Прозрачная тьма: Собрание стихотворений, Сумбатов Василий Александрович

Прозрачная тьма: Собрание стихотворений

на обложку

Сумбатов Василий Александрович

Шрифт:

ТРИ ВСТРЕЧИ

Я помню чудный день в усадьбе под Москвой, – Над заводью реки зеленую беседку, Весенний Ваш наряд и трепетную сетку, Сплетенную листвой над Вашей головой. Я Вас тогда любил – прекрасную соседку, В стихах Вас называл Царевной Волховой И на груди хранил, как клад заветный свой, Награду за стихи – сиреневую ветку… Разочарованным в пятнадцать лет казаться – Приятно иногда, и я казался им, Но помню – в этот день не стали Вы смеяться, Как делали всегда, над «байронством» моим. «Отчаиваться – грех, – Вы мне сказали строго, – Дней много впереди, и счастья будет много!..»

Я помню вечер тот, когда в разгаре бала Казался эрмитаж ожившею мечтой, И в зале кружевной, жемчужно-золотой Нарядная толпа пестрела и блистала. Но

только Вас одну, томима суетой И говором толпы, моя душа искала, – Я Вас тогда любил, – и блещущая зала Казалась мне без Вас унылой и пустой. В гостиной, у колонн, безмолвных стражей залы, Там, где паркет укрыт малиновым ковром, Болтая, сели мы. Ваш голос серебром Уж больше не звучал, и были Вы усталы… «Что с Вами?» – я спросил, и грустен был ответ: «Бегут за днями дни, а счастья нет и нет…»

Я помню злую ночь. Шел бой, и никому Бунтующая чернь прохода не давала; Матросская толпа меня арестовала, И увлекла с собой, и бросила в тюрьму. Нас много было там, в сырой норе подвала, Виновных без вины, готовых ко всему!.. Я Вас тогда любил! В тюрьме, глядясь во тьму Я всю мою любовь переживал сначала… И вдруг – Вы подошли из темного угла, Как нежная сестра – меня поцеловали И молвили: «Мой друг! Зачем – теперь – печали? Давайте вспоминать, как жизнь была светла! Пусть, как ненастный день, грядущее уныло, Пусть нас могила ждет, но счастье было, было!..»

ПЕСНЬ ОПРИЧНИКА

От царя-то мне и ласка, и привет, От людей-то почесть всякая везде. Парня краше да удалей меня нет В Александровской во всей во слободе. Уж как конь-то мой персидский аргамак, Вышит золотом по бархату чепрак, Приторочены у красного седла Песья морда да колючая метла. Ярче неба на кафтане аксамит, Низан жемчугом по козырю узор, Сабля в яхонтах на солнышке горит, Всем крамольникам на страх да на покор. Мы опричники – не земщине чета, – Наша совесть перед родиной чиста, Государю рады до смерти служить, Рады голову за батюшку сложить! Гей ты, земщина! Дорогу, сторонись! Берегись, – пощекочу тебя копьем. Спесь боярская, подальше хоронись, – А не то и с головой тебя собьем! Ты, боярин, супротивничать горазд, – Вот ужо тебе Малюта наш задаст! – Вздернут, будь ты хоть семи пядей во лбу, На веселую затейницу – дыбу! Царской воле много ставится препон От бояр да от служилых от княжат! Царь наш батюшка изменой окружен, Извести его крамольники хотят. Эх, пора, пора измену выводить, Суд-расправу царским ворогам чинить! Ты гуляй, махай, метла моя, мети! Нам с тобою не заказаны пути! Ни пред кем нам нынче шапки не ломать, Службу царскую справляем мы не зря, Нам других хозяев в жизни не знавать Опричь Бога да великого царя! Гей, грызи врагов, собачья голова! Ты грызи да выговаривай слова: Царь и миловать нас волен и казнить! Без Царя Руси великою не быть!

ДВА ГОЛОСА

Как только мир уснет, укрывшись тишиной, Два голоса ведут беседу предо мной, – Я слышу в тишине их речи трепетанья; Так говорит один: «Как горьки дни изгнанья! Как скучно дни текут средь чуждых сердцу мест! Не станет скоро сил нести тяжелый крест! Душа больна тоской, и тело так устало, – Зачем мне жизнь нужна, когда надежд не стало?..» И говорит другой: «Не надо унывать! Что было, то прошло, что будет – не узнать, Быть может, впереди спокойствия отрада, За нынешнюю боль – нежданная награда, Урок и польза есть в ужаснейшем из зол: Отчизну потеряв, я сам себя нашел, Измерил глубину своих былых деяний И осудил себя без слез и оправданий». «Слова! слова! слова! – так первый говорит. – Слова летят давно, а дело всё стоит. В былом мы все грешны и стоим осужденья, Но не исправят зла пустые рассужденья… Где люди? где вожди? Кто всех нас соберет? Во прахе мы лежим, а всё кричим «Вперед!..» Летит за годом год, слабеют, гаснут силы, И нет приюта мне желаннее могилы…» «Бодрись, усталый брат! – ответствует другой. – Пусть были мы в пути застигнуты пургой, Но вихри пронеслись, опять видна дорога, До цели нам дойти осталось уж немного. Там – впереди – рассвет, отрада, слава, мир, Любви, и красоты, и правды званый пир. Избранных мало там средь миллионов званных, – Скорей, смелей иди! Ты будешь средь избранных!» И голос первый вновь унылые слова Бросает в тишину, и речь его мертва. И вновь другой твердит призывы огневые… И светят в темноте его слова живые… Но только в щель окна рассвета глянет взор – Растает в тишине их бесконечный спор, И лишь в моей душе останется волненье – Двух взглядов и двух сил бесплодное боренье…

ГОЛУБЫЕ

ГУСАРЫ

Где ярки долины, нарядны леса, Где замки баронов глядят в небеса, Как время текучее – стары, На гладких дорогах остзейской земли Ржут кони, и трубы вздыхают вдали, – Идут голубые гусары.

К недальним границам германской страны, Где пуль беспощадных напевы слышны, Где пушек грохочут удары, Где бьется с врагами родимая рать, – Туда, за отчизну свою постоять, Спешат голубые гусары.

В томительном зное, в глубоких снегах, На прусских равнинах, на польских холмах И в топях разлившейся Шары, Войну принимая как мирный парад, В боях не считая жестоких утрат, Дрались голубые гусары.

Был близок последний, решающий бой, Но встали над Русью, как в бурю прибой, Кровавого бунта кошмары, – И вместо победных, блестящих венков В смятенной отчизне лишь смерти покров Нашли голубые гусары.

В смятенной отчизне, в лесах и степях, Где лучшие люди томятся в цепях, Где заревом светят пожары, Где тени насилья над жизнью легли, – Там в нежных объятьях родимой земли Лежат голубые гусары.

В АЛЬБОМ И. А. ПЕРСИАНИ

Не потому, что трудно для поэта Равнять стихи в традиционный строй, Нарушил он созвучия сонета, Их обновив свободною игрой. Не для того, чтоб старого завета Разрушить храм, бунтует он порой И мед сбирать с парнасского букета Шлет новыхпчел бесправный, шумный рой. Нет, – старый храм он чтит с благоговеньем, Созвучных слов ему послушна рать, Но на свою особенную стать Он правит их стремительным теченьем. Его бранят, – он внемлет с огорченьем, Но повернуть уже не может вспять. Рим, 19-III. 1928.

СУД ОБЩЕСТВА

Для русско-римских «высших сфер» Еще не писано законов, – Самовлюбленных пустозвонов Они являют нам пример. Непогрешимые во всем, К чужим делам они суровы И осудить тебя готовы, Коль ты идешь своим путем. Будь ты ученым иль святым, Будь ты поэт, художник, воин, – Тогда лишь ты похвал достоин, Когда во всем послушен им. Их сплетни виснут над тобой, Коль ты над спесью их смеешься И в три погибели не гнешься Пред их зазнавшейся толпой. Коль иностранным языкам Ты свой родной предпочитаешь И по-французски не болтаешь Среди природных русских дам, Коль ты, ценя семьи уют, Всегда бежишь от сборищ шумных, То в списки диких и безумных Тебя, наверно, занесут. Коль ты стыдишься залезать В американские карманы И не пригоден на обманы, Чтобы пособья получать, Коль ты с развратом не знаком, Не блещешь в «сферах» модным танцем, Тебя ославят самозванцем И, может быть, большевиком. Но попадешь ты сразу в тон, Коль гибкой совестью владеешь И зад выпячивать умеешь, Танцуя дикий чарлестон. Коль ты наушником рожден И наделен душой лакейской, То в мире подлости житейской Ты скоро будешь вознесен. Тебя в пример поставит «свет», И престарелым генералам Откажут в ссуде со скандалом, – Чтоб ты по моде был одет, Чтоб мог глядеть ты свысока На мелкий беженский народец, Забыв, что сам ты, злой уродец, Не стоишь даже пятака. Тебя введут в салоны те, Откуда в жизнь исходит мода, Где гнусность модного урода Предпочитают красоте. Тебя прославит шепот дам: «Он – comme il faut! Он – бесподобен!» Хотя для дела ты негоден, Хоть ты из хамов – первый хам!

«Ты знаешь ли тот край, где комары грохочут…»

Ты знаешь ли тот край, где комары грохочут, Вздыхает пулемет и контрабас шуршит, Где скрипки лязгают и устрицы хохочут? – Ты знаешь этот край, куда сослать спешит Гонитель новизны несчастного поэта, Дерзнувшего отнять невинность у сонета? Ты знаешь ли тот край, где пишутся сонеты Без соблюденья форм, терцины – без цезур, Где превращают ямб в цыганские куплеты, Из стриженых колонн готовят каламбур? Не знаешь? – Ну, тогда, коль не боишься брани, Сумбатова спроси, а то и Персиани.