Прятки в облаках
Шрифт:
***
Она чувствовала себя совершенно измотанной, и вовсе не от того, что так долго бегала. Сопротивление менталистам отняло целую кучу сил. Лень — это все-таки очень мощный противник.
Приняв душ, Маша переоделась и тихо порадовалась, что на сегодня учеба закончилась.
Сейчас она отправится в библиотеку и как подтянет все накопившиеся хвосты. Больше Федя ей Морозовой тыкать не сможет.
Сообщение пришло на выходе из спортзала: «Маша, зайдите, пожалуйста в мой кабинет. Дымов».
Она застыла, мешая остальным студентам, и уставилась на
— Ты чего тут застыла, — недовольно пихнул ее плечом хам Китаев, и Маша отмерла.
Ну ладно, так уж и быть. Она может прогуляться до дымовского кабинета.
***
Дымов выглядел не очень свежо — бледный, будто не выспавшийся, он сидел, откинувшись в кресле и скрестив руки на груди. С сосредоточенным видом разглядывал потолок.
— Здрасти, Сергей Сергеевич, — Маша прошла вперед и села на стул напротив него, сложила кулачки на столе и поставила на них подбородок. Слишком фамильярно, наверное, но он же сам ее позвал.
— Здрасти, — согласился он, перевел взгляд с потолка на Машу и решил проявить вежливость: — как вы?
— Скучаю, — честно призналась она, не отводя от него глаз. На лице Дымова ничего не дрогнуло, он просто смотрел на нее — открыто и внимательно. — По Лизе, — пояснила Маша. — Привыкла, что она всегда рядом, что мне всегда есть с кем поговорить. Знаете, когда ты растешь в большой семье, а потом оказываешься в общаге, то чувствуешь себя ужасно одинокой. Я даже не понимала этого, пока не появилась Лиза. Она стала моим первым настоящим другом.
— Вы же понимаете, что Лизы не существует? — мягко спросил Дымов.
— Понимаю, — согласилась она. — Есть только вы.
Наверное, прошла целая тихая минута — они просто молчали и глядели друга на друга, а потом Дымов вдруг занервничал, зерзал, ляпнул совершенно неожиданное:
— Вот что мне всю ночь не давало покоя: а как бы Дина убила вас с помощью веревки?
— Что? — изумилась Маша и выпрямилась.
— Человека вообще с непривычки непросто убить, тем более в нашем универе, где каждый второй целительным наговорам обучен. Ну ладно, еще нож, но тоже непрактично, надо понимать, куда бить, чтобы на ребра не напороться. Но как убить человека с помощью веревки? Повесить? Удушить? В обоих случаях нужна физическая сила и специфические навыки. Дина вроде как ничем таким не обладает. Если бы она на полном серьезе хотела вас угрохать — то выбрала бы яд или проклятие, или еще что-то в этом роде. Нож — это уже перебор, а веревка и вообще ни в какие ворота не лезет.
— Может, это какой-то код? — предположила Маша, включившись в умозрительные построения. — О котором мы с Диной позже договоримся?
— Может, и код, — рассеянно согласился Дымов.
— Меня больше Бесполезняк волнует, — доверительно призналась Маша. — Вдруг она решит, что я на самом деле представляю опасность для человечества?
— Ну, Вере Викторовне в ближайшее время не до вас будет, — утешил ее Дымов и помрачнел. Казалось, он ступал на зыбкую почву, куда ему очень не хотелось забираться. — Видите ли, Алла Дмитриевна пошла против нее крестовым походом.
— Как это?
— Этим утром она опубликовала новость о том, что инициирует сначала
— Да ладно! — ахнула Маша. — Это ректорша обиделась, что ли? За то, что Бесполезняк так долго держала ее в неведении?
— Между ними всегда было напряжение. Одна считала нового ректора выскочкой, другая Веру Викторовну — замшелой интриганкой. Но мотивы Аллы Дмитриевны, — Дымов вздохнул, — сейчас не так важны. А важно то, что эти проверки поставят под удар не только Веру Викторовну, но и вас. Как бы история с вашим двойным сальто в прошлое не вышла за рамки узкого круга посвященных лиц. Кто знает, куда эти проверки нас заведут.
— Ох.
Глава 26
Глава 26
— Может, все-таки обойдется, — пробормотала Маша, верная утреннему решению ни за что не сдаваться.
В дверь постучали, и тут Дымов вдруг вскочил со своего места, стремительно обогнул стол, схватил Машу под локоть и впихнул ее в книжный шкаф.
Серьезно, именно так он и сделал.
Машин мозг совершил невероятный кульбит и отключился. Вроде как — ну все, дальше сами, я тут бессилен. Только обалделый столбняк удержал ее от того, чтобы снова выпрыгнуть наружу и спросить у Циркуля, а давно ли он спятил.
Сделав несколько заполошных вздохов, Маша машинально пробормотала: «свети-свети ясно, да чтоб не погасло», и тусклый огонек — да когда же у нее получится ярче — появился где-то сверху.
Маша оглянулась и не поверила своим глазам: она находилась вовсе не в шкафу, а в небольшой полукруглой комнате без окон. Здесь был важный диван с выпуклой спинкой, на котором валялось несколько темных дымовских водолазок. Здесь было несколько полок с книгами и рабочий стол, заваленный бумагами.
А еще — пушистый изумрудный ковер и множество картин на стенах. Репродукции Кандинского, на которых образы будто сами собой перетекали в слова.
Остро чувствуя, что лезет не в свое дело, Маша подошла к столу и села в кресло перед ним, включила настольную лампу с символическим зеленым абажуром. Перебрала несколько листов, исписанных мелко-заковыристым почерком с острыми краями букв. Надолго зависла над этим почерком, мама когда-то учила ее азам графологии. Выходило, что Дымов был замкнутым, неуверенным в себе человеком, впрочем, ничего нового.
Потом в путанице вариантов и зачеркнутых предложений она разобрала черновики наговоров. Ба! Да это же святая святых каждого словесника, как это ее только впустили сюда.
Тут бы ей и отойти от стола, но вместо этого Маша принялась читать. Нет, ей не хотелось украсть чужие идеи, куда большее ее интересовало, как мыслит Дымов, какую структуру он придает своим неразборчивым бормотаниям. Она вспомнила давнишний спор на общажной кухне, где Катя Картышева топила за емкость и экспрессию, а Лиза-Дымов — за плавность и легкость.
Но простота всегда дороже сложности, и для создания незамысловатых, легко запоминающихся бормоталок требуется куда больше опыта и сил, чем для «Взъярись, высь, несись вскачь».