Путь к Имени, или Мальвина-Евфросиния
Шрифт:
— Тебе... не нужен, ты с ним... не живешь! Отвез и забыл... А Варь... Валька мать!
Несколько секунд длилась пауза. Кажется, бабка задыхалась. Я выдвинулась из-за спины Рауля, чтобы дать ей воды или лекарство, но баба Тося сделала мне чуть заметный знак — погоди, мол, не суйся. Я вновь отступила. Потом Рауль, который либо не видел меня, либо не обращал внимания, обронил глухим голосом:
— Я привезу ребенка.
— При... везешь? — охнула баба Тося; мне показалось, что ее голос зазвучал живее.
— Клянусь. Но только пусть все наладится: и в моем здоровье, и в
— О... обещаю. Но только... чтоб... навсегда!
— Хорошо, я оставлю здесь Садата. Ведь иначе ты с того света мне житья не дашь, — раздраженно проговорил Рауль. — Старая ведьма!
После этого он развернулся и быстро прошел в переднюю, в остававшуюся раскрытой дверь. Когда его шаги отзвучали, в квартире настала тишина. Даже запертая в ванной Валька стихла, прислушиваясь.
— Мальвин... — чуть слышно позвала из спальни баба Тося. — Ты где?
— Я здесь, баба Тосечка, что тебе подать? Сейчас «Скорая» приедет...
— Что мне «Скорая»... была уже... «Скорая»!
Я подумала, что у ней начался бред, но она смотрела вполне разумно. И вдруг подмигнула мне! Это было невероятно, но тем не менее было: баба Тося задорно мне подмигнула!
— Мальвинка... ведь он теперь правда... привезет!
— Садика? — подалась я к ее постели. — Да, он поклялся! Теперь он привезет Садика и оставит Вальке!
— Оставит... побоится, что я его... с того света достану!
— Баба Тосечка, — осторожно спросила я. — А вы правда?.. Ну, вот что он тут говорил: про здоровье и что убить его хотят...
Баба Тося молчала. Конечно, нехорошо приставать к больной с вопросами, тем более с таким вопросом, но мне было очень важно услышать ответ. Чрезвычайно важно для всей моей будущей жизни.
— Вы с ним сделали что-то, баба Тосечка?
На постели раздались какие-то квохчущие звуки, одновременно напоминающие хрип и бульканье. Я испугалась, не агония ли это, но... увидела, что бабка смеялась! И так просто, так добродушно, что ответ стал ясен сам собой: не проклинала она никого и вообще не знает, как это делается. Так что же — выходит, действительно за них с Валькой вступился Бог?
— Иди... выпусти ее... — просмеявшись, икнула бабка. — А я подремлю пока, устала...
— Может быть, примете лекарство?
— На что мне... все равно помирать. — Я заметила, что бабкин голос стал крепче, речь реже прерывалась вздохами. — Зато теперь уж не зря помру!
Из ванной вновь послышался шум: Валька стучала в дверь и требовала, чтобы ее немедленно выпустили. Я кинулась к ней, но по пути наткнулась на двух только что вошедших женщин в белых халатах, очевидно, врача и фельдшера. Они растерянно оглядывались, пытаясь понять, куда занесла их судьба. Само собой, им было неуютно в такой квартире, Валькины крики действовали на нервы, и только врачебный долг еще удерживал их здесь. Я скорей повела прибывших к бабке, успокаивая, как могла, на ходу. А потом улучила секунду, чтобы бегом вернуться в переднюю и отодвинуть запор на двери ванной, выпустив ничего не понимающую, красную от бросившейся в лицо крови Вальку.
24
У меня не было телефона Леонида Сергеевича, поэтому
После того как «Скорая» уехала, баба Тося заснула. А мне пришлось успокаивать Вальку — у ней задним числом началась истерика, еще усилившаяся после того, как я рассказала ей про Рауля. От нежданной радости тоже бывают истерики. Валька требовала, чтобы я вновь и вновь пересказывала ей ход событий с того момента, как Рауль запер ее в ванной. Кто что сказал, и кто что ответил, и что после этого было. Мы ушли в кухню, чтоб не тревожить больную, и трепали языками до тех пор, пока они не стали у нас заплетаться. Тогда Валька догадалась принять немножко прописанного бабке лекарства, чтобы успокоиться. Но как только оно подействовало и я с чистой совестью собралась домой, пришла с дежурства Тамара Федоровна. Валька даже не звонила ей о том, что недавно бабушке было совсем плохо.
В общем, пришлось еще объяснять, что, как, почему. Хотя о возможном приезде Садика мы с Валькой, не сговариваясь, промолчали — боялись сглазить.
— А зачем Рауль приходил? — хлопала накрашенными ресницами Тамара Федоровна.
— Попрощаться с бабушкой хотел, ведь они раньше общались, — капризно тянула Валька: мол, сама, что ли, не понимаешь.
— Может быть, у него есть к нам претензии?
— Это у меня к нему должны быть претензии! — сверкнула глазами Валька. — И у тебя... А то взяла с него денег и думаешь, все теперь прекрасно! Да ты продала меня, понимаешь?
— Как ты с матерью разговариваешь!
Тут я толкнула Вальку под бок — молчи, мол, раз тебе теперь светит Садика растить — и ушла к своей мамочке, которая уже начала волноваться. Хорошо, она не знала, что я рассчитывала вернуться сразу, а то бы вовсе с ума сошла. Правда, на ее беспокойстве стоял рычаг блокировки — что я не где-нибудь, а у Вальки. С детства надежный адрес.
— Что ты ходишь, Мальвиночка, как потерянная? Иди поужинай и в постель. Нюту я уже покормила, она съела бульон с курочкой — и снова спать. Это ж надо, так истощиться девочке!
— Где я его теперь найду? — сквозь зубы пробормотала я.
— Кого, Мальвиночка?
— Леонида Сергеевича! Это тот, с которым мы должны были встретиться, чтобы идти в школу моделей!
— А он кто? — помолчав, спросила мама.
— Бомж с чердака! То есть журналист.
Мама с опаской на меня посмотрела, но ее воспитательным методом всегда было терпеливое ожидание. А я возликовала, поняв, что она снова спасла меня, моя милая мамочка — теперь я знала, где искать того, кто мне нужен. Хотя это было, конечно же, нелогично, да и вообще, с какой стати... Ведь он больше не ночует на чердаке. Но я уверилась, что чердак — это именно то самое место, которое мне надо посетить.