Пуговицы
Шрифт:
Чтобы не слушать эти гадости, я отправилась за бумажными платками, а когда я вернулась, все втрое сидели в телефонах. Подносы и остатки еды были убраны, а посреди стола стояла маленькая одинокая бутылка Колы. В воздухе витало напряжение. Кто-то с кем-то явно поругался. Скорей всего, как обычно, Лиза с Филом.
Выяснять не хотелось.
Но только я подсела к Лизе, как телефон в её руках громко возвестил о пришедшем сообщении.
Подхватив её под локоть прежде, чем она отстранилась, я успела заглянуть в экран.
«Видел только растяжку. Точно наша, хотя буквы сильно стёрлись. Труп уже погрузили в труповозку. Но поварихи и Ольга Олеговна сказали, что это Надя. Они её по серёжкам опознали и кулону. Ты сегодня после школы что делаешь?».
Надя. Надежда Эдуардовна. Тот самый ночной кошмар на протяжение последних пяти месяцев. Распахнутое окно, разбитое зеркало, кровь на футболке. Угрозы, страх, чувство вины, ненависть к ней и к самой себе. Всё это была Надя. Женщина взрослая, гордая и ревнивая — как описала её гадалка Гуля. Она так часто приходила ко мне во снах, а оказывается, всё это время была мертва и гнила в этом жутком колодце.
— Ну? — нетерпеливо поторопил Лизу Бэзил.
— Жесть, — я всё ещё переваривала новость. — Липа пишет, что это Надя. Та, убитая женщина — Надя.
— Кто такая Надя? — развалившись на стуле, Фил закинул ноги в грязнющих кроссовках на соседний.
— Надежда Эдуардовна, — с нажимом пояснила я. — Физручка наша бывшая.
— Рано или поздно её точно кто-нибудь да прибил, — сказал Бэзил после общего ошарашенного молчания.
— Вася, — Лиза посмотрела на него осуждающе. — Так нехорошо говорить.
— Очень даже хорошо. Она была ужасная.
— Про умерших так вообще нельзя.
— Микки, дай платок, — Бэзил протянул распростёртую ладонь. — Сейчас разрыдаюсь.
Надю Бэзил терпеть не мог. Большинство её уроков он прогуливал, а когда появлялся для сдачи нормативов, либо цеплял её насмешками и грубостями, либо откровенно хамил. Бэзил сам по себе никогда паинькой не был, но если и конфликтовал с кем-то из учителей, то больше ради показухи, понтов и репутации главного говнюка школы. Надю же он невзлюбил по-настоящему. И сколько мы с Лизой не выпытывали у него причину, ничего пояснять он не собирался.
Лиза предполагала, что это из-за того, что в самом начале, когда Надя только пришла к нам, Бэзил пытался флиртовать с ней, наиграно, задиристо, при всём классе, но то была его обычная манера поведения — пошлить, смущать, провоцировать. Так он вёл себя почти со всеми учителями. Надя же восприняла эту его подростковую дурь довольно своеобразно: вместо того, чтобы пригрозить плохими оценками или отрицательной характеристикой в его футбольный клуб, как это делало большинство учителей, она принялась насмехаться над ним, называя то ребенком, то малышом, то пупсиком, что заводило Бэзила ещё больше.
— Ну, Надя и Надя, — Фил равнодушно пожал плечами. —
Надю и я не любила, однако поражало другое: после той злосчастной репетиции, где физручка психанула, как гормонально неуравновешенная школьница, в школе она больше не появлялась.
— Надю с того вечера никто не видел, — сказала я, ощущая неприятный внутренний холодок, вынудивший вновь мысленно вернуться к своим снам.
— Понятное дело, не видел, раз она уволилась, — Бэзил укоризненно покачал головой.
— Ужас, конечно, — с чувством выдохнула Лиза, хватая меня за руку.
Ей-то наверняка не к чему связывать одно с другим. Лизины пальцы были тёплые и согревающие. Я развернулась к ней:
— Тебе не кажется странным совпадением, что пропавшая растяжка и внезапно исчезнувшая Надя вдруг обнаруживаются в одном и том же месте спустя пять месяцев?
— Да, наверное. И что, по-твоему, это значит?
— Только подумай, какова вероятность повстречать маньяка на двухстах метрах от школы до того колодца? Да ещё такого, который смог с ней справиться. Это же Надя. Вы забыли? Она Фила тогда на раз скрутила.
— Ой, вот не надо, — Фил возмущённо выпрямился. — Понятное дело, я поддался. Что же я с женщинами драться буду?
— Повстречать маньяка на двухстах метрах почти нереально, — неожиданно серьёзно сказал Бэзил. — Но вот того, кто долго следил за ней, караулил и заранее знал, с кем имеет дело, запросто.
— Может и так, но как он раздобыл растяжку?
— Вот, заноза-то, — выругался Бэзил. — Ну, допустим, я выкинул эту дурацкую растяжку на помойку за школой, а он её оттуда взял.
— Правда? — от удивления я на секунду забыла, что разговариваю с Бэзилом.
— Нет, — он довольно разулыбался. — Но всё равно. Это самое адекватное развитие событий без учёта прочих неизвестных.
— Если никто из нас четверых растяжку не забирал, — сказала я. — То остаются двое: Липа и Томаш. Кто-то из них должен был вынести её на улицу.
— Зашибись, — наиграно хохотнул Фил. — Я знаю, что вы сделали прошлым летом… Мне нравится расклад.
— Может, сама Надя и взяла, — продолжал упорствовать Бэзил.
— Откуда ей было знать, что мы её спрятали? Она и в зал-то не возвращалась.
— Я могу поговорить с Липой, — предложила Лиза.
— Ага, и он сразу такой: «Да, Лизочка, конечно, это я спёр растяжку, и Надю укокошил тоже я, потому что она называла меня дрыщом, рахитом и заморышем», — подражая сюсюкающей манере Липатова, передразнил Фил.
— А кто поговорит с Томашем? — осторожно спросила я.
Бэзил наиграно осклабился:
— Конечно, ты. Признайся, ты спецом весь этот напряг замутила, чтобы был повод с ним пококетничать.
— Нет, — ответила я, как можно спокойнее. — Будет лучше, если это сделаешь ты.