Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере
Шрифт:
Таким образом, генеральская «диктатура» на Севере отнюдь не была обязана своим происхождением исключительно симпатиям белых офицеров и давлению справа. Напротив, как будет показано ниже, Миллер смог укрепить влияние во многом благодаря тому, что в решающие моменты, несмотря на все политические разногласия, его также поддерживали многие умеренные социалисты из городской думы, земства и общественных организаций. Поэтому если можно назвать новую властную конструкцию диктатурой, то это была диктатура по соглашению, так как именно поддержка со стороны широких общественных кругов обусловила относительную устойчивость белой власти на Севере на протяжении большей части 1919 г.
Миллер и северные социалисты
Главным оплотом влияния умеренных социалистов, которые играли заметную роль в политике антибольшевистской Северной области на протяжении всего ее существования, было губернское земское собрание и Архангельская городская дума. Хотя социалисты также заседали в профсоюзном руководстве, ставшем яростным критиком власти Миллера, в годы Гражданской войны из-за упадка промышленности и сокращения числа рабочих профсоюзы утратили прежнее значение. Земства же и городские думы, став по инициативе Верховного управления единственными органами самоуправления в крае, занимали авторитетные позиции в местной политике и вообще имели на Севере большее влияние, чем на других белых
395
Rosenberg W. The Zemstvo in 1917 and its Fate under Bolshevik Rule // The Zemstvo in Russia: An Experiment in Local Self-government / Eds. T. Emmons, W. Vucinich. Cambridge, 1982. P. 412. О восстановлении земских управ и городских дум см.: Собрание узаконений и распоряжений ВУСО/ВПСО. 1918. № 1. Ст. 5; ГАРФ. Ф. 3695. Оп. 1. Д. 3. Л. 59–59 об. (письмо Старцева Зубову, 4 сентября 1918 г.).
Умеренные социалисты обладали большинством голосов в губернском самоуправлении уже с лета 1917 г. Несмотря на проходившие с октября 1918 г. перевыборы, они сохранили здесь ведущие позиции. Например, хотя в Архангельской городской думе осенью 1918 г. численность социалистических гласных сократилась с 70 до 53 %, все же решающий голос остался за ними. Как отмечали современники, если бы явка на выборы в рабочих окраинах была выше и если бы солдаты имели право голосовать, социалисты получили бы в думе еще больше голосов [396] . В губернском же земстве социалисты на протяжении всей Гражданской войны сохраняли безоговорочное большинство.
396
Вестник ВПСО. 1918. 16 окт.; FRUS. 1918. Russia. Vol. 2. P. 558–559.
Земские и городские социалисты горячо приветствовали августовский переворот 1918 г. Архангельские меньшевистские лидеры поддержали Верховное управление, призывавшее бороться вместе с союзниками против немцев и большевиков, даже вопреки тому, что меньшевистский ЦК решил отказаться от борьбы с большевиками перед лицом белой опасности и осудил союзную интервенцию. Вразрез с мнением собственного ЦК действовали и северные эсеры. Несмотря на отказ центральных органов партии от войны с большевиками в конце 1918 – начале 1919 г., они продолжали поддерживать вооруженную борьбу с большевизмом и оказывать содействие архангельскому правительству [397] .
397
О политической позиции меньшевиков и эсеров в годы Гражданской войны см.: Brovkin V. The Mensheviks after October: Socialist Opposition and the Rise of the Bolshevik Dictatorship. Cornell, 1987. Ch. 9; Brovkin V.N. Behind the Front Lines of the Civil War: Political Parties and Social Movements in Russia, 1918–1922. Princeton, 1994. Ch. 5; Smith S. The Socialist-Revolutionaries and the Dilemma of Civil War // The Bolsheviks in Russian Society. P. 83–104. О поддержке антибольшевистского переворота северными социалистами см., в частности, приветствия председателя губернского земского собрания П.В. Коптякова: Вестник ВУСО. 1918. 13 сент.
Хотя северные социалисты не сомневались в необходимости борьбы с большевиками, их отношение к Северному правительству стало более критическим после расформирования Верховного управления и особенно после отъезда Чайковского и укрепления власти Миллера. Но считая себя, по крайней мере с начала 1919 г., находящимися в оппозиции правительству, они так никогда и не решились на открытый разрыв с белой властью. Это объяснялось несколькими причинами. Отчасти лояльность местных социалистов белому руководству была связана с тем, что на Севере земство оказалось почти полностью зависимо от правительства в финансовом отношении. В условиях упадка местного хозяйства городское и земское самоуправление не могло наладить сбора налогов, и его бюджет на 9/10 состоял из субсидий казны [398] . Но еще важнее были идейные причины. Земские социалисты разделяли национально-государственные лозунги белого руководства и его сомнения в достаточной политической и гражданской зрелости простого населения. Этому способствовала и сама популистская идеология социалистических лидеров, которая изначально во многих отношениях являлась элитарной, и разочарование поведением простого населения в 1917 г., когда народ не поддержал призывы умеренных социалистов. Эти обстоятельства еще более подталкивали социалистических лидеров Северной области к союзу с белой властью.
398
См. дискуссию в правительстве о необходимости субсидий земствам: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 4. Л. 73–73 об. (журнал заседания ВПСО, 18 января 1919 г.).
Так, 11 сентября 1918 г. на первом заседании Архангельского губернского земского собрания его председатель эсер П.В. Коптяков, приветствуя гласных, видел в них прежде всего воспитателей «несознательных» масс, которые так легко попали под влияние большевизма. Он подчеркивал, что «могучее народное движение, не введенное вовремя в берега законности… в состоянии произвести разрушения, гибельные для всего государственного организма». Поэтому гласные, «как представители широких слоев населения», должны «напрячь все силы к пробуждению национального чувства» среди масс [399] . Коптякову вторили другие губернские гласные, в частности представитель Печорского уезда Н.С. Смирнов, отметивший две основные задачи земства: поднятие производительности народного хозяйства и «воспитание сознательных граждан», на которых «зиждется и мощь государства» [400] . «Отсутствие какой-либо любви к родине и сознания своего гражданского долга [среди] населения, развращенного интернационалом», подчеркивали и делегаты уездных самоуправлений, где значительное представительство было у сельской интеллигенции [401] .
399
ГААО. Ф. 1865. Оп. 1. Д. 152. Л. 1 об. – 4 об. (выступление Коптякова в губернском земском собрании, 11 сентября 1918 г.).
400
Там же. Л. 8 об. (выступление делегата от Печоры Н.С. Смирнова в губернском земском собрании, 11 сентября 1918 г.).
401
Там
Таким образом, хотя социалисты из Архангельской городской думы и земств представляли себя выразителями интересов народных масс, их отношение к населению едва ли отличалось от взглядов белых политиков. Их высказывания явно перекликались с речами антибольшевистских руководителей, в частности Чайковского, упрекавшего народ в пренебрежении интересами русской государственности, и Миллера, усматривавшего корень разрушительной революции в «темноте» масс [402] . Разделяя с офицерами и членами белого правительства представления о ценности сильного национального государства и недоверие к простому населению, северные социалисты имели с белой властью намного больше общего, чем они порой сами были готовы признать. Поэтому их оппозиционность правительству даже в 1919 г. была достаточно ограниченной. Их критика власти развивалась по схеме – «шаг вперед, два шага назад». И в конечном итоге они возвращались к поддержке Северного правительства, на которое, в отличие от большевиков, они могли влиять и с которым можно было вести переговоры, надеясь на демократизацию политического курса.
402
Ср. с речью Чайковского на совещании представителей общественных организаций, 11 августа 1918 г.: Вестник ВУСО. 1918. 13 авг. См. также: HIA. E. Miller Collection. Box 1. Folder 1. Р. 45 (показания Миллера).
Изначально несколько настороженное отношение к Миллеру со стороны северной левой общественности было связано во многом не с генеральскими погонами или личностью их обладателя, а с обстоятельствами появления генерала в Северной области. К началу 1919 г. политический Архангельск уже несколько недель громко обсуждал пришедшие в конце ноября 1918 г. сведения о падении демократической Уфимской директории и установлении в Сибири власти верховного правителя Колчака [403] . Правда, переворот в Омске не имел каких-либо непосредственных политических последствий для Северной области – Архангельск был отдален сотнями верст от сибирского белого фронта и на протяжении всей Гражданской войны жил преимущественно собственными проблемами. Однако символическое значение свергнутой Директории, выступавшей как объединитель антибольшевистских сил, было велико. Вопрос об отношении к омскому перевороту подразумевал более ключевой вопрос, а именно должны ли во главе белой борьбы стоять демократические коалиционные правительства или военная власть.
403
Сообщение о падении Директории см.: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 60. Л. 57–58 (телеграмма Маклакова Чайковскому, 27 ноября 1918 г., с текстом телеграммы Ю.В. Ключникова из Омска от 19 ноября 1918 г.).
Даже Северное правительство при обсуждении вопроса о колчаковском перевороте нежиданно раскололось пополам. Если для Чайковского и Зубова переворот был «грубым насилием» над признанной властью, опиравшейся на авторитет Союза возрождения, то Марушевский, Мефодиев и Городецкий считали нужным прежде выяснить все его обстоятельства и последствия. Городецкий даже допускал, что «диктатура» Колчака могла привести к благоприятным результатам, так как «темный народ» скорее подчинится «сильной власти» [404] .
404
ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 4. Л. 25–26 (журнал заседания ВПСО, 30 ноября 1918 г.); Ф. 17. Оп. 1. Д. 11. Л. 90–93 об. (письмо Чайковского Маклакову, 6 декабря 1918 г.); Марушевский В.В. Год на Севере // Белое дело. Т. 1. С. 58. В результате разногласий ВПСО не выступило с официальным протестом, на имя Колчака был направлен только личный протест Чайковского как члена Директории и Учредительного собрания, см.: Мельгунов С.П. Н.В. Чайковский в годы гражданской войны. С. 90.
Трещина политического раскола прошла вниз от правительства через всю архангельскую общественность. Как свидетельствовал американский консул в Архангельске, сведения из Сибири вызвали «ощутимый рост активности в местных коммерческих и банковских кругах в поддержку реакции… монархическую агитацию среди офицеров русской армии… и усилившееся недовольство и радикальную агитацию в рабочей среде» [405] . Особенно резко против переворота протестовали северные социалисты. В тех условиях едва ли удивительно, что, прибыв в Архангельск, Миллер был встречен с подозрительностью в левых кругах [406] . Кроме того, генерал сразу испортил отношения с меньшевистским руководством профсоюзов, подписав подготовленный еще Марушевским приказ о запрете рабочим уходить с рабочих мест или отказываться от сверхурочных работ, связанных с обороной области [407] . Все это, наряду с последовавшим отъездом Чайковского за границу, внушало левым кругам подозрение, что на Севере правые силы также готовят установление «реакционного» генеральского режима.
405
Charge' in Russia Poole to the Secretary of State, 2 December 1918 // FRUS. 1918. Russia. Vol. 2. P. 573–574.
406
ГАРФ. Ф. 5805. Оп. 1. Д. 218. Л. 2 об. – 3 (письмо Зубова Чайковскому, 1 апреля 1919 г.); Мельгунов С.П. Н.В. Чайковский в годы гражданской войны. С. 207–208.
407
Приказ Миллера от 31 января 1919 г. см. в: Пионтковский С. Гражданская война в России (1918–1921 гг.): Хрестоматия. М., 1925. С. 586–587. Приказ был ответом на отказ рабочих станции Исакогорка выйти на сверхурочные работы 18 и 19 января 1919 г. См. переписку: ГАРФ. Ф. 18. Оп. 1. Д. 16. Л. 70, 71.