Провокатор
Шрифт:
– Уф, спасибо!
– потянулся от удовольствия.
– Теперь можно и пожить.
– А как вы сейчас живете, - тотчас же оживился Вождь, - при антинародном режиме?
– Хуево, - признался я, - но с энтузиазмом.
– То есть?
– нахмурил псевдоленинский лоб.
– В принципе - живу как хочу. И делаю то, что хочу. Свобода, мать ее так!
– Слышу нотки недовольства, - подобрался мой собеседник.
– Верно, - согласился я.
– Что вы, что они - одним миром мазаны.
– "Они" -
– Это "вы", но называют себя демократами.
– Не сметь!
– ударил ладонью по столу.
– Не сметь грязными лапами трогать наше святое движение.
– Руки у меня чистые, - продемонстрировал ладони.
– А если вы так радеете за народ, дайте миллион долларов на фильм. На хороший патриотический фильм. Народный фильм.
– Миллион долларов, а не мало?
– перекосился от возмущения партийный деятель.
– Мне хватит, - решил не обращать внимания на чужие чувства. Болтать все мы мастаки, а вот дело делать...
– Мы делаем дела...
– Дела?
– передернул плечом.
– Что-то их не видно. Вы, как всегда, сами по себе, а народец сам по себе.
– Молчать, - насупился, - враг народа.
– Во-во, знакомая песня: слова - ГБ, музыка - партии большевиков.
– Да я тебя в бараний рог за такие слова!
– А-а-а, - отмахнулся.
– Кончилась ваша власть, товарищ с бородавками. Вы вечно второй при власти. А скоро и эта власть-сласть кончится, это уж я вам гарантирую...
– Сволочь антинародная!
– зарычал вождик, наливаясь пурпурным цветом гнева.
– Мы тебя к стенке!.. Расстрелять!..
– Хуюшки, чмо ты бесталанное!
– Был беспечен, развалясь на стуле.
– Я бессмертный, потому что герои мои бессмертны.
В гробовой тишине за Т-образным столом сидели военные и ответственные люди ВПК и напряженно молчали. Генерал Мрачев держал трубку у лица свекольного цвета. Все, кроме самодовольно улыбающегося чина НАТО, не понимающего ответственного момента, смотрели на генерала с единым чувством тревоги. Наконец тот бросил трубку:
– Ну что, поздравляю! С экипажем машины боевой!
– Плюхнулся в директорское кресло и неожиданно свирепо гаркнул: - Что! Господа-чинодралы! Всех уволю! Всех к чертовой матери!
– И спокойно обратился к переводчику: Не переводить про мать. Не будем выносить сор из избы.
– Яа, яа, - проговорил Натовец.
– Ызба на курых ножычцках?
Генерал Мрачев крякнул и продолжил:
– Что мне Москве докладывать прикажете? Убежала боевая машина с ее Главным конструктором, лауреатом Ленинских премий, героем войны, социалистического труда, и тремя его боевыми товарищами?
– Невероятно!
– казнился директор на стуле.
– Мне и в страшном сне... Мой старый друг... Товарищ то есть, по работе...
– И приподнялся со стула,
Генерал угрюмо глянул на несчастного:
– Садись, Никита Никитович, хотя еще насидимся... вместе...
– Все заерзали на стульях, захмыкали.
– Какие будут предложения?
– Поймать наглеца, - предложил кто-то.
– Поймать?
– удивился директор. И пафосно вскричал: - Да вы знаете, что это за машина? Нет, вы не знаете. Это завтрашний день танкостроения! Это по своим боевым и защитным параметрам...
– День завтрашний, а нам расхлебывать сегодня, - ехидно заметил кто-то.
Лаптев сник, махнул рукой, укоризненно взглянул на все самодовольно улыбающегося Натовца:
– Конверсия, мать ее НАТОвскую так!
Лязгающий танковый монстр, поднимая пылевую завесу, остановился у дома № 34 по улице Минина и Пожарского. Во дворах остервенело лаяли собаки, матерились хозяйки со свежевыстиранным бельем, тихо спали безработные танкостроители. В переспевших яблоках сидели их дети - катали фруктовые мячики.
...Боевые старые друзья молча расходились от Т-34. Минин и Беляев - к воротам, Дымкин - к личному авто, Ухов - к колодцу.
– Милости просим, куркуль!
– не выдержал Беляев, крикнув в сторону "Победы", которая пряталась в яблоневых ветвях: - Милости вон!
Ухов ухал в себя колодезную воду из ведра и был молод и счастлив.
Дымкин же сел за руль; ключ зажигания хрустнул в замке - "Победа", выехав из яблонь, остановилась у ворот. Беляев демонстративно увел себя к колодцу и тоже там заплескался, как утка.
– Извини, Ваня, - сказал Дымкин.
– Поехал я пехом...
– Вижу, - ответил Минин.
– Ужо, наверное, не свидимся?
– Это как Богу угодно.
– Не обижайся, пожалуйста, Иван, да задумка ваша, однако...
– А какая задумка?
– На Москву!
– А почему бы и нет? Пройдем парадом, как в сорок пятом.
– Я за вас, Иван...
– ...но без нас.
– Выходит, так...
– Ну, бывай!
– И, хлопнув ладонью по капоту старенького авто, Минин отправился к блаженствующим у колодца друзьям.
Бибикнув, "Победа" выкатила со двора, попылила, исчезая за поворотом.
Под яблонями за деревянным столом сидели трое стариков, умытые колодезной водой. На столе стояла бутылка водки. Беляев резал сало, огурцы и хлеб, приговаривал:
– Клопы подыхают, блохи умирают, моль улетает, тараканы спасаются, мухи промеж себя кусаются, а мы живем, хлеб жуем... Ничего, братки, сообразим на троих, по нашенской русской традиции.
Ухов держался за грудь. Минин спросил:
– Что, сердечный, худо?
– Барахлит мой пламенный мотор, - ответил водитель.
– Еще гекнусь в чистом поле.