомиров. С. 132).
1613
Древняя российская вивлиофика. XVIII. С. 92.
Эти овины были очень небольшими деревянными постройками, где обычно перед обмолотом сушили снопы: снизу тут была устроена топка. Ничто так быстро не воспламенялось, как эти срубы. Там могли поместиться не более шести человек. По свидетельству Аввакума, там, где он родился и жил, «тысящи з две и сами миленкие от луквых-тех духов забежали в огонь» [1614] . Таким образом, вокруг Княгинина и Мурашкина запылали сотни и сотни семейных костров. Люди привязывались один к другому, чтобы предотвратить бегство малодушных, убоявшихся в последнюю минуту смертного часа. Кто-то один, оставшийся на свободе, разжигал огонь; затем он, если хватало решимости, сам бросался в пламя, либо, если его охватывал страх, убегал [1615] .
1614
РИБ. Т. 39. Стб. 873.
1615
Димитрий Ростовский, митр. Розыск. III. Л 16–17.
На Дону другими беглецами был создан новый центр старой веры. Надо сказать, что у казаков с существовавшей церковью вообще были лишь часто прерывающиеся отношения. Для населения около тридцати тысяч душ существовало только две церкви: собор в Черкассах и церковь в Усть-Медведице при Преображенском монастыре, освященная в 1662 г.; в других местах были лишь простые часовни. В отношении же московского правительства казаки вели себя совершено как автономная республика: были то союзниками, то врагами, то просто порой безразличными выжидавшими момента зрителями событий. Смелая вылазка Разина достаточно показала это. Таким образом, гонимые старообрядцы находили на Дону, помимо безопасности, и благодатную почву для проповеди.
Первым пионером в этой религиозной колонии, чье имя дошло до нас, был священник Иов Тимофеевич. С ним мы уже встречались в связи с его служением у Покрова в Ракове, а затем в церкви Святителя Николы, что на Красных Холмах. Среди его учеников был тот самый монах Гавриил, что позднее сыграл столь значительную роль в старообрядчестве [1616] . Когда после церковного собора от Иова потребовали изъявления покорности, он прибегнул к своему излюбленному средству защиты – бегству. Вместе со своим другим учеником, Нифонтом, он направился в степные просторы Юга, но на пути остановился между Рыльском и Курском: тут к нему примкнули другие беженцы, и в 1669 году был основан Льговский монастырь.
1616
Его допрос в 1682 г. дает ценные сведения о биографии Иова (Румянцев. Лет. С. 98–106).