Птица-жар и проклятый волк
Шрифт:
Да не дошёл. Глядит — сама Рада идёт ему навстречу, спешит куда-то. Увидела его, признала, улыбается.
— Что ж ты к нам тогда не пришёл, милый? — спрашивает. — Уж я так ждала! Всё ли у тебя ладно?
— Да будто бы, — говорит Завид.
Она глядит на его худой тулуп нараспашку, головою качает. Видно, не верит.
— Полотенце ты вернул, — говорит да смотрит ласково, — Тихомира моего спас, век тебе за то благодарна буду. Ежели работа не надобна, ты так приходи, гость дорогой! В нашем дому всегда тебе рады. Нынче бы я тебя
Завид уступил ей дорогу, задерживать не хотел. Сам рядом пошёл.
— Ежели зовёшь, приду, — говорит. — Тебя проводить, может? Уж темнеет, да и нечисть поразгулялась, всякое говорят. Негоже одной-то ходить!
— Ох, да нечисти я не боюсь!
Идёт Рада торопливым шагом, платок придерживает, а сама так хорошо улыбается, что рядом с нею будто теплее становится. Завид и сам не замечает, как улыбается в ответ.
— Ведь радость у меня великая! — говорит она. — Вышла ссора с дорогим другом, а нынче, думаю, примиримся. Ты уж непременно завтра приходи! Придёшь?
Дал Завид слово, на том и распрощались. Он мешать не хотел, только издали решил проследить за Радой, чтобы не стряслось никакой беды. Да вот она уже миновала окраины, с постоялым двором поравнялась — и туда не свернула. К реке пошла.
Хмурится Завид, не может понять, с чего бы ей идти на берег в эту пору. Не к мельнице ли?
Тут будто в грудь ударило: не о ней ли тот человек говорил?
Сорвался он с места, будто его ветром сдуло. Бежит, ровно под ним земля горит, в корчму торопится, сам об одном молит: вернулись бы мужики! Он и один пойдёт Раду выручать, да ведь не сдюжит.
Влетел в корчму, озирается. Разговоры смолкли, все на него глядят. Вот Добряк, изменившись в лице, поднялся с места, почуял неладное. Здесь и Дарко с Невзором.
Завид только рукою махнул, выбежали они. К реке спешат, медлить да расспрашивать не стали. Завид им по пути сбивчиво говорит и про пирог, которым однажды Рада его угостила, и про то, что её теперь выманили к старому мосту.
— Не ведьма она, — повторяет. — Не ведьма! Добрая она, пожалела меня. В гости звала…
— Ничё я не понял, — пыхтит Добряк, но не отстаёт. — Лепечешь ты, парень, что сорока…
— Всякое о ней… — задыхается позади Невзор. — Да имя очистила… Нам бы и добрая ведьма нынче не помешала…
В эту пору облака разошлись, просветлело. В каждой рытвине и колдобине, заполненной водой, отразился лунный свет. Широкая холодная река лежала под чёрным берегом, и вторая луна, мёртвая, утопленная, светила из глубины. Всё будто застыло: и река, и тёмные облака над ней, и метёлки иссохших трав. Не бродил, не шептал ветер, даже мельничное колесо не скрипело.
Вот уж и старый мост, а у моста люди, четверо мужиков. Раду теснят, она отступает на самый край, дальше некуда, дальше только вода внизу…
Один человек оглянулся, услышал, как к ним бегут по грязи. Мудрено не услыхать. Что-то крикнул, Раду схватили за руки.
— Стойте, окаянные! — закричал Невзор, взмахнув руками. — Стойте!
Люди толпятся на краю моста, ничего не видать. Кто-то упал, только вода плеснула. Завид бежит из последних сил, не хочет верить, что они не успели.
— Под мостом ищи! Под мостом её ищи! — толкнул Дарко в плечо.
Кинулся Завид под мост, с треском проломился сквозь тростник, влетел в холодную воду, мало не упал. О страхе своём позабыл. Озирается, тяжело дыша, да вода тиха, от него одного круги расходятся, а больше ничего.
— Рада! — зовёт, руками в воде шарит. — Рада!
Никто ему не отвечает…
А те, на мосту, гостям недовольны.
— Ишь, — говорят, — нам сказали, она одна будет, а тут ещё повозиться придётся. Ну, за то прибавки попросим!
— Вы что ж, не признали? — спрашивает Дарко. — Ведь и вы с Тишилой работали, мы прежде встречались.
— Работали с Тишилой, да нынче сами по себе, — недобро ответили ему. — Ну, робята, этот нас знает, выдаст, унянчим-ка дитятку!
Поднял голову Завид, глядит, мужики за ножи схватились. Выбрался он из-под моста, по пути грязи зачерпнул, да одному в лицо и залепил. Камнем бы, да тут и камней не сыскать…
Невзор тулуп скинул, на руку набросил, от чужого ножа отбивается. Дарко с другим мужиком сцепился, не понять, кто кого заборет, а третий уж к ним сбоку подходит, глаза от грязи продрал. Дарко его не видит, вот-вот нож под рёбра получит…
Кинулся Завид на разбойника, на руке повис, ножом ударить не даёт, да тот крепче. Оттолкнул он Завида, наземь стряхнул.
Добряк с последним борется. Сам его много ниже, а в плечах шире. Кулаком ударил да опрокинул, свой тулуп наспех сорвал, наземь сбросил.
Затрещала тут на нём рубаха, вырвался из горла медвежий рёв. Над Завидом, лежащим на земле, встал уж не человек — зверь, ударил разбойника тяжёлой лапой. Тот отлетел, упал головою на камни моста.
— Берендей! Берендей! — закричали тут остальные разбойники.
Один, спасаясь, прыгнул в воду. Его дружки бросились наутёк.
— Догнать? — тяжело дыша, спросил Дарко и утёр рассечённый лоб. — Ишь ты, задели меня…
— Пущай бегут, — махнул рукой Невзор и повернулся к Завиду. — Что там, нашёл её? Не успели мы?
Долго они искали Раду, звали, бродили берегом. Добряк, отфыркиваясь, казал медвежью голову из воды и опять нырял, обшаривал дно. Всё было тщетно. Река, залитая лунным светом, взяла своё и не хотела отдавать.
— Неладные здесь творятся дела, — сказал Дарко, пригорюнившись. Он сидел на краю моста и глядел в воду. — Мужу-то её скажем, как всё было?
— Скажешь, да сам виноват останешься, — ответил ему Невзор. — Тех-то поди сыщи, с нас и будет весь спрос. Начнут пытать, допытаются до того, зачем мы в Белополье приехали. И Раде уж ничем не поможем, и себя сгубим.