Путь к отцу

Петров Александр

Лиза вынула кошелек и со вздохом достала из него послед­нюю монетку.

 — Мы заработали кучу денег и теперь до конца жизни с этой прибыли не сможем выплатить налоги. Будьте так милосердны, помогите нашему горю, войдите в наше трагическое положение! Возьмите кто сколько может!

Трое мужчин с мешками денег подходили то к одному пассажиру, то к другому и протягивали, протягивали скомканные дензнаки. Их умоляющие глаза, казалось, смотрели в самую душу. Но до чего очерствел народ! Кто откровенно хихикал над чужим горем, подозревая обман. Кто лишь рублик брезгливо возьмет из огромного мешка — и снова носом в газету. Кто демонстративно отвернется в окно,

всем своим видом показывая, что, мол, надоели уже эти попрошайки. Мужчина, первым тащивший свой мешок по проходу сквозь эту бессердечную толпу, остановился перед Лизой.

— Я вижу, гражданочка, что у вас доброе лицо и милосерд­ная душа! Помогите чем можете. Возьмите хотя бы червончик! Умоляю!

Он взял сверху хрустящей кучи новенькую десятирублевую купюру и, с трудом сдерживая отчаянные рыдания, протянул ее Лизе. Потупив глаза, сердобольная женщина робко взяла червонец.

— А может, сотенку? Умоляю! — не веря своей удаче, просил несчастный.

— Мне очень жаль... Правда, больше я никак не могу... Нет возможности!..

С зажатым в руке червонцем зашла Лиза на рынок и медленно побрела по торговым рядам. Здесь пирамидами высились яркие яблоки и сочные груши, желтые бананы и сизый виноград, замшевые киви и румяные манго, оранжевые апельсины и шишковатые ананасы. За этими горами фруктов мелькали смуглые горцы и гортанно хвалили свой экзотический товар.

— Эй, красавыца, бэры круши. Ай, такая сочная круша, такая сладкая — как твои губы! Эй, куда пашол? Ай, жэнщина, глупая такая!

— Пакупай вынахрат! Нэ иды туда! У меня пакупай!

— Слюшай, бэры так, красавыца, бэры бэз дэних.

— Это как? — Лиза остановилась.

— Я на тэби жэныца буду! Вах, какая!

— А-а-а... — протянула Лиза. — Тогда лучше за деньги.

Пройдя весь рынок, выбрав, где подешевле, и поторговавшись, купила Лиза банан и яблоко; ну очень красивые и совсем почти дешевые.

Дома она с удивлением застала обоих детей. Обычно они домоседством не отличались. Только она вошла в дверь, как они подскочили к ней и давай целовать-обнимать да приговаривать:

— Мам, пошли купаться!

— А уроки?

— Мы уже все сделали.

— Ладно. Только возьмем на речку ваши тетрадки, я там проверять их буду.

— Ура!!!

 Купаться они ходили на речку с жутковатым названием Гнилуша. От ее мутных вод попахивало не так чтобы очень... Но все равно народ мужественно купался, не обращая внимания на щиты с ярко-красными буквами: «Купаться категорически запрещается! Заражено!» Прежде чем пустить детей в воду, Лиза прошептала молитву, перекрестила место купания и только после этого разрешила им купаться.

Поговаривали, что в прошлом году какой-то турист из чисто хулиганских побуждений запустил в речку тропическую рыбку пиранью, которая в своих родных водах за пять минут превращает красного зарубежного быка в чисто отполированный скелет. С тех пор местных рыб-мутантов не стало, зато фарватер очистился от мусора и водорослей. Даже стекла от битых бутылок, которыми раньше буквально было выстлано дно, пропали. Видно, аппетит у заморской рыбки был еще тот! Случаев нападения на людей никто ни разу не зафиксировал, но вот собаки, которые ходили сюда на предмет принятия водных процедур, имели хвосты подозрительно укороченные по самые мохнатые чресла.

Местные предприниматели не могли обойти своим навязчивым сервисом такое посещаемое место, поэтому здесь в многочисленных лотках продавалось все, что хочешь. Напрокат выдавали пластмассовые ялики с веслами, водные велосипеды-катамараны, скоростные

ревущие водные мотоциклы. Можно было поесть и шашлык, который жарили тут же, задымляя окрестность пахучим провоцирующим дымком. Но далеко не каждый мог себе позволить все эти удовольствия ввиду их вопиющей дороговизны.

Лизавета сидела в тени старого облезлого тополя на коврике и листала школьные тетрадки. Среди неуверенных дет­ских синих каракулей имелись частые уверенные вкрапления красным. Иногда это были цифры 4, 3, 2, а иногда выше зачеркнутых синих букв сидели совсем другие, красные. В некоторых местах красовались слова вроде «Небрежно!», «Грязно!». Реже появлялось: «Молодец!» Но вот уже ябедническое «Весь урок проболтала с мальчиком!» и даже: «Вызываю родителей для беседы!».

 Ходила она тогда на эту самую беседу. Ох, и натерпелась позору! Ниночка дома встретила маму испуганная, тихая. Сразу бросилась просить прощения, обещала «исправиться и стать хорошей девочкой». Весь педагогический пыл, бурливший в Лизе, сразу улетучился, она устало села на стул и молча смотрела на присмиревшую дочь. Ниночка обняла колени мамы и навзрыд заплакала, уткнувшись носом в пуговицу на юбке. Лиза гладила дочь по шелковистой русой головке и сама шмыгала носом. Павлик стоял рядом и понуро по-мужски сдерживал свои эмоции. Она тогда попросила их вместе прочесть молитву о просвещении ума детей. Лиза затеплила лампадку, и все стали на колени. Получилось очень проникновенно. После этого случая дети стали прилежнее учиться, и сердитые красные слова исчезли из их тетрадок и дневников. А Ниночка даже принесла в один день сразу три пятерки.

Краешком левого глаза Лиза поймала на себе мужской взгляд и набросила на ноги край подстилки. Глянула на плещущихся в воде детей и снова уткнулась в тетрадки. Но взгляд все сверлил и напрягал ее. Что за наказание быть одинокой женщиной! И что же ты, Сереженька, никак не вернешься со своих заработков! Уж и не надо никаких денег, только бы скорей вернулся, какой есть. Слева произошло какое-то неприятное перемещение, и на тетрадки, освещенные бегающими солнечными зайчиками, упала широкая густая тень. Лиза подняла глаза, и ее сердце ухнуло: рядом стоял пьяный наглый здоровенный мужик. Когда первая волна испуга стихла, она стала про себя читать Богородичную молитву. Часто-часто.

— Подвинься, я присяду, — послышался над головой глуховатый хриплый голос.

— Тогда детям некуда будет сесть, — тоненько промямлила она.

— А что дети? Пускай себе погуляют. А мы с тобой пока разговаривать будем. Во!

— О чем?

— Ну, как? О жизни.

— Не думаю, что у нас с вами это получится.

— Это почему же?

Она набралась духу и взглянула собеседнику в самую глубину зрачков. «Пресвятая Богородица, спаси меня, грешную!» Его бегающие мутные глазки пытались выдержать взгляд, но, воровато порыскав по Лизиному лицу, скользнули вниз и повержено ретировались куда-то в сторону.

— Подумаешь!.. — проворчал он для порядка. Покачался нерешительно с пятки на носок и, вздохнув, ушел в сторону пивного ларька.

Лиза глубоко, облегченно вздохