Пряная штучка

Ефиминюк Марина Владимировна

— Гарри, тебе есть, куда идти? — вздохнула я, и когда он покачал головой, то предложила: — Можешь сегодня остаться здесь. Будешь спать с Ирвином.

Подмастерье промолчал, но позволил себе короткое покашливание, тонко намекавшее, насколько он недоволен.

— Он меня чуть не убил, — решил отбрыкнуться Гарри от совместной ночевки.

— Значит, спи с открытыми глазами, — гостеприимно посоветовала я и прежде чем вышла из кухни абсолютно серьезно попросила: — Если решите подраться из-за Стаффи, то постарайтесь не побить банки с перцем.

Не знаю,

до чего соперники договорились, но спать они легли тихо. Вскоре из мужской спальни донесся знакомый медвежий храп Ирвина, а потом недовольное бормотание Гарри. Мы-то уже привыкли к звериным руладам подмастерья и научились проваливаться в сон в ту секунду тишины, когда у него замирало дыхание, но нежеланного гостя ждала незабываемо музыкальная ночь.

— Алекса, — вдруг позвала меня Стаффи, когда я, заморенная неожиданно бурной ночью, балансировала на грани сна.

— Что?

— Кажется, я влюбилась…

— Поздравляю, — пробормотала я. — Может, переедешь к Ирвину в спальню? В нашей тесновато вдвоем.

— Не мечтай!

Когда утром я спустилась на первый этаж, Гарри уже не было. Не знаю, какие слова нашла подруга, чтобы окончательно вытравить изменника из своей жизни, но если они скандалили, выясняя отношения, то точно шепотом.

* * *

— Господин почтальон!

Хотя корзина с продуктами оттягивала руки, я догнала почтальона, твердо шагающего по расчищенной от снега дороге.

— Утречка, Алекса, — пропыхтел он, выпуская в морозный воздух облако влажного пара. — Сегодня холодно.

— Да, стужа.

Холод в Питерборо был особенный, тяжелый и влажный. Несмотря на то, что Кристал Уотер находился во многих милях, прелестей приозерной зимы городок не избежал.

— Слышал, что ты вчера снова поставила стражий участок на уши? — Почтальон любил поговорить, и был известным сплетником.

— Все уже в курсе? — Я надеждой косилась на пухлую от корреспонденции матерчатую сумку с вышитым королевским вензелем. Вдруг он забыл про письмо, адресованное в «Пряную штучку», а потому снова прошел мимо лавки?

— Вчера капитан в трактире жаловался, что ты переехала, и у него спокойная жизнь закончилась, а сам-то твою перечную настойку цедил.

— Мне никаких писем не приходило? Из столицы? — не выдержала я.

— Ничего не приходило, — отрапортовал он.

— Опять… — разочарованно пробормотала я и улыбнулась: — Хорошего вам дня!

В лавке Стаффи, стоявшая за прилавком, оторвалась на секунду от разговора с покупательницей и с беспокойством спросила:

— Не пришло?

— Не пришло, — вздохнула я, проходя с корзиной продуктов в кухню.

Какой день подряд мы втроем ждали письма из королевского дворца о судьбе наших перечных смесей. Образцы и нарисованной подругой каталог отправили с посыльным сразу после ярмарки, и по договоренности ответ должен был прийти еще в конце прошлой недели, но пока из столицы доносилось гробовое молчание. Странная тишина заставляла нервничать, и настроение в «Пряной штучке» царило унылое.

Ночью я крутилась в постели,

мучаясь от неизвестности, а под утро решение созрело. Сидеть и ждать у озера Кристал Уотер погоды я не собиралась. Если нам решили отказать, то пусть озвучат причину в лицо. За окном еще было темно, когда я поднялась с кровати и запалила свечу. Надеялась, что тусклый свет не разбудит подругу, но она все равно приподнялась на локте и сонно сощурилась:

— Ты куда собралась, снобродка?

— Сегодня идет омнибус в Кингсбург, — вымолвила я, вытаскивая из шкафа дорожный саквояж. — Поеду, выясню, что за приступ забывчивости случился у господина Брукса.

— А лавка? — нешуточно забеспокоилась подруга. — Праздники на носу. Даже Драконы уже начали репетировать, и нам пора готовить смеси к традиционной еде. Бог с ним, с королевским двором. Нам и здесь неплохо.

— Неплохо, — согласилась я и отрезала: — но это не значит, что нужно уступить кому-то теплое место.

— Вот упрямая.

— Просто не люблю, когда меня пытаются наколоть.

Зимой дорога в Кингсбург заняла почти полутора суток. В столицу мы въехали утром, когда фонарный свет разбавлял жидкий полумрак, совершенно непохожий на глубокую, слепую темноту провинциального Питерборо. Выйдя из омнибуса, я резко, будто с обрыва, нырнула в столичный гомон, суету и пахнущий лошадьми холод. Широкие улицы с заледенелой брусчаткой, как обычно, были скользкими, ведь у дворников из года в год не получалось очистить мостовые от наледи. Знакомо поблескивали магическими огнями торговые лавки, выкрикивали новостные заголовки мальчишки, продавшие утренние газеты по пенни за штуку.

Все было по-прежнему, но я сама удивилась, как сильно за одну осень отвыкла от столичной круговерти, серости и шума. В Питерборо, признаться, никогда не пахло конским навозом, там других запахов, не всегда, конечно, приятных, но хватало. Никому из жителей не пришло бы в голову прямо на пешеходную мостовую выплеснуть из дверей лавки под ноги прохожим шайку грязной воды. Хорошо с балконов ничего не выбрасывали, не высыпали и не выливали.

Постоялый двор выбрала средней руки, в отдалении от дворцовой площади, зато чистенький, на тихой улице да еще с завтраком. Комната оказалась небольшой, зато с камином, секретером и ванной на железных лапах. Первым делом, даже не сбросив измусоленные, измятые одежды, написала записку к королевскому закупщику Стивену Бруксу, передала с коридорным вместе с тридцатью шиллингами на посыльного, и уже позволила себе расславиться в горячей ванной.

Ну, как расслабиться… Пока подремала, пока налила ванную, только взбила пену из розовых мыльных пузырьков, надела купальную шапочку и с наслаждением вытянула ноги, ведь в лавке удавалось помыться, лишь свернувшись немыслимым бубликом, как в дверь деликатно постучались.

— Кто там? — запахивая халат, спросила у человека за дверью.

— Госпожа, вам письмо из королевского дворца, — донеслось из коридора.

Стояла я в полотенце, поэтому приоткрыла дверь и высунула руку:

— Давайте!