Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности

Ястребов Андрей Леонидович

Ужесточим требования к соискателям: пусть это будут биологи с пятилетним стажем семейной жизни и двумя детьми. Ура! Что еще можно сказать. Только: ура! Нашли.

Только вот в чем проблема: людей с такими показателями в России наберется человек сто. Школе это не поможет, зато найдены кандидатуры на звание гордость нации.

Проблемы пока не могут быть решены школой. А для чего, собственно, их решать? Отцов и дедов никто не учил, и все как-то получилось.

Школа ли, общество ли, массовое подростковое просвещение ли… Да пусть хоть человек сто учителей биологии должны что-то сделать, чтобы помочь избежать сексуальных неврозов нашего населения. Невроз как болезнь отсутствует в диагностических

справочниках, но вот депрессии цветут в нашем обществе пышно. Связаны они с отсутствием сексуального воспитания или нет – по этому вопросу специальная статистика отсутствует. Вот так и живет население в сексуальной темноте, освещаемой разговорами подростков и порнофильмами.

Здесь, поверьте, не до высокого языка постельного общения.

Самая большая опасность, если вдруг Президент России вдруг неожиданно озаботится проблемой, а почему нет у нас этого самого воспитания!? Тогда введут это самое за пару дней, и биологи начнут обучать на собственном опыте, который у нас, как сложилось, интуитивен и эмпиричен: «Не-же-ни-тесь-н-а-а-а-а-курсистсках-ани-тол-сты-ка-а-а-аксосиски…»

Эх, ЕГЭ-ГЭ-ГЭ…

Идеалистически настроенные поклонники культуры убеждены, что культурно-образовательная ситуация изменится, и народ припадет к позолоченным стопам Пушкина, только вот нужно отказаться от ЕГЭ, увеличить финансирование культуры и образования, озаботиться подрастающим поколением и т. д.

Во всех этих чаяниях присутствует искренность наряду с инерционностью мышления и отстаиванием ведомственных интересов. При этом урожай новых идей по сохранению классического наследия очень скромен. На наших глазах меняются социальные привычки, формируются новые представления о мире и ценностях, а мы продолжаем настойчиво осуждать реформы, клясть социальных экспериментаторов, расшибать лбы в ханжеских поклонах.

Да, школа сегодня тупо натаскивает учеников на сдачу ЕГЭ. Тут, как минимум, три беды: сама форма экзамена примитивна, хуже того: эта форма требует особых навыков, соответственно, часы, потраченные на овладение формой сдачи ЕГЭ, автоматически вычитаются из времени, отведенного на изучение тех или иных дисциплин.

С примитивными задачами ЕГЭ действительно справляется, но при этом утрачивается содержание образования.

Сколько бы чиновники ни говорили о глубине и всесторонности обучения, реальные инструменты, которыми измеряется уровень полученных знаний, сурово красноречивы: ведь измеряется-то исключительно простейший набор знаний.

Для кого ЕГЭ? Неправильный вопрос.

Правильный вопрос: «Для чего ЕГЭ?»

А вот для чего… Государство давно разочаровалось в функциях гуманитарных дисциплин как воспитателей гражданина. Государству не нужен гражданин. Кстати, эта мысль высказана без душераздирающего пафоса: все давно понятно – при отсутствии идеологии, национальной идеи потребность в гражданах отпадает. А раз так, какой смысл финансировать то, что не несет практической пользы?

Именно отсюда ЕГЭ – как проект создания номинально добротного продукта – человека, достойного звания гражданина России, которая сама не знает, кто она такая.

Как бы кто скептически ли, ниспровергательно ли ни относился к ЕГЭ, нужно понять, что ЕГЭ – это один из скромных элементов реформирования образования соответственно рынку труда. В скором времени грядут серьезнейшие реформы: культура и образование будут интегрированы в рыночные отношения. Как бы это ни звучало печально, Пушкину придется конкурировать с высокотехнологичными персонажами массовой культуры. К этому нужно быть готовыми.

Сейчас следует допустить реальность почти кощунственной мысли: культура стала одним из участников рыночных отношений. То, что наблюдается сегодня – лишь слабенькая прелюдия

завтрашней экономической и культурной ситуации, экспликация того, что будет навсегда. Или по крайней мере надолго, на несколько поколений. Попытка же «переждать» или не увидеть тотальную смену социально-экономической и, соответственно, культурно-образовательной парадигмы станет фатальной ошибкой. Поэтому меняться придется всем – учителю, исследователю, чиновнику, хотя бы потому, что на наших глазах вновь переписывается прошлое. Хорошо ли это, дурно ли – тема, не имеющая однозначного решения. Просто она в очередной раз актуализируется.

Ошибочно воспринимать прошлое как иконостас всегда свежих и бессмертных идолов. Прошлое на наших глазах постоянно переписывается, с меньшим энтузиазмом, чем в советское время, но расчетливее.

Современная Россия связана с прошлым. Страна эксплуатирует остатки советского индустриального могущества и мифологии, которые уже почти выработали свой ресурс. Но как бы то ни было, отредактированное прошлое необходимо в качестве репетиции новой мифологии.

История переписывается на наших глазах в зависимости от нужд современного российского государства. Современные СМИ активно популяризируют лица, символизирующие государство: чиновник, менеджер, экономист, олигарх, священник, спортсмен, артист. Все они в совокупности работают на формирующуюся идеологию, которая сегодня не вполне очевидна. Главное, эти типажи вписываются в композицию новой концепции русской истории, соответствуют логике чернового варианта будущей национальной идеи и государственных интересов.

Рейтинг популярности покинули персонажи советской мифологии: хлебороб, писатель, шахтер, ткачиха. Они не очень успешно вписываются в конспекты реальности. В изменившейся ситуации пересмотра прошлого им очень сложно подобрать архетипы. Идея физического труда, которую символизировали хлебороб, шахтер, ткачиха, сегодня не в почете. Писатель в век компьютеров и изменения векторов мысли с литературно-нравственной на экономическую также оказался за бортом корабля социальной востребованности. Совсем недавно, когда разговоры о правовом государстве стихли, из списка лидеров нашего прошлого исчезли юристы.

Соответственно раскладу современных социальных приоритетов изменилась галерея исторических авторитетов. В одном ряду оказались самые неоднозначные фигуры, архетипические по отношению к лидерам современного общества: цари, реформаторы, бомбисты, промышленники.

Сложившаяся ситуация напоминает мысль Кафки: «Наказание само подбирает себе преступление». Наша современность подбирает себе архетипы.

Подобное состояние объясняется тем, что сегодня государство презентует себя обществу в качестве единственно подлинного субъекта истории. Соответственно, оно само вправе подбирать себе достойную историю и выразительные персонажи.

А если взять Пушкина? Чьим архетипом он может стать в современной России? Дюжина популярных актеров, назначаемых на роль рупоров вечной нравственности, вряд ли могут претендовать на звание наследников. Писатели, которые перегрызлись, выясняя имущественные вопросы, вряд ли потянут на статус престолодержателей классики.

Не все персонажи истории могут внести лепту в развитие и благосостояние современной социальной мифологии, а тем более – будущего. Вот почему государству требуется стратегическая координация и тактическое управление прошлым. Культурная политика государства в контексте выбора перспективы старательно дистанцируется от случайностей прошлого – неоднозначных фактов, трудно комментируемых событий, противоречивых имен – и отождествляет себя с масштабными сооружениями: грандиозными фактами, архитектурными памятниками, мемориальными досками, круглыми юбилейными датами.