Провокатор
Шрифт:
Два натужно ревущих ТЗ вытягивали с поля "Икарус". Фоторепортеры запечатлевали это историческое событие.
Господин Костомаров, как полководец, разложил карту Н-ской области на багажнике казенной "Волги" и с еще несколькими ответственными армейскими чинами углубился в изучение топографической обстановки.
– Как мне доложили, обнаружить Т-34 по радиолокации нельзя, - говорил сотрудник тайной службы.
– Только визуально. А это значит, нужно расширить поиск по всем квадратам. Поднять вертолеты, в конце концов...
В директорском кабинете
– Иван-Иван, я тут ни при чем!.. Нет, все понимаю... А ты выкрал, понимаешь, изделие... Зачем?.. Пройти парадом по Красной площади?! Да понимаешь, что говоришь?.. На кого идешь?.. Нет, я не подлец!..
– Медленно опустил трубку.
– Не подлец...
Два натужно ревущих трактора продолжали вытягивать с картофельного поля "Икарус". Репортеры отбегали в сторону от сизого удушливого чада.
Господин Костомаров и военные чины у машин обсуждали создавшееся положение. В одном из авто засигналил мобильный телефон. Водитель взял трубку, послушал и сказал:
– Сейчас с вами будут говорить.
– И, выбравшись из салона, подошел к господину Костомарову.
– Это вас...
– Да, я слушаю, - весело сказал Рыжий человек в мобильный телефончик.
В домашнем кабинете, заставленном книжными стеллажами, стоял Минин и говорил по телефону. На стенах в рамках висели пожелтевшие фотографии с мгновениями молодого прошлого.
– Нет, дорогой мой, мы с вами, поганцами, никогда не договоримся. Западло это. Санька мой, и Т-34 тоже мой. И выбирать между ними негоже. Нет, все я хорошо понимаю. И мы вас достанем до самых до кремлевых кишок, сучье племя!..
– И, швырнув трубку, решительно вышел из кабинета.
Господин Костомаров, отдалившийся от авто для доверительного разговора, вернулся к машине в некотором душевном неудовольствии. Передавая телефон водителю, увидел: на заднем сиденье сиротливо лежит электронная игрушка "тетрис".
– А мальчик-то где?
– задал глупый и растерянный вопрос.
Шквальные аплодисменты вернули меня к происходящему историческому нетленному действу. Что же происходило без моего участия? Появился в плотном окружении оперативных опекунов знакомый мне человек.
Он был росл и громоздок, холен и полнокровен, хитер и простодушен, сед, с характерным перебитым в хмельной драке носом. Он вызывал симпатию своим плакатным ростом и фанатичной уверенностью в себе. Фаворит судьбы, любитель игры в большой теннис и большую политику, он отличался от своих предшественников, которые всегда были малорослы, неполноценны, клеймены Богом. Его, преисполненного горячечным желанием перепотрошить власть предержащую, я повстречал на даче, где он, боец за народное счастье, отходил от политического нокдауна.
Наша группа решила снять фильм о поверженном нарушителе партийной этики и кремлевской интимности. Нельзя раскрывать тайны эдемского уголка, обрамленного обновленной древней стеной. Народ не поймет коммунизма в отдельно взятой крепости. Нет прощения отступникам, не желающим
Временного неудачника и постоянного строптивца мы нашли, повторюсь, в расстроенных чувствах. Не каждый день выгоняют из рая.
Мы добросовестно отсняли сердобольный материал о грешнике, а затем, как полагается в широких кинематографических кругах, впрочем, как и в других кругах, приняли на грудь грамм по сто. Чтобы наш общий путь не был так тернист. Потом приняли еще по сто пятьдесят. За правду, которая всегда с нами. Затем взяли вес в литр малоэффективной водки. За что? За мою режиссерскую удачу и мой своеобразный талант, позволяющий видеть мир таким, каким я позволяю себе его видеть.
– Вы, ребята, романтики, - говорил грешник.
– Завидую, но сочувствую. Вы романтики, а мы - бандиты, понимаешь. Давайте выпьем за то, что я выбрался из банды избранных!
И мы дружно, сочувствуя, выпили.
Почему бы не выпить за хорошего человека? Мы хлопнули еще несколько легкорастворимых в крови литров, и он, мятежный, продолжил летописный тост:
– Вы, романтики, меня не уважаете. За то, что я проиграл битву. Но победа будет за нами. То есть за мной. Почему? Потому что знайте: у нас в партии три фракции Б.
– это фракция Большевиков, ушедших в глубокое подполье (это я!), фракция Бюрократов, грабящих и спаивающих страну, и фракция Блядей политических, неспособных больше ни на что, кроме ненависти к собственному народу. Скоро! Скоро я выйду из подполья, а все остальные фракции уйдут в это подполье, как на заре коммунистического движения. Я им всем покажу кузькину мать! Они будут жрать собственные резолюции и заседать при свечах! А лучше - танками! Пли-пли-пли!!!
– Увлекся.
– Так выпьем же за тех, кто сейчас никто, а завтра будут всё!..
И мы выпили, а выпив, спросили:
– А что будет с народом?
И наш собеседник тяжело и обреченно задумался, сидел, понурив буйную головушку; думал-думал-думал (это была его знаменитая пауза, запечатленная на пленке), он думал час, год, век, потом поднял голову, открыв крупное, властное, заносчивое партийно-организационное лицо и сказал:
– Мужики! А хуй его знает, что будет! Одно знаю: победим!
И мы снова выпили за нашу общую капризную девушку по имени Victoria, и вот теперь, уже после долгожданной, странно-закономерной победы, я увидел его, перетряхнувшего великий затхлый клоповник.
Его мечта исполнилась, да, боюсь, не превратились ли кровососные мясистые клопы КПСС в мобилизационный обстоятельствами передовой отряд ненасытных олигарх-тараканов, пожирающих последние остатки пищи на нищей кухне страны.
Пока же мой давний знакомый шествовал по залу, я не на шутку сцапался со служителем - сцапался из-за бутылки водки. Не люблю, когда мне мешают исполнить мою же мечту, и поэтому орал:
– Я тебе, сучь халдейская, сейчас эту бутылку как клизму вставлю!.. Отдай!..