Птица-жар и проклятый волк
Шрифт:
Темноты дожидаться не стали, загодя пошли к мельнице. Старый мост, о котором толковал им тот человек, давно обрушился, от него осталась лишь малая часть шага в четыре, да и та потихоньку осыпалась в воду. Серые камни обросли мхом; мох проржавел. Вишня, невесть как забредшая сюда, раскололась от собственной тяжести и высилась над обломком моста лишь одной накренившейся и иссохшей половиной.
Верно, когда-то здесь было чудо как хорошо, и вишня цвела, роняя лепестки в быструю воду. Кто-то врыл и лавку, да не простую, резную, с навесом, только она уж давно
Ночью дождило, и земля до самого вечера так и не просохла. Холодно, грязно, ветер с реки налетает, будто мокрым полотенцем хлещет. Пришли они на место, ждут, от ветра ёжатся, все в разные стороны глядят, а как тот человек подошёл, и не заметили. Вот будто никого не было, а вот подходит.
Видит он, все на его сапоги уставились, и сам поглядел. Сапоги-то добрые, не копыта, и всё же, видно, по земле ступал, испачкал. Выходит, что будто и не чёрт.
Пчела его ещё обошёл кругом.
— Что это ты меня оглядываешь? — спрашивает человек.
— Хочу себе такой кафтан, — отвечает Пчела, — да гляжу, надобна ли в нём прореха для хвоста.
— Что же, у тебя есть хвост?
— Ты нам голову-то не дури! Отвечай, кто ты есть таков и что у тебя за дело.
Рассмеялся тут человек, да этак по-доброму.
— Неужто боитесь меня? — спрашивает. — Что вы себе выдумали? Вас-то сколько, а я один!
— Ты или дело излагай, или мы уйдём, — говорит Невзор. — Ежели думаешь нас тут до полночи продержать, так не выйдет.
Оглядел их человек с понятливой улыбкой. Головой кивает, будто уже всё про каждого знает.
— Научу, — говорит, — как в царский терем пройти, всем, кто ни встретится, глаза отвести. Что бы ни задумали, всё удастся, не попадётесь. Этого ведь хотели?
— Хотели, да небось цена-то высока? — спрашивает Невзор.
— Это уж вам решать. Одно скажу: согласитесь — доброе дело сделаете.
Примолк он тут, покачал головой этак задумчиво, поглядел на огни Белополья и сказал:
— Слухи недобрые ходят, да не зря. Нечисть и вовсе страх потеряла, расходилась, добрых людей пугает, губит. Всё это неспроста. Я вам тайну открою: здесь, в Белополье, живёт лихарка, ведьма силы немалой, от неё это зло и пошло. Ежели ведьму не извести, ждёт нас беда неминучая! Хочет она заморских послов загубить, да так, чтобы царя Бориса в том винили.
— Что ж ты нам о том говоришь? — спросил Невзор. — Ты к царю ступай!
— Царь-то не вдруг поверит, а когда худое случится, поздно будет. Так вот каково моё дело: я ведьму сюда заманю, в глухое место, а вы её жизни решите. Тогда награду свою и получите.
Сказал так и ждёт, что они ответят, а сам будто усмехается. Кто же он таков, что на ведьму охотится, да и правду ли сказал?
Не спешат мужики соглашаться, с ноги на ногу переминаются.
— Сам-то чё на ведьму не идёшь? — говорит Добряк. — Небось жить хочешь, а нас-то не жаль!
— Ужо наградит нас ведьма, — поддакивает и Пчела. — Мы-то уж видали колдунов, знаем, на какие пакости они способны!
— Не дашь ли нам день
Глядит на них человек, а сам уж не усмехается, глаза холодны.
— Не с руки мне ждать, — говорит. — Дело спешное, других найду, не таких ломливых, небось они и попросят меньше. Вам-то, видно, помощь не нужна, сами управитесь.
— Ишь ты, не таких ломливых! — уперев руки в бока, сердито сказал на это Пчела. — Что же, и поищи.
— Мне и искать не надобно, уж знаю, где взять. А вы, — сказал человек, обведя их тяжёлым взглядом, — ежели хоть слово кому скажете, пожалеете. Прежние беды малыми покажутся.
Сказал он так, да и ушёл. Они хотели за ним пойти, проследить, где живёт и кто таков, да он добрёл до первого переулка и будто растаял в глухой тени.
Всю ночь они потом не спали, всё толковали, что за человек им встретился. Пчела говорил, то чёрт их опутывал.
— Ишь, хотел, чтобы мы загубили невинную душу! — всё приговаривал он. — Заполучил бы нас тогда со всеми потрохами! Вот ужо нечисть проклятая, добро, что мы не согласились.
— Да он бы небось и солгал, не помог, — кивал, соглашаясь, Добряк.
На другой день разошлись они в разные стороны. Дарко пошёл к царскому терему, сказал, что в конях понимает поболе любого, так его, может, и без чужой помощи работником возьмут. Ёрш опять к брату решил наведаться, хоть узнать у него, где птицу-жар держат. Тот на подворье работает, небось о птице-то слыхал, как не слыхать.
Пчела, Добряк да Невзор пошли толкаться в другую корчму, в верхнем городе, мало не у царского терема, да глядеть, не удастся ли кого поймать на золотую уду, на серебряный крючок. В ту корчму ходили царёвы работники, а уж среди них непременно должен был найтись тот, кто выболтает, что нужно, а то и поможет, посули ему только монету или поднеси зелена вина.
Завид один остался. Бродит по улицам, ёжится в худом своём тулупе. Нынче подморозило, небо нахмурилось, облака низко нависли. Вот уж будто дождь сорвётся, ан нет! Первый снег пошёл.
Снежинки ещё слабые, тонкие, редко-редко одна до земли долетит, истаивают в воздухе. Пальцем такую поймай, лишь капля воды останется. Кружат они над серым городом, над тесовыми крышами, над мокрой землёй, где хотя и мостили тропки соломой и щепками, да всё одно — грязь. Ребятишки у лужи возятся, вот бросили, тоже снег ловят. На высоком крыльце серый кот умывается, глядит на снег да всё этак спиной недовольно подёргивает, не по нраву ему сырость.
Уж вечереет, скоро будет и неба не разглядеть, и снега. Неслухов загонят домой, где пахнет щами да кашей. Небось хорошо укрыться лоскутным одеялом, лёжа на тёплой печи, да слушать бабкины сказки. Рядом кот мурлычет, мать у горшков хлопочет, вот с мороза отец заходит, улыбается…
Будто наяву, припомнился Завиду давно позабытый дом. До того тоскливо стало, был бы волком — завыл. Может, потому ноги сами понесли его туда, где жили Тихомир да Рада. Она ему однажды указала, а он хорошо запомнил.