Прятки в облаках
Шрифт:
— Зинаида Рустемовна! — Маша негодующе вырвала руку. Вот только этого ей сейчас не хватало — чтобы какая-то старушенция самого непристойного вида лезла с нравоучениями!
— А ты не психуй на ровном месте, Рябова, — добродушно посоветовала Зиночка, — лучше послушай меня без воплей и прочих ужимок. Алла Дмитриевна своего так просто не отдаст — характер у нее сложный, да еще и властью приправленный. Тебе никогда не было интересно, как она в тридцать четыре года умудрилась стать ректором, отправив на пенсию Сироткина? Она самый молодой руководитель со дня основания университета. Уж если даже Геннадий
— А он… не по своей воле ушел? — заинтересовалась Маша. Ей все еще казалось, что нет никакого проку угрожать ей ректоршей, потому как нечего им делить, но она уже включилась в разговор, стала внимательнее.
— Куда там, — махнула рукой Зиночка. — Ему и было-то всего семьдесят пять, разве в таком возрасте уходят добровольно. Нет, тут что-то совсем другое, да только мы с Васенькой так и не прознали, что именно.
Маше припомнились слова Бесполезняк — мол, был бы Геннадий Петрович на посту, к нему бы первому она обратилась за помощью, — и что-то вроде робкой надежды пробудилось в душе.
— А где он сейчас?
— Сироткин? Живет на подмосковной даче, выращивает сортовые пионы и пишет любовные романы про властных ректоров под псевдонимом Жасмина Эмс.
— Это шутка такая? — изумилась Маша.
Зиночка ухмыльнулась, качая головой.
— Чистая правда, Рябова. Что, хочешь его навестить? — проницательно предположила она. — А и правда, почему бы нет. Вот возьмем и поедем в гости в ближайшую субботу.
— Поедем, Зинаида Рустемовна, — горячо согласилась Маша. — Пожалуйста!
Глава 25
Глава 25
Проснувшись рано утром, Маша сделала бодрую зарядку, приняла контрастный душ и провела коротенький, но энергичный аутотренинг перед зеркалом.
— У тебя в запасе только два с половина месяца, Рябова, — наставительно сказала она себе. — Нет времени на сопли, уныние и прочие непродуктивные глупости. Сейчас ты соберешься и распутаешь этот клубок. А вздумаешь ныть и жалеть себя — так непременно закончишь с ножевой раной в груди. И перестань уже наконец так много думать о Дымове! Он даже не позвонил вчера, чтобы узнать, как ты тут. У него Алла Драконовна, а ты самодостаточная молодая женщина.
Замотивировав себя таким образом, она решительно вытащила из постели сонную Дину и едва не волоком привела в свою комнату, которой временно владела в полном одиночестве. Наверняка Зиночка не сегодня, так завтра, выставит ее к Ане с Викой, но пока следовало пользоваться случайной привилегией.
— Ну что тебе надобно, Рябова? — простонала Дина, плюхаясь на ее кровать и утыкаясь носом в подушку. — Еще даже нет семи часов! Я в это время не функционирую.
— Зато отлично жалуешься, — заметила Маша и достала блокнот. — Давай подробности, Дина: как я выглядела, когда явилась тебе?
— Нарядно, — с закрытыми глазами сообщила та. — Голубое платье в пол, на мой вкус — немного старомодное, но явно надетое по случаю.
— Ага, — Маша задумалась. — Есть у меня такое, я его на выпускной шила. Видимо, ко дню студентов достала из шкафа. Прическа?
— Локоны.
— Удивительно. У меня даже плойки нет… На бигудях, что ли, спала?
—
— А я была расстроенной, напуганной или сердитой?
Дина приоткрыла один глаз, будто примериваясь к Машиному эмоциональному спектру и пытаясь пристроить видение в нужный сектор.
— Самодовольной, наверное, — определилась она.
Это прозвучало прекрасной музыкой. Что бы ни происходило в загадочном будущем, но у Маши был там повод для самодовольства.
— Что-нибудь еще? — деловито спросила она. — Необычное? Непривычное?
— Рябова, можно подумать, ко мне каждый день такое является! Я, вообще-то, в глубоком шоке была!
— Ладно. Теперь скажи мне, как отличница факультета времени: а что случится, если я передумаю прыгать в твое прошлое с предупреждением о ноже? Теперь, когда сообщение передано?
Дина перевернулась на спину, глубокомысленно уставившись в потолок.
— Сложно сказать, — протянула она. — Как ты понимаешь, прецедентов-то раньше и не было. Но чисто теоретически — мы с Верой Викторовной думаем вот как. Твой прыжок в прошлое — это событие, которое уже состоялось в двух временных точках, а мы сейчас находимся между ними. То есть, это не какое-то гипотетическое будущее, Рябова, а свершившийся факт. И если по каким-то причинам ты решишь не являться мне в голубом платье и с локонами, то время поломается, и мы попадем в петлю. Ну как день сурка, понимаешь, только полгода. В общем, это основная причина, по которой мы никому ничего не рассказывали — боялись нарушить естественный ход событий. Но все стало слишком сложно: и видение вырвалось наружу, и Вечного стража пробудили, и я совсем распиховалась, потому что в убийцы не хочу, и ректорша начала все больше о полиции думать, ну я вчера и сломалась. Вера Викторовна сказала: не переживай, детонька, может, оно так и надо было. Может, пусть все идет, как идет. Главное, Рябова, не вздумай отлынивать 25 января.
— Я очень постараюсь, — серьезно кивнула Маша.
***
Впервые в жизни она шла на механику неподготовленной, и, сбегая по ступенькам вниз, Маша спрашивала себя — и как же ей теперь не провалиться от стыда сквозь землю.
Под теплыми лучами раннего солнца ее традиционно ждали Плугов и Власов.
— Ой, — растерялась она. — Я и забыла вам сказать, что больше охранять меня не нужно. Вы свободны, ребята.
— А мы и не охранять, — ответил Власов, ухмыляясь. — Про охранять нам Циркуль еще вчера маякнул — мол все, отбой, убийца Рябовой раскаялся и передумал ее убивать. А мы же всю ночь ворочались — что за убийца, как раскаялся, почему передумал. Так что выкладывай все как на духу, Маруся.
Написал он им, видите ли. А прислать одно сообщение Маше — как вы там, после таких-то потрясений? — ему было недосуг.
— Ничего не скажу, — насупилась Маша. — На меня ректорша наговор наложила — если распущу язык, то он разбухнет и свесится до колен.
— Гонишь, — восхитился Власов. — Прям так и наложила? Она же вроде не словесник вообще, а всего лишь историк. Бесполезная, так сказать, с точки прикладных чар личность.
— И вот, — Маша достала из кармана пострадавшего щелкунчика. — Уж простите, но снова пострадал безвинный.