Пурпурный занавес
Шрифт:
Она-то, может быть, и есть, да вот углубляться в отвлеченные думы за рулем не следует. Уже в самом конце спуска Николай чуть не прозевал – спасибо, шоферское шестое чувство выручило. В просветах кустарника сверкнул корпус большой легковой машины – Гордеев резко затормозил.
Серебристый «Мерседес-600» массивно прокатил слева направо через перекресток. Николай успел разглядеть только правую руку водителя, небрежно покоящуюся на рычаге коробки передач: в коротком белом рукаве, крепкая, мускулистая мужская
В таких бегемотах люмпены да пролы не ездят. Николай мельком удивился сему явлению на убогих улицах Третьей пристани – и тут же забыл об этом.
– Сюда, сюда, – клиент чуть не подскакивал на сидении от непонятного Николаю возбуждения.
– Я помню, – буркнул Гордеев.
Подъехали к давешнему складу. Там Николай наконец-то оставил надоеду вместе с его каталкой, получил полный расчет, кивнул на прощанье.
Что-то все-таки поддевало его, какая-то мысль, поддевала и пряталась, он не мог ее уловить. И так и сяк, пытался, старался… нет, не ловилась. И он махнул рукой. Надо будет – сама потом всплывет.
Еще в первый раз, въехав на Пристань, он обратил внимание на этот дом – двухэтажное строение довольно игривой архитектуры: с высокой крышей, выступами чердачных окошек, угловыми застекленными балконами второго этажа, этакими почти мансардами, косо подпертыми контрфорсами из бруса. Все это, правда, было крайне дряхлое, на балконы и глядеть-то было жутковато, а уж как ступать на них, и помыслить страшно… Когда-то розовая, видимо, штукатурка давным-давно выгорела на солнце, смылась дождями снегами, талыми водами… и теперь цветом напоминала промокашку; тем не менее среди прочей совсем уж безнадеги Третьей пристани дом этот сразу бросался в глаза.
Вот и Николаю бросился. И сейчас, на обратном пути, вновь возник бельмом на глазу. Гордеев покосился влево.
Только он сдвинул взгляд – как из-за дальнего торца дома вырулил тот самый «Мерседес». Остановился. Распахнулась дверца, вышагнул водитель и…
И Николай чуть не поперхнулся от изумления.
Потому что водителем этим оказался не кто иной, как Владислав Глухаревский!
«Газель» вильнула вправо. Николай вздрогнул, судорожно дернул руль.
Что делать?..
И как-то само собой решилось – что.
Гордеев резко крутанул баранку влево, нажал на газ. Грузовик подлетел к «Мерсу».
– Владислав!
Черт, как его по отчеству?..
Глухаревский обернулся. Очень спокойно. На лице промелькнуло припоминание: где-то, мол, видел этого типа… Но где, не вспомнил.
Николай помог, улыбнулся радушно:
– Я – Николай Гордеев, ассистент Пинского. Встреча в Союзе, потом дома у Ягодкина… Помните?
Литератор прояснился.
– Ах, да! Как же, прекрасно помню. Извините, что не узнал сразу.
Они обменялись крепким рукопожатием.
– Очень рад, – сказал Николай.
Писатель осклабился,
– Какими судьбами?
Гордеев широко повел рукой.
– Да вот, – постарался взять тон как можно независимее. – Как говорится, хочешь жить… Ассистент я, в сущности, внештатный. Поэтому приходится крутиться.
– Частный извоз?
Николай сделал сложное движение губами, глазами… Глухаревский мимику понял правильно:
– Что ж! Деньги не пахнут.
– Вот-вот, – Николай рассмеялся. – Ну, а вы?..
Выжидающе недоговорил. И опять литератор все понял:
– А я в поисках вдохновения, так сказать. Я вообще, знаете ли, люблю побродить по таким вот укромным, притихшим местам. Не просто так, разумеется. Со смыслом.
Он сунул руки в карманы джинсов, качнулся с пяток на носки.
– Занятно! Вот я числюсь фантастом. Ярлык вроде бы приклеили – но критики головы ломают: книги Глухаревского ни в одном из общепринятых жанров фантастики не вписываются. Нет там других планет, галактик и всего такого прочего. Верно, нет. А мне и не нужно ничего этого… Да я, впрочем, кажется, говорил уже… там, на встрече?
– Нет-нет!.. То есть, да, говорили, но мне очень интересно!
– Как психологу? – Глухаревский лукаво подмигнул.
– Н-ну, отчасти да. А отчасти… Да почему бы не как читателю? Я ведь, в конце концов, нормальный обыватель, художественной литературой интересуюсь, как и положено такому обывателю…
Николай остался очень доволен своим ответом. Ладно-складно так все сказал, беседу поддержал… Он почувствовал, как его начинает разжигать сыщицкий азарт: с чего-то вдруг Глухаревский пустился в рассуждения? Любопытно, черт возьми!
– Ах, вот как? – писателю такие слова сделались как маслом по сердцу. – Ну, возможно, я и повторяюсь… Суть вот в чем: я считаю, что самые таинственные и загадочные места на свете – никакие не чужие планеты, не космос, и не джунгли Центральной Африки. Нет! Самые диковинные места – закоулки города, в котором живешь. Окраины, дворы, сараи, подворотни. Подвалы, чердаки! Вот где все тайны мира!..
Он засмеялся – славно так, по-доброму. Николай тоже постарался хмыкнуть поумнее.
– Согласны с этим? – Глухаревский приподнял брови.
– Ну, резон есть.
– А вы ничего не читали из моих вещей?
Гордеев виновато помялся:
– Н-нет, как-то не довелось… Честно говоря, изо всей вашей группы я только в Ягодкина заглядывал. Да и то, вот уж точно, заглядывал с пятого на десятое.
Лицо Глухаревского приобрело какое-то неясное выражение.
– Мм?.. А что именно вы у него читали?
– Ох, сразу и не вспомнить… Что-то настолько мрачное… «Кровь луны», что ли?
Беллетрист кивнул, глаза его сузились.
– И как впечатление?