Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере

Новикова Людмила Геннадьевна

Региональная общественность, всегда заявлявшая о необходимости разрабатывать ресурсы края русскими силами, добилась и того, что правительство обратило внимание на охрану северного хозяйства от иностранной конкуренции. В частности, кабинет попытался (хотя и безуспешно) добиться международного соглашения о расширении на Севере с 3 до 12 миль зоны территориальных вод, где запрещались иностранные промыслы. Он утвердил постановления по борьбе с незаконной ловлей рыбы иностранными судами вдоль северного побережья и обсуждал введение протекционистских барьеров в отношении рыбного импорта. По поручению правительства разрабатывались планы усиленной колонизации прибрежных островов, в частности архипелага Новая Земля, чтобы закрыть туда доступ заграничным предпринимателям и колонистам [347] .

347

Собрание узаконений и распоряжений ВПСО. 1919. № 6. Ст. 291. С. 8–9; Вестник ВПСО. 1919. 17 марта и 10 апр. См. также переписку ВПСО с российскими

заграничными представительствами: ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 45. Л. 7, 39, 69–78; Д. 70. Л. 124–125 об.

Северное хозяйство было лишь одним из предметов внимания региональной элиты. Местные активисты полагали, что преодолеть отсталость края возможно, лишь повысив общий культурный уровень населения. Поэтому по инициативе региональной общественности, прежде всего архангельских учителей, осенью 1918 г. была учреждена автономия средней школы, стала расширяться сеть образовательных учреждений, вводилось профессиональное и практическое обучение, внешкольное образование для взрослых [348] . Тем временем губернское земство озаботилось сохранением самобытной культуры края и памятников северной старины, занявшись разработкой проекта краевого музея [349] .

348

См. предложения о реформе образования со стороны Архангельского педагогического союза, Архангельского общества изучения Русского Севера и культурно-просветительного отдела союза кооперативов за август – сентябрь 1918 г.: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 17. Л. 137; Ф. 5235. Оп. 1. Д. 4. Л. 15–20 об.; Голос Отечества. 1918. 31 авг., 5 сент.; Возрождение Севера. 1918. 19 сент. См. также материалы совещания по народному образованию при Отделе народного образования: ГАРФ. Ф. 5235. Оп. 1. Д. 4.

349

См.: ГААО. Ф. 1865. Оп. 1. Д. 629. Л. 139–141 об., 146 (журнал заседания губернского земского собрания, 1 мая 1919 г., и доклад Архангельской губернской земской управы). Инициатором создания музея выступил земский гласный и член ВПСО М.М. Федоров.

Несмотря на усилившееся влияние региональной элиты на работу белого правительства, результаты реформ не были особенно впечатляющими. В условиях Гражданской войны большинство принятых постановлений остались простой декларацией о намерениях и не имели практических последствий. Например, улов рыбы в 1919 г. несколько улучшился по сравнению с предыдущим годом, но составлял только шестую часть довоенных уловов. А для борьбы с иностранным предпринимательством в прибрежной полосе моря северное правительство могло использовать лишь случайно проходившие мимо российские суда [350] . Тем временем реформы образования тормозились из-за нехватки средств, а открытые на Севере новые школы закрывались из-за отсутствия учителей.

350

Борьба… на Мурмане. Док. 242; ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 3. Л. 24–26 (воспоминания Могучего). Переписку о поимке иностранных промысловых судов в прибрежных водах см.: ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 45. Л. 16, 56, 59–60.

Тем не менее региональную этиту заботили не мгновенные результаты, а возможность влиять на политику правительства, претендовавшего на более значимую роль в масштабах страны. Местные активисты стремились привлечь внимание будущих правителей государства к нуждам края, а также перехватить инициативу у центральной бюрократии, которая в предшествовавшие годы разрабатывала собственные технократические схемы освоения окраин, не принимая в расчет местные знания и интересы [351] . Также они желали в целом закрепить роль общественности в управлении новой Россией, которая должна была прийти на смену «комиссародержавию».

351

О технократических планах царского правительства см.: Holquist P. «In Accord with State Interests and the People’s Wishes»: The Technocratic Ideology of Imperial Russia’s Resettlement Administration // Slavic Review. 2010. Vol. 69. № 1. P. 151–179.

В то же время, получив представительство в архангельском кабинете, региональная элита во многом утратила прежнюю оппозиционность. Уже раньше северное региональное движение было довольно умеренным в своих политических требованиях. С началом же мировой войны провинциальные активисты и вовсе перестали критиковать «колониальную» политику центра по отношению к Северу, всемерно поддержав власть перед лицом внешнего врага. В губернии при активном участии местной элиты действовали отделения Земгора, а провинциальные лидеры приложили все силы для поддержки военных усилий России. В частности, Мефодиев вернулся к своей профессии врача, отправившись на фронт с лазаретом Красного Креста [352] .

