Прозрение. Том 2
Шрифт:
Пуговица постоянно просилась на «Персефону». Пилоты сажали её в «двойку», катали над храмовым садом. Но в космос я малую тащить не решался. Рано ещё.
Сел в постели. Уснул я вчера так поздно, что больше всего хотелось доспать, но в кухне уже слышался гул голосов. Женщины готовили завтрак. Значит, скоро и так поднимут.
Я вспомнил, что у Айяны остался ночевать Дьюп, а может, даже и Мерис где-то поблизости зависал. Потому что завтрак планировался с ними двумя, Локьё и Линнервальдом,
Линнервальд не мечтал о регентстве. Энрек жаловался мне, что мужика пришлось уговаривать.
Его линия была из самых древних, но занимался Линнервальд медициной, и все знали, что власть он не любит и наследнику её передаст без проблем.
Имэ напугал многих. Дому Аметиста захотелось взять паузу и удалить от власти слишком охочих до этой продажной девки.
Ну, вот и посмотрю на нового регента, это будет забавно. Раз уж я так глубоко влез в дела Аметиста, проинспектирую и этот вопрос.
Я зевнул и взялся шипеть в браслет на Келли, велев ему отпустить отдыхать всех, кого можно, да и самому валить, оставив на хозяйстве Гармана или Млича. Пусть кубик кинут. Кому не повезёт, пусть тот и…
Я старался говорить тихо, но Пуговица проснулась, перебралась через меня, сама вытянула из-под кровати горшок, а потом ещё и кабанчика разбудила и на горшок усадила.
Малая была близка к тому, чтобы стать почтенной трёхлетней крохой, и самостоятельность из неё так и фонтанировала: меня тоже едва не усадили на этот же самый горшок.
Хотел активировать малышне давно закачанный на браслет мультик, но оказалось, что у Пуговицы была «миссия». Мне во сне снились кошмары, ей — страдающие собачки.
Из-за похорон и обилия чужаков Кьё и Кая заперли в сарае. Не хотелось, чтобы собаки покусали кого-нибудь или пострадали сами.
Детей это вчера огорчило гораздо больше похорон, и, кое-как одевшись, они побежали спасать несчастных животных.
А заодно и просто слиняли. Иначе заставят завтракать и умываться.
Мне не умываться было нельзя. Завтрак, похоже, накрыли в единственной в доме Айяны комнате для гостей: гул голосов переместился туда.
Я быстро привёл себя в приличный вид, надел чистую рубашку из своего «местного» запаса, ввалился в гостевую, не ожидая подвоха, выхватил боковым зрением незнакомое лицо. И…
Словно уловив щелчок предохранителя, замер в дверях.
Линнервальд сидел слева от двери. Боком ко мне. Я мог оценить только его точёный профиль и позу, но мне этого хватило.
Нет, внешне всё было нормально. Большая светлая комната, мрачный, но спокойный Колин, Мерис, изучающий тропинку за окном.
Локьё ещё не прилетел с «Леденящего», понял я. Они его
Он был выше развалившегося рядом Колина, то есть ростом вроде меня, широкоплеч, с коротко стриженными светлыми волосами, с чуть более худым, чем у меня, скуластым лицом.
Услышав шаги, он развернулся всем корпусом и уставился на меня.
Я коснулся ладонью бедра — широкая рубашка скрывала станнер. Пальцы привычно нащупали оружие.
Линнервальду можно было бы дать лет сорок, но возраст знати на Экзотике — большой обман. В Высоких Домах перерожденные почти все.
Это было ерундой. Всё было ерундой, кроме самого простого — Линнервальд оказался похож на меня больше, чем Брен.
А ещё он…
Я стоял в дверях и не мог заставить себя шагнуть в комнату, хоть по правилам этих земель мне полагалось здороваться первым.
— Отставить торчать столбом, капитан! — рявкнул Мерис. — Садись!
Линнервальд указал мне на свободное кресло справа.
Все внутренности встали у меня колом. То, как он смотрел на меня, как поворачивал голову…
Это же… Это…
— Капитан Гордон Пайел, в быту — Агжей Верен, — представил меня Мерис. — Между своими можно называть просто Аг. Если не покусает, конечно. Он у нас слегка нервный в силу нежного возраста. Несовершеннолетних во взрослые компании брать не принято, но тут уж… так вышло.
— Абэ, капитан Верен, — зелёные, как у меня, глаза смотрели с оценивающим прищуром. — Я регент дома Паска, аттерахатт Эльген Реге Линнервальд. Ты можешь называть меня Реге.
Аттера… хатт!
Я усилием воли убрал руку со станнера.
Это лицо было во всех головидео о хаттской войне. И оно же — на пропагандистских голотипах — растяжках и уличных плакатах.
Это было лицо первого учёного, пересадившего живой мозг в искусственное тело. Лицо Этьенна Лефевра.
Механические тела — заслуга многих учёных, но в симбиозе он был первым и «хаттской мордой» называли именно его.
Это было смешно. Лефевр не мог знать, куда приведёт это открытие. К моменту войны с хаттами даже кости его истлели. Он был родом с Земли.
Мальчишкой я не мог быть похож на него, а вот в учебке сокурсники уже иногда дёргались.
Я не понимал тогда. Вот только теперь, увидев не замершее лицо в зеркале, а сумму его мимических движений…
— Сообразительный, когда не надо, — подвёл итог Мерис. — А на себя-то давно смотрел?
— Да я кто угодно, только не!.. — я осёкся и закрыл рот.
Я вырос на далёкой планете фермеров. Пропаганда не так уж сильно на меня повлияла. А здесь, на Экзотике, таких плакатов я не видел совсем.