Пустой мир 3. Короны королей
Шрифт:
— Если она запрещена, то это не значит, что ее здесь нет, — пожал плечами Эдвард, вспоминая это название. Его учитель на занятиях в залах библиотеки Тристанского замка заставлял наследника бароната внимательно читать и более вольные труды, пропагандирующие идеи, противоречащие устоям рейнсвальдского общества, а потом анализировать взгляды автора и делать собственные выводы. Настоящий феодал должен хорошо знать не только своих подданных, но и врагов, внешних и внутренних. Эдвард вздохнул, — «На заре справедливости» описывает нежизнеспособные в наших условиях идеи равенства и братства. Если автору этого произведения дать в руки власть, королевство утонет
— То есть вы считаете глупостью утверждение, что люди изначально, с рождения, обладают одинаковыми правами? — криво усмехнулся Стивки. — Или вас такой подход не устраивает, потому что не позволяет оправдывать войны, что вы ведете, неравенством тех, кто их начинает, и тех, кто в них умирает?
— Смотрите, — Эдвард медленно вытащил шпагу, не включая силовое поле, и продемонстрировал ее наемнику. — Видите? Клинок — это народ. Лезвие — дворянство. Острие — король, а эфес — феодальные вассалы. Все части важны, не будь одной из них, все остальное станет железным мусором, но считать их равнозначными бессмысленно. Вы же не станете хвататься за лезвие рукой или пытаться зарезать противника не заточенной частью клинка? У каждого есть свое предназначение, которое следует помнить и выполнять. А попытки сделать всех равными и дать право голоса каждому есть ни что иное как попытки пассажиров указывать капитану, каким курсом должен двигаться корабль.
— Однако в Известном Пространстве немало свидетельств того, что люди способны жить и даже развиваться, не делая себе подобных рабами, — пожал плечами Стивки. — Справедливость может выражаться не только в том, что каждый должен выполнять только то, что ему поручили…
— Вы об этой глупости, что говорится в книге? — усмехнулся Эдвард. — Автор не понимает или не хочет понимать, что люди все равно не могут быть равными. Если их не будут разделать сословия и клятвы верности, то их будут разделять деньги и власть. И, если мы стараемся быть честными и с собой, и со своими подданными, то там будет лишь ложь. Те, кто стоит выше, будут врать тем, кто ниже их, будто все равны. Деньги станут мерилом закона, а власть будет определяться тем, кто сможет соврать и не попасться… — закончил он, внимательно рассматривая лезвие своей шпаги, но в конце убрав ее обратно с резким звуком быстро входящего в ножны клинка.
— Слишком вольная трактовка написанного здесь, — вздохнул Стивки, снова убирая книгу. — Мысль о том, что все люди равны, вы исказили до того, что все решают деньги. Думать масштабнее не пробовали?
— Чем больше мы пытаемся охватить, тем больше в итоге потеряем, — не согласился с ним Эдвард, но именно в этот момент в дверь постучали. В комнату вошли двое вооруженных солдат, один из которых нес в руках небольшой металлический кейс. Барон тристанский кивнул им и жестом указал на дверь. — Можете быть свободны. Дожидайтесь снаружи. А вы открывайте, — он ногой толкнул кейс к наемнику.
Стивки, опустившись на одно колено, вытащил из кармана ключ и по очереди открыл оба замка, после чего продемонстрировал содержимое кейса тристанскому барону. Внутри лежала голова Дайриха Тоскарийского. Судя по тому ужасу, что застыл в распахнутых глазах, умирал он долго и мучительно.
— У вас какая-то особая страсть к человеческим головам, — констатировал Эдвард, кивнув и позволив кейс закрыть обратно. — В любом случае более веского доказательства смерти этого человека предоставить невозможно. Свою часть договора вы выполнили.
— Осталось вам выполнить свою, — развел руками Стивки, тоже
— Перестаньте паясничать, это отвратительно, — отрезал Эдвард, отмахнувшись. — Достаточно того, чтобы вы помнили обо всех условиях. В ближайшее время вы отправитесь со мной в Екидехию, там вы получите свое. А пока можете отдохнуть и подготовить своих людей. И еще один момент… — барон внимательно посмотрел на своего собеседника, — попрошу вас не распространяться о своих взглядах на структуру общества Рейнсвальда. Многие мои вассалы гораздо менее либеральны в отношении к подобным людям, чем я.
— Я постараюсь не убивать слишком много ваших подданных, решивших, что имеют право что-то мне доказывать, — хищно улыбнулся Стивки в ответ, все равно поступив так, как посчитал нужным. — Надеюсь, вы не заставите меня ждать слишком долго и выполните свое обещание…
— Прошу прощения, — Эдвард отвлекся, когда заработал его коммуникатор, вызывая на внутренней частоте тристанских войск. Подключившись, он не без удивления узнал идентификационный код Тристанского замка. — Что у вас случилось?
— Господин, в точке выхода из прыжкового режима зафиксирована группа кораблей, передающих идентификационный код Остезейского Союза! — доложил механический голос связиста, лишившийся остатков эмоций после повторяющегося перекодирования через шифрованные частоты. — В составе группы личный корвет лорда Остезейского. Сир Линк направляется в замок для личной встречи с вами по вопросу первостепенной важности. Что прикажете делать?
— В замок? Почему именно туда? — удивился Эдвард такому повороту событий. Гораздо легче было бы прибыть в центральную Ставку, где он появлялся почти каждый день. С другой стороны, нынешнее положение Линка вряд ли можно было назвать устойчивым после переворота, и, возможно, сейчас он не хотел лишний раз появляться перед остальными рейнсвальдскими феодалами. Барон, тяжело вздохнув, растер лицо ладонями, задумавшись, как следует поступить. — Хорошо. Организуйте встречу и разместите высокого гостя надлежащим образом. Я прибуду в замок в ближайшее время.
Отключив связь, он посмотрел на наемника, все с таким же равнодушным видом сидевшего на кушетке.
— Небольшие изменения в планах. Вы отправляетесь со мной уже сейчас. Соберите своих людей и подготовьте к загрузке на корабль, — велел ему Эдвард. — Мы с вами отправляемся в Тристанский замок, а уже оттуда вылетим к Екидехии, где вы получите положенное. Я отдам соответствующие распоряжения, чтобы вам не чинили никаких препятствий. Если нужно снаряжение или оружие, вам выдадут все необходимое.
— Настолько доверяете? — удивленно выгнул одну бровь Стивки, поднявшись, но было заметно, что таким поворотом дел он вполне доволен. — У меня осталось не так уж много верных людей, и не могу не сказать, что весьма признателен за возможность позаботиться о них.
— Нет, доверие не та роскошь, которую я могу позволить себе в отношении такого человека, как вы, — отрицательно покачал головой Эдвард, — однако я ценю людей, которые мне служат. Вы и ваши люди отныне считаются моими людьми, и могут пользоваться такими же правами, как и все остальные. Однако это обозначает и вашу верность. Если вы или кто-то из ваших людей посмеет ослушаться, то наказание последует незамедлительно. Это как раз вопрос того неравенства, о котором мы только что говорили, — добавил барон, — положение сюзерена позволяет не только требовать, оно и ко многому обязывает.