352

ГААО. Ф. 50. Оп. 5. Д. 329. Л. 327-327об. (протокол допроса Мефодиева, 28 октября 1920 г.). О присоединении Архангельской думы и общественных организаций к Земгору см.: ГААО. Ф. 50. Оп. 1. Д. 1422. Л. 49 об. – 50 (журнал заседания Архангельской городской думы, 11 августа 1914 г.)

В

годы Гражданской войны, получив представительство в белом кабинете и не желая с возвращением большевиков утратить влияние на политику в крае, местные активисты и вовсе из критиков власти превратились в одну из опор белого режима. Они поддерживали его всякий раз, когда внутренние волнения или неудачи на фронте грозили опрокинуть белую власть на Севере, и были готовы идти на многие уступки белому руководству для укрепления антибольшевистского фронта. Симпатизируя идее сильной власти, они также сочувствовали усилению положения генерал-губернатора Северной области, видя в этом возможность консолидировать фронт и тыл на время Гражданской войны [353] . В итоге, хотя кабинет стал более представительным и более тесно связанным с региональными элитами, это не помешало укреплению власти генерал-губернатора, который постепенно выдвинулся на ведущую роль в местной политике.

353

См., например: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 10. Л. 177–177 об.; Д. 13. Л. 1–3 (журналы заседаний ВПСО, 30 апреля и 12 июля 1919 г.).

Генерал-губернатор Северной области

Появление влиятельной фигуры генерал-губернатора Северной области стало одним из главных политических итогов правительственного кризиса осени 1918 г. Это не было результатом офицерского заговора против гражданских политиков. Напротив, правительство само нашло себе генерала, пытаясь таким образом справиться с офицерской фрондой, ограничить влияние союзного командования и содействовать эффективной мобилизации ограниченных экономических и людских ресурсов Архангельской губернии для борьбы против большевиков.

Пост русского генерал-губернатора, на который был выдвинут Дедусенко, появился на Севере в разгар конфликта Верховного управления с Чаплиным и союзным командующим Пулем в сентябре 1918 г. Социалистическое правительство изначально видело в генерал-губернаторе не военного диктатора, но властного администратора, наподобие генерал-губернаторов в Российской империи или главноначальствующего Архангельском и водным районом Белого моря в годы мировой войны. Подчиняясь власти российского правительства, северный генерал-губернатор должен был сгладить противоречия между гражданским управлением и русской и союзной военной властью [354] . Однако генерал-губернаторство Дедусенко продолжалось недолго. Эсеровского политика игнорировало и союзное командование, и русские офицеры. Поэтому само Верховное управление вскоре заменило Дедусенко полковником Б.А. Дуровым, полагая, что он будет более приемлем для военных. Но в этом оно просчиталось.

354

ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 1. Л. 79–80 об., 84 об.; Д. 37. Л. 85 (журнал заседания ВУСО, 12 сентября 1918 г., и положение о генерал-губернаторе Северной области). Сравнение с полномочиями генерал-губернаторов в имперской России см.: Минц И.И. Английская интервенция и северная контрреволюция. С. 106–107. О главноначальствующем Архангельском см. в главе 1 наст. изд.

Имя полковника Генерального штаба Бориса Андреевича Дурова, получившего производство в полковники лишь в годы мировой войны, не было широко известно в имперской или революционной России. Прибыв в Архангельск из Англии, он случайно оказался одним из старших офицеров на белом Севере. На роль генерал-губернатора его выдвинуло то обстоятельство, что, в отличие от большинства офицеров области, он симпатизировал Верховному управлению. Дуров сотрудничал с управляющим Военным отделом Масловым в качестве его первого помощника и открыто выступил против чаплинского переворота. Однако эти же обстоятельства оттолкнули от него многих белых офицеров. Среди них ходили слухи, что Дуров не только сочувствовал социалистам, но даже имел связи с большевиками, приехав на Север по визе от советского представителя в Лондоне М.М. Литвинова [355] .

355

Игнатьев В.И. Некоторые факты и итоги четырех лет гражданской войны. С. 31–32. О Дурове см.: Незабытые могилы. Т. 2. С. 451–452. Заявление Дурова с осуждением переворота Чаплина см.: Северное утро. 1918. 12 сент.

Генерал-губернаторство Дурова оказалось окончательно скомпрометировано тем, что его помощником был назначен генерал С.Н. Самарин. Последний считался ближайшим соратником А.Ф. Керенского, которого он поддержал в августе 1917 г. в конфликте с генералом Корниловым. В связи с этим многие офицеры на Севере не подавали Самарину руки. В итоге полковник Дуров и Самарин не смогли сгладить конфликт между правительством и офицерами, которые поступали рядовыми в союзные славяно-британский и французский легионы, лишь бы не служить новой «керенщине» [356] .

356

Игнатьев В.И. Некоторые факты и итоги четырех лет гражданской войны. С. 31–32; Добровольский С. Борьба за возрождение России в Северной области. С. 23; Ironside E.W. Archangel, 1918–1919. London, 1953. P. 39–40 (перевод: Айронсайд Э. Архангельск. 1918–1919 гг. // Заброшенные в небытие. С. 213–387).