Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
Евдокию в ее монастыре также посещали многие. Однажды, даже среди бела дня, она смогла выйти на улицу и отправиться на Псково-Печерское подворье. Предупрежденная Феодора выслала ей навстречу Анну Амосовну. Евдокия проникла в камеру к сестре под самым носом стражника-стрельца, сделав это под видом возвращающейся Анны Амосовны. Обман скоро получил огласку, но Феодора призвала сотника, тот успокоил своих людей и обещал на заре проводить Евдокию. Сестры, таким образом, смогли побеседо вать в течение целой ночи. Эта встреча была подготовлена Еленой Хрущевой, которая постоянно общалась с заключенными, посылала либо носила сама в темницу пищу и одежду. Инокиня Мелания восстановила в одном из домов в Москве тайный монастырь. Она находилась в постоянной переписке с Феодорой и Евдокией, продолжая ими духовно руководить. Она также взяла на себя заботу о Марии Даниловой и навестила ее в темнице. Все три были связаны этим духовным общением [1639] .
1639
Барсков. С. 310–312 (отрывок из Жития Морозовой, не напечатанный Субботиным).
Эти боярыни были весьма неудобными для стороживших их игумений и даже для высших властей. Старый патриарх Иоасаф умер 17 февраля 1672 года; 5 июля новгородский митрополит Питирим заступил на его место [1640] . Никакой развязки пока не предвиделось. Питирим, правда, обладал примирительным характером. Он был стар и много хворал [1641] . Прошло немного времени, и он
1640
Дополнения к 3-му тому Дворцовых разрядов. Стб. 447.
1641
Вскоре он попросил об отставке (ГИМ. Синодальное собр. № 130. Л. 151–152).
1642
Около 15 мая 1672 г. царь посылает в Курляндию полковника фон Стадена, и тот к 3 декабря привозит на Русь пятерых музыкантов. В начале июня он приглашает Грегори, пастора храма в Немецкой слободе, поставить комедию «Эсфирь». 17 октября ставят «Артаксерксово действо», и царь допускает Грегори до целования руки, что было необычайно для иностранца, если он не был послом. В играемых пьесах большое место занимали музыкальная часть и грубый комизм; диалог велся на немецком языке, но знатным гостям раздавали русский перевод; музыка сочинялась иностранцами в Москве; затем ставили спектакли и в Кремле, до самой смерти Алексея. Об этих начатках русского театра см. материалы, опубликованные С. К. Богоявленским (Московский театр при царях Алексее и Петре // ЧОИДР. 1914. II. Отд. I. С. 1–192), а так же: Финдейзен. I. С. 311–324.
1643
Румын Николай Милеску, вызванный в Москву и прозванный в Москве Спафарием (Спатаром), был назначен 14 декабря 1671 года в Посольский приказ переводчиком с греческого и латинского языков. Он, между прочим, переводит арифметику, книгу о четырех монархиях, трактат о «семи искусствах» для царевича Феодора и становится наставником сына Матвеева (Legrand. Bibl. hell. du XVII si`ecle. I V. Paris, 1896. P. 62–104; Каптерев. О греко-латинских школах в Москве. C. 622–623; Михайловский // Сборник историко-филологического общества при Институте кн. Безбородко в Нежине. 1899. II. С. 24 и след.; Новые данные о службе Николая Спафария в России (1671–1708 гг.) / С предисл. Ю. Арсеньева // ЧОИДР. 1900. IV. Отд. I. С. 1–63; Соболевский. Переводная литература Московской Руси. см. указатель; Яцимирский. Николай Милеску Спафарий). Писец А. Никифоров перевел в 1672 г. немецкое научное сочинение (РНБ. Собр. Погодина. № 1682). Андрей Виниус перевел в 1674 году собрание ста двадцати четырех басен (ГИМ. Собр. Забелина. № 78). Царь велел раздать по монастырям «Меч духовный» Лазаря Барановича (Киев, 1666), наполненный цитатами из латинских авторов и насыщенный латинскими заблуждениями, на что Никон горячо возражал из своей ссылки (Барсков. С. 112–113). В 1673 году Посольский приказ обладал ста двенадцатью книгами, польскими, латинскими и немецкими (Белокуров. О библиотеке московских государей. С. 34–48). В Киеве издаются книги даже на польском языке, до восшествия на патриарший престол Иоакима они свободно продавались в Москве (ЧОИДР. 1895. II. Смесь. С. 18–19; изложение реферата В. О. Эйгорна). См. также: Шляпкин. С. 52–108. Здесь имеются многочисленные данные о западном влиянии на Руси (к сожалению, без уточнения дат).
1644
Менезий отправляется в путь 20 октября 1672 года, вместе с саксонским медиком Ринхубером в качестве секретаря. Он проезжает через Дрезден, Вену, Венецию, Лоретто (город в Италии), остается в Риме с 8 августа по 20 сентября 1673 г. и возвращается в Москву 28 марта 1674 г. (О Менезии см. пространную монографию Чарыкова; о Ринхубере см.: Pierling P. Saxe et Moscou. Un m'edecin diplomate. Paris, 1893).
Во втором часу ночи Морозову привели в Чудов монастырь, где находились митрополиты Питирим и Павел и большое количество гражданских чиновников. Так как старообрядцы отвергли, считая нечистым, все то, что шло от официальной церкви – обряды, таинства, благословение, то стало уже обычаем их к этому принуждать. Питирим хотел совершить помазание елеем над Морозовой: она резко его оттолкнула, крича: «Не губи мя, грешницу, отступным своим маслом – и, потрясая своими цепями, продолжала, – Чего ради юзы сия аз, грешница, лето целое ношу? Сего бо ради и обложена есмь юзами сими, яко не хощу повинутися, еже приобщити ми ся вашему ничесому же. Ты же весь мой недостойный труд единым часом хощеши погубить! Отступи, удалися!» Тогда они окончательно озлобились и потащили ее за надетый ей на шею железный ошейник, чуть не сломав ей шею: ее голова ударялась о каждую ступеньку лестницы; в десятом часу ее отвели обратно в темницу [1645] . В ту же ночь таким же образом отпирались Евдокия и Мария.
1645
Период, в котором считали 9 часов и более ночи, был с 22 июля по 23 апреля (Забелин. Домашний быт русских царей. I. С. 111). Кроме того, в августе и сентябре, марте и апреле сказали бы вместо «девятого часа ночи» скорее «час, два часа до утра». Очевидно, речь идет о зимних месяцах, с ноября 1672 по февраль 1673 года.
В последующую ночь всех трех подвергли пыткам. Марию, обнаженную по пояс со связанными за спиной руками, пытали также на дыбе и огнем; за ней последовала княгиня, претерпевшая те же орудия пытки. И она, совершенно измученная, была брошена рядом. Затем последовала Феодора. Князь Иван Воротынский, который руководил пытками, сжалился было над ней: «От славы в бесславие прииде! И кто ты еси, и от какого рода? Се же тебе бысть, яко приимала еси в дом Киприяна и Феодора юродивых и прочих таковых». Она возразила: «Помысли убо о Христе, кто он есть, и чий сын, и что сотвори?» В течение получаса ее держали подвешенной; ремни впились ей в запястья. В течение трех часов их затем оставили лежать распростертыми на снегу. После этого их снова повели к огню. Марию дважды секли «в пять плетей» по спине и по животу. «Се ли християнство, еже сице человека умучити?» – спросила Феодора думного дьяка Илариона. Только в 9-м часу ночи их унесли. На Болоте их уже ожидал костер. Мелания побежала предупредить Феодору: «Уж и дом тебе готов есть, вельми добре и чинно устроен, и соломою – целыми снопами – уставлен!» Оттуда она побежала к Евдокии и крикнула ей в окно: «Днесь или утрие отходите ко Владыце, но обаче идите сим путем, ничтоже сумнящеся!»
Однако царь на это не решался. Он изменил способ действия. «Мати праведная Феодосия Прокопиевна! Вторая ты Екатерина-мученица! Молю тя аз сам, послушай совета моего. Хощу тя аз в первую твою честь вознести. Дай мне таковое приличие людей ради, что недаром тебя взял: не крестися тремя персты, но точию руку показав, наднеси на три те перста!» – «Он же повелит мя с честию вести в дом мой, то аз, на главах несома боляры, воскричю, яко аз крещуся по древнему преданию святых отец! А еже каптаною мя своею почитает и аргамаками – поистине несть ми сие велико (…) поистине дивно и есть, еще аще сподобит мя Бог о имени его огнем сожжене быти (…): сие ми преславно, понеже ее чести не насладихся никогдаже». Но вместо нее умер Питирим [1646] .
1646
Он умер 19 апреля 1673 г.
Феодора, в целях полного разобщения, была переведена в Новодевичий монастырь [1647] . Напрасный труд! Дворы монастыря стали набиваться каретами знати, желавшей с ней повидаться. Тогда царь повелел перевести ее в Хамовники. Там ее стали навещать Мелания и Елена. Царевна Ирина, старшая сестра царя, вступалась за нее: «Почто, брате, не в лепоту твориши и вдову ону бедную помыкаеши с места на место!» – «Добро, сестрица, добро! Коли ты дятчишь об ней, тотчас готово у мене ей место!» Сначала Морозова, а затем Евдокия и Мария были перевезены в Боровск и брошены там в подземелья монастыря Рождества Богородицы [1648] .
1647
Уже давно русские монахини были заменены там малороссиянками (Павел Алеппский. IV. С. 151).
1648
Малинин. Калуга. С. 185. Это указание основано на предании, но это предание, существующее в городе, где были погребены мученицы и где старая вера создала многочисленную общину, заслуживает доверия. Монастырь Рождества Богородицы существовал с 1544 года. На его месте в 1834 году был построен храм Рождества Христова (Там же. С. 189).
Там они нашли еще одну бодрую духом – Устинью, возможно, ту самую женщину, что обратила к вере юродивого Киприана [1649] . Заключение тут было еще более суровым, чем в Москве, но посещения, тем не менее, продолжались: муж Даниловой, полковник Иакинф, угощал в своем доме в Москве сотников из числа стражи, посланных в Боровск; на месте же всегда находились добрые люди, чтобы снабжать заключенных пищей как для плоти, так и для души. Братья Феодосии, Иродион – племянник Марии, мать Мелания, Елена Хрущева и другие без особого труда проникали в темницу [1650] . Феодора и Евдокия не прекращали писать и получать письма.
1649
См. выше гл. V, разд. II.
1650
Материалы. VIII. С. 175–192 (Житие Морозовой).
Евдокия нисколько не заблуждалась насчет верования и нравов своего мужа и доверила своих детей Ксении Ивановне, одной из преданных женщин своей сестры. Из своей темницы она посылала им письма, преисполненные самой горячей любви [1651] .
С самого начала своего заключения княгиня почувствовала, что сердце ее разрывается. Муж ее совершенно забыл. Он даже подумывал уже о новой женитьбе; страдала она, главным образом, из-за детей: «Говорите отцу и плачьте перед ним, чтобы не женился, чтобы не погубил вас; теперь-то, светы, и плачьте перед отцом, покуды не женился, а как женится, так и не пособить, лише вечно станете плакать» [1652] . Он не разделял ее веры: имел ли он вообще какую-либо религию – этот бесталанный придворный [1653] – помимо удовольствий и своей карьеры?
1651
Тринадцать писем княгини Урусовой были найдены в бумагах Преображенского приказа и изданы с введением и примечаниями. Эти письма вводят нас в тесный круг московской аристократической семьи того времени; они освещают нам личность Евдокии, оставленную на втором плане в Житии Морозовой. Что касается датировки, то Высоцкий напрасно считает, что они все написаны из Боровска: те, в которых она упоминает о будущем втором браке князя Урусова, предшествуют апрелю – июню 1672 года, ибо Аввакум, когда писал в Пустозерск в июне – июле 1672 г., уже знал об этой женитьбе (Житие. Л. 249–249 об.).
1652
Высоцкий. С. 22–23 (ср. с. 12–13).
1653
Получив в конце июня 1670 года строгое приказание выступить против Разина (Древняя русская вивлиофика. XXIII. Стб. 1344; РГАДА. Московский стол. Кн. 281. Л. 21–26), он был обвинен в том, что не оказал помощи Симбирску и бежал от Алатыря (Попов. Материалы. С. 84, прим. 30; 93). Он был вновь призван в ноябре 1670 г., но затем замещен Юрием Долгоруким и выслан в свое имение (Там же. С. 97, 181). Он должен был вернуться в Москву в течение 1671 г.
Ее старший сын, Василий, походил на отца: ему было лишь около пятнадцати-шестнадцати лет [1654] , а у него уже были все стремления солдафона. Он пил, и когда сестры его упрекали в этом, он им говорил грубости. В одном душу раздирающем письме княгиня призывает его к религии и добродетели: «Буди ты ласков к сестрам (…) только у тебя и сердешных приятелей, что они, а у них ты един же приятель сердешной». «Помни, свет, кто вино пьет, тот не наследит Царствия небесного». «Имей чистоту душевную и телесную; ведай, мой свет: блудники и в огне вечно мучатся». Она старалась поразить сознание бездельника выражениями трогательными, но вместе и твердыми: «Все сия слова мои напиши в сердце своем, помни вовеки приказ мой, не преступи прошения моего». «А буде грех ради моих возлюбишь ты нынешнюю новую веру, и ты скоро умрешь, и тамо станешь в будущем мучиться, и мене не нарекай уж себе матерью, уж я не мать тебе» [1655] .
1654
В 1676 г. он был уже стольником (Дворцовые разряды. III. Стб. 1638; Боярские книги. VII. С. 80).
1655
Высоцкий. С. 9–11 (письмо, адресованное одному только Василию).
Ее две младшие, Анастасия и Евдокия, были ее единственным утешением, и вместе с тем они приводили ее в отчаяние. Она верила в свою близкую кончину: что же станется с ними, сиротами, с которыми так грубо обращается как брат, так и отец? Невинные и чувствительные десяти– и двенадцатилетняя [1656] девочки были любящими сострадалицами матери. Они посылали ей деньги, если только могли их достать, и, наряду с этим, предметы туалета, полотенца, полотно, нитки, носовые платки, а также воск для свечей. Мать же им посылает каждому лестовки с написанным на них своим именем. Она дает им нравственные советы: будьте скромны и ласковы, любите друг друга, не дурачьтесь во время масленицы, одевайтесь скромно, в зеленый и лазоревый цвет, не пейте крепких напитков. Творите милостыню. Она много думает об их духовной настроенности: «Молитеся, светы мои, не ленитеся (…) как вам приидет печаль, и вы плачьте перед Творцом своим: велика помощь слезы душе (…) молитеся, светы мои, ночью (…) ночная молитва велика». «Говорите кануны по умерших». Она им посылает книгу «Луг духовный». «Чтите слово Божие (…) познаете сами прелесть и погибель нынешнюю». Советует читать Кирилла Иерусалимского и Ефрема Сирина, Апокалипсис и «Книгу о вере»; «Просите вы книги у отца, да спрячьте у себя их (…) всего дороже книги старые, ныне не добьешься таких». Для нее была ужасна мысль о том, что они могут когда-нибудь отойти от истинной веры: «Пекитеся о душе. Все минуется, а душа всего дороже»; «Утешься вы душу мою сокрушенную (…) и помилуйте вы душу свою, не погубите души своея вовеки, не прикасайтеся вы к нынешней погибели; храните, светы мои, веру християнскую (…) всячески берегитеся от прелести антихристовой!» Этих двух златокрылых ласточек, этих столь любимых горлиц она готовила к мученичеству: «Того убойтеся, светы мои, кто может душу ввергнуть в геенну огненную вовеки». Только им обеим доверяет она их брата; она просит их настоять на том, чтобы отец взял образ Тихвинской Божией Матери [1657] .
1656
Аввакум видел Анастасию «совсем крошкой» в Москве еще в 1664 году; в 1681 году она уже заневестилась (РИБ. Т. 39. Стб. 848–849).
1657
Письма II, IV, VII–X, XII обращены к Анастасии и Евдокии; V, VI, XI – детям вообще.