Путь к отцу
Шрифт:
Вот и угол сине-белой двенадцатиэтажки, сейчас за ним покажется его «махонькая церковка». Этот момент утреннего пути казался ему особенно торжественным. Ну, вот она! Как всегда, это зрелище нахлынуло внезапно — из-за обреза затененной стены явился золотой купол белоснежного храма.
Вот он шагает вдоль старинной каменной церковной ограды. Кирпич безжалостно иссечен временем — сколько всего впитали эти бурые камни! А вот и крыльцо с пятью ноздреватыми ступенями. Тяжелая дубовая дверь открывается плавно и бесшумно. Уютный полумрак храма рассекают золотистые лучи, льющиеся из высоких
Отец Савва прошел в алтарь, зажег свечи, затеплил лампады и погрузился в молитвы покаянного канона.
Под размеренное чтение дьяконом часов он подошел к аналою, покрытому алой парчой, положил на него распятие и Евангелие, взглянул на очередь исповедников. Знакомые дорогие лица. Он приступил к молитве, и исповедники подошли ближе.
Первой исповедовалась, как всегда, Ирина. Даже в такие ответственные минуты на ее круглом лице теплилась улыбка. Ну, ничто не может испортить этой женщине настроения! Глаза строгие, голос подрагивает от волнения, а улыбка так и готова озарить лицо. Будто зло ее не касается — стороной, верно, обходит.
Следующей подошла Елена. Ох, сколько ей досталось от отца Саввы! Так и лезет из нее гордынька, так и рвутся оправдания. Сколько уж с ней наедине говорил, сколько наставлял и просил, наказывал и покрикивал даже — так и живет она в ней, подлая, так и рвется наружу. Вот и дочка ее, Оленька, такая же. Прямо-таки приказывает маме стоять рядом и не отходить, ножкой притопывает. Да не бойся, рыбонька, не обижу я тебя. Только бы каялась ты так же горячо, как приказывать умеешь. Ох, горюшко-горе, как же вы с матушкой похожи. Опять плакать в молитве за вас, бедненьких. Ну, ничего, будете ходить в храм, и Господь поможет одолеть вам недуг, поможет.
Тут очередь расступилась и опасливо пропустила вперед незнакомца. Уж больно страшон, из супостатов, что ли? Короткая стрижка, бычья шея, широченный твидовый пиджак. А в глазах — о Боже, спаси и сохрани! — могильный хлад... Э, нет, дорогой, придешь отдельно. Мы с тобой не торопясь. Обязательно приму, только отдельно. А вот о деньгах ты уж лучше и не заговаривай, не возьму.
Следующим стоял Олег со своим сынком. У Олега случались сильные запои по нескольку недель, и когда он появлялся в храме, сначала один, а спустя неделю и с сыном, видно было, как меняется его душевное состояние: после запоя приходил растрепанный щенок с поджатым хвостом, а спустя неделю — барин среди холопов. Олег уж было шагнул в сторону аналоя, но отец Савва жестом остановил его и сказал негромко: «Попроси вот его» — и показал глазами в сторону вошедшего нерешительно озиравшегося мужчины.
Олег брезгливо подвел к батюшке незнакомца. Вид у того был потрепанный: одежда cальная, руки в серых цыпках, пиратская борода клочьями торчала в разные стороны, от него пахло кислым перегаром и нечистотой.
— Как тебя зовут, страдалец? — склонился над ним отец Савва.
— Ванька, — хрипло отозвался мужчина.
— Ты, Иванушка, не уходи. Посиди вот на той скамеечке, пока я исповедников всех отпущу. Да не бойся ты меня, милый, я тебе помочь
— Дождусь, — едва слышно буркнул Иван и, хромая, поплелся к скамье.
Сергей сидел за столом и наблюдал за растекающейся по клеенке лужей. Только что он потянулся за стаканом, и непослушная рука опрокинула бутылку с остатками вермута. Сергей наблюдал за лужей и думал: «Вот я смотрю на лужу», смотрел на тарелку с остатками растерзанной селедки и думал: «Я смотрю на тарелку, в ней селедка».
Тяжелый воздух комнаты сотрясал богатырский храп Дуськи. Сергей взял пластмассовую пробку и швырнул в ее беззубый распахнутый рот. Пробка угодила в лоб. Дуська грузно перевалилась на бок. Теперь она только сопела.
Сергей достал из Дуськиной сумки последнюю бутылку вермута, налил в сальный стакан, выпил. Из горы мусора на клеенке выковырял окурок. Закурил.
Он вспомнил, как сегодня возвращался домой. В карманах после тщательной проверки содержимого не обнаружил ни копейки. Хотелось курить. Он шарил глазами по тротуару, увидел окурок, подобрал и долго прикуривал трясущимися руками. За ним внимательно наблюдала девочка. Когда он, наконец, прикурил, она сказала: «Гражданин, это же неприлично!»
Сергей криво усмехнулся, не нашел что ответить и быстренько сбежал от пронзительного взгляда серьезных детских глаз. Ему стало стыдно. Давненько с ним такого не было.
...В детстве он дружил с такой же умненькой, аккуратненькой девочкой. Сначала Сергей не обращал на нее внимания. Но вот однажды учительница английского языка Анна Павловна после урока, на котором поставила ему пятерку, пригласила зайти к ней домой. Сережа дождался назначенного часа и нерешительно позвонил у двери, обитой черной гладкой кожей. Через широкий коридор Анна Павловна провела его в просторную комнату и посадила в глубокое кресло. Сама села напротив и сказала, что очень довольна его успехами в английском и хочет предложить позаниматься вместе с дочкой у них дома. Конечно, Сережа согласился.
Анна Павловна позвала Иру. В комнату вошла девочка из его, Сережиного, класса. Он удивился. Не знал он, что Ира учительская дочь. В школе они были учительницей и ученицей, и Анна Павловна ничем Иру не выделяла.
— Ирочка, займи, пожалуйста, гостя, а я приготовлю чай.
Девочка пригласила его в свою комнату. За широким окном покачивал толстыми ветвями старый клен. От густой листвы в комнате по стенам бегали тени. Ира подошла к окну, отвела занавеску и шепотом сказала:
— Это мой старый друг. Мы с ним часто разговариваем. Он знает обо мне больше, чем мама. Видишь, он кивнул тебе. Он все-все понимает.
Она показала набор шариковых авторучек. Таких Сережа ни разу ни у кого еще не видел. Их было целых сорок штук, и все разных цветов.
— Это папа привез мне из Франции. Он часто выезжает за границу. У него такая работа. Когда он приедет, я вас познакомлю. Он веселый и добрый. Только совсем седой.
Они вернулись в большую комнату. Ира села за рояль, коснулась тонкими пальцами желтоватых клавиш старого «Беккера».
— Хочешь, я тебе спою? Недавно я разучила одну интересную вещицу.