Путь к отцу

Петров Александр

Видел я множество суетливых человечков, которые работали, чтобы работать, а над ними громадных надсмотрщиков, внушающих им якобы достойные цели. Но я видел их гнусную ложь и рабское подчинение этой лжи и множеству ударов плетьми, погонявших этих несчастных рабов, чтобы они ни в коем случае не задумывались, не искали истинного пути свободы.

Видел я любителей наслаждений, самых разнообразных: от грубого обжорства и пьянства до утонченного тщеславия. И этих заманивали сладостями, потом оплетали шелковыми сетями, а потом, как пауки из мошек, высасывали из них душу, оставляя пустую телесную оболочку.

Видел я гордых, которые

чем бы ни занимались, творили только зло. Сначала им давали насладиться успехом, потом внушали мысль, что они лучше всех, а потом они отравлялись ядом гордыни, чернели, превращались в жутких монстров и с упоением творили зло.

 Потом поднялись мы вверх, и как бы издалека я увидел красивый, сияющий нездешним светом огромный город с постройками будто из драгоценных камней. Видел там людей, тоже светящихся, очень красивых. Старец показал мне вверх — и оттуда, как здесь от земного солнца, ярко сияло. Нет, никакими словами это не описать! Нет таких красок на земле... Там вообще все не так, как здесь. Старец сказал, что там, откуда так мощно светит, — Престол Иисуса Христа. Только пока увидеть мне его нельзя: сгорю, не выдержу. Но самое главное, что оттуда... как бы это объяснить?.. Мощно так шло излучение счастья.

— Любви?

— Да, любви! Счастья, доброты, жизни, радости! Потом старец вернул меня в свою келью в прежнее состояние. И заговорил о смирении как о самом сильном оружии против этих демонов, как он их называл, врагов.

— Витюшенька! Да ты не представляешь, что он для тебя сделал!.. Апостол Павел именно вот таким восхищением на небеса и превратился из гонителя христиан в первоверховного апостола. Ты как, чувствуешь в себе какие-то изменения? — Олег жадно вглядывался в лицо друга.

— Знаешь что, почитай вот это вслух, — Виктор устало кивнул на молитвослов, лежащий на столе. — А потом мне у тебя еще столько расспросить надо. Ты уж мне помоги, друг.

На следующий день после Причастия друзья брели по лесу. Могучие сосны, березы, осины с редким подлеском замерли в установившемся безветрии. На берегу извилистой речушки они присели на песчаный холм и залюбовались отражением небесной синевы с перистыми облачками в зеркальной речной глади.

— Удивительно все это, — голос Виктора звучал тихо, будто боясь нарушить раздольную спокойную красоту. — Мне кажется, что мы способны понять лишь каплю того, что с нами происходит во время причастия Святых Таин. Это действительно очень таинственно и непостижимо для нашего поврежденного грехом рассудка, — он замолчал. — Сколько мы уже здесь?

— Сегодня седьмой день.

— А кажется, что полжизни.

— Это потому, что живем мы только тогда, когда воссо­единяемся с Богом.

 — Да, именно так. Сейчас мне кажется, что моя жизнь была одним заблуждением. Брал высоту за высотой, а оказалось — шлепался из одной лужи грязи в другую. Смешно вспомнить, только недавно я серьезно считал себя гением, избранным... И вот, когда впервые осознал себя ничтожеством, наконец-то отрезвел. А ты знаешь, что это уже мое второе отрезвление?

— Ты про свое пьянство? Ну, так это другое.

— Конечно, другое. Следом за опьянением вином последовало опьянение властью, деньгами, славой, своей силой. А это помрачение оказалось посильнее первого! Как я прочел вчера в Евангелии: и привел тогда бес семерых сильнее себя. И это еще страшнее, чем было прежде. Эх, слушай, и образина!.. До сих пор страх

пробирает, как вспомню. Я так думаю, что мне показали только малую часть того, что есть на самом деле. Пожалел меня старец. А то на самом деле свихнулся бы.

Каждый погрузился в свои мысли. Олег бросил камешек в реку. Он плюхнулся, по воде разошлись круги, и снова установилось спокойствие. На душе Виктора даже его воспоминания «схождения» после всплеска гнетущего страха успокаивались мысленными озарениями яркого небесного сияния... Тихое успокоение, мирное, светлое, от причастия к океану бесконечной любви все еще поглощало нечаянные возмущения. Это, наверное, пройдет, растеряется со временем в суете и отвлечениях, но пока оно есть, хотелось удержать его дольше, укрывая, охраняя всем возможным.

Всю обратную дорогу Виктор размышлял над словами старца о восстановлении монархии в России, о неких силах, которые выйдут из глубин русской соборной души наружу и совершат таинственное и невероятное чудо преображения народа.

Несомненно, его приезд в обитель как-то связан с реализацией этой возможности. «Вам, молодым да крепким, надлежит участвовать в этом Промысле Господнем».

«Вот это работа нам предстоит, вот это размах, вот это творчество! Полетят вверх тормашками все нынешние ценности нашего общества, государства, демократии. Конечно, это возможно только с помощью сил небесных и при их всемогущем участии. А сейчас надо готовиться, как готовятся силы противления этому. Только за нами сила не от мира сего.

Олег и в этом вопросе проявил свою скрытую до сих пор осведомленность. Обещал свести со знающими людьми. Ложь о нашей истории, ложь о русском народе, ложь — вот чем я жил, чем отравлял свои мозги и душу, в то время как другие охраняли истину, иногда рискуя свободой и жизнью. А сколько такого скрытого, истинного, живоносного произрастает в нашем народе! Сколько до поры до времени зреет и набирает мощь, чтобы подняться и в переломное время выйти на сцену апокалиптических событий. А я уж стал впадать в хандру, слепец! Тут столько работы, и в первую очередь — над самим собой. Мне, русскому по крови, надо еще научиться быть русским душой. Но, право же, ради такого великого дела и жизни не жалко!»

И вот Виктор снова сидит в кресле своего кабинета. Напротив, в восточном углу, вместо зеркала — ряд икон с неугасимой лампадой.

Михаил выполнил его задание и разыскал Сергея. Более того, узнал о нем очень немало. Парень он, хоть и обидчивый, и с апломбом, но честный и не из трусливых. Горяч, упрям, молод — но это обычно проходит. И пишет не «чего изволите», а из русской истории. Живой парень-то! Сейчас он войдет сюда.

Первым порывом Виктора сначала было прочесть самому рукописи этого непризнанного гения и во что бы то ни стало опубликовать их. Ну, если не совсем понравятся, можно было бы подправить, благо золотые перья в его подчинении имелись. Нет, сейчас он поступит не так. Он, Виктор Борисович, поделится с ним своим открытием. Безусловно, Сергей с интересом выслушает его и станет единомышленником. Всю разрушительную силу его молодого тщеславия он сможет, сумеет преобразовать в созидательную силу реализации нового дела. Эх, Серега, ты еще и сам не знаешь, чем нам придется заниматься! Вот шуму-то будет! Но, как сказал старец, чего нам бояться, когда за нами такая силища!     Один день счастливой женщины