Прозрение. Том 2
Шрифт:
— Но… — растерялся я.
Сказать хотелось многое, только не готов я был вот так, в лоб.
— Много знать — вредно, — Мерис чиркнул зажигалкой и осмотрел мои художества на земле. — Тебя это до сих пор корёжит? Я думал, что ты забыл.
— Я как кукла в ваших играх, — огрызнулся невольно.
И понял, что Имэ всё-таки сумел надавить на больную мозоль, как я ни пыжился.
— Агрессивная, надо сказать, куколка — фыркнул генерал.
— Что предлагал тебе Имэ? — спросил Колин в лоб.
— Не знаю, — нахмурился я. — Тайны хотел раскрыть. Могу только отчитаться, куда
— Жаль. Врага иногда бывает полезно выслушать.
— Но я же не знал, что надо!
Вышло громко. Колин качнул головой, шум его всегда раздражал.
— Не кричи. Я знаю, что интригана из тебя не выйдет.
— Но ведь можно было предупредить, сказать, чтобы я послушал его? Нельзя же всё время вслепую!
— А зачем тебе знать? Не знать — легче. — Голос друга был ровным, а выражения глаз я не мог разглядеть во тьме, но сердце отреагировало вдруг, заныло.
— Не скажи… — я поморщился, разгоняя по венам боль. Пришлось концентрироваться на дыхании — защемило прилично. Ещё пару лет назад я вообще не знал сердечной боли. Первый раз было с Вланой… — Если бы я был в курсе, как вести себя с тем же Имэ…
— И что? — перебил Колин.
С ним было тяжело рядом в такие моменты. Я не понимал его, но напряжение всё равно давило как пресс.
О чём он думал сейчас? Что тревожило его в моих простых и понятных словах? Словно бы я не просто сказал глупость, почти преступление совершил.
— Ну, хорошо, — кивнул он, и стальной стержень растаял у меня в крови. — Допустим, ты будешь знать нечто, прежде чем примешь решение. Подумай, легче тебе станет от знания, что если тебя убьют в течение двух следующих месяцев, мир на Юге продержится долго? А если убьют через год-два, то война вспыхнет в самое ближайшее время? Ну? — Глаза его по-звериному блеснули в темноте. — Легче?
— Как это? — растерялся я. — То есть… Если я умру сейчас?.. Получается, мне срочно нужно пойти повеситься?
— Я пошутил, забудь, — отрезал Колин. — Просто знание бывает разным. Чаще — ненужным тому, кто всё равно не сможет его вынести.
И опять что-то зазвенело в груди, как натянувшаяся струна. Я медленно выдохнул и вдохнул, боль извернулась и затаилась гадюкой.
Я не поверил, что Дьюп пошутил про два месяца.
— Да никто за тобой не охотился, — влез Мерис. — Поначалу. Разве что Гендепу немного чесалось, но обыкновенно так чесалось, планово. Все привыкли, что генетики перестраховываются.
Похоже, он пытался отвлечь меня от неприятного разговора про смерть.
— А ракета на Аннхелле в день Первого колониста? — спросил я.
Говорить с Колином на тему нужности и ненужности знания не было сил. Раздражаясь, он здорово «давил» и выматывал меня в считанные минуты.
Впрочем, не только меня. Этот грех я знавал за ним ещё с Северного крыла. На «Аисте» никто не спорил с «сержантом Макловски», шарахались даже самые занудливые капралы.
— А с чего ты взял, что стреляли в тебя? — Мерис раздавил сигарету, но не полез за новой. Устал отыгрывать привычку? — Чиновники так не мстят. Опознай тебя кто-то из министерства как воскресшего преступника, расстрелявшего заложников в подвалах под домом Правительства, арестовали
Я кивнул. Да, если бы взяли прямо на площади…
— А в кого же тогда стреляли?
История тридцать шестая. «Кому выгодно?» (окончание)
Кьясна. Эйнитская храмовая община
— Стреляли, скорее всего, в генерала наземной армии Аннхелла Го Ван-Меера. Известный был мародёр и мерзавец. Повстанцы наводили на него, но твоя двухметровая туша в доспехах могла притянуть ракету. Эта пластиковая дрянь отреагировала на домагнитку и рванула.
— Но, подожди… Были же потом разведданные? И Джоб?
— Парнишка твой? Да я сам эту дезу запустил в городе. Самомнение у тебя хромало после штрафбата. А тут у тебя появился шанс стать личным врагом министерства. Я ж не предполагал, что будут ещё два покушения. Хотел тебя немного встряхнуть. Но дальше ты уже сам напорол. Когда ты вошёл в эйнитский храм, мой начальник охраны и по совместительству шпион фон Айвина, следивший за тобой (о чём я знал), получил приказ немедленно тебя убрать (о чём я не знал). Фон Айвин до этого случая не проявлял особенной прыти. Мы знали, что за тобой следят, но карты в открытую предъявлять — это не для Юга. Это на Севере тебя могли арестовать, чтобы пощупать поближе, а на Юге — другие нравы. Генерис тихо тащил тебя за хвост, я с удовольствием наблюдал за его агентурой, придерживая кого надо возле себя. А потом твой визит в Храм сломал ему все планы. Похоже, в Гендепе здорово испугались, что за тварь получится из тебя на выходе. Да я и сам в какой-то момент готов был тебя изолировать, а может, даже на «консервы» пустить…
«Консервами» называли замороженные тела больных или социально опасных преступников.
Мерис, поймав мой взгляд, пожал плечами: мол, ты сам хотел «правды», а на тот момент это она и была.
Я понимал уже про «тот момент». Но понимал умом, не душой.
Да, правда — конкретна. Но уж больно она иногда неприятная.
—…Узнав про растяжку в здании спецона, — продолжал Мерис, — я сразу послал за начальником охраны. Он, разумеется, успел смыться. Пришлось опять выпускать тебя и ловить на живца. Осёл клюнул, но больно рьяно. И там ты действительно сам себя спас. Ведь мозг этого дурака был технически подчинён Гендепу. Мы его выпотрошили потом и узнали, что под черепом поработал хирург. И вот тогда мы с Колином кое-что поняли про Север. Мутантов по южному типу у них не было, но контроля за психикой Гендепу очень хотелось. Несмотря на собственные запреты, его штукари взялись за вживление в мозг имплантов.
Я поднял глаза на Мериса:
— А ты?
— А что я? — он пожал плечами. — Мне надо делать свою работу. А как я её сделаю — только мой вопрос. Думаю, на Севере рассуждают так же. Ты себя пожалел, когда в храм полез?
Я мотнул головой.
— Ну и вот… — хмыкнул Мерис. — Ну, а когда ты объявился после Белой Долины — тут уже стреляли только в тебя, заслужил. Удовлетворён?
— Значит, Гендеп сам проводит на людях опыты, которые запрещает… — Это была ещё одна неприятная правда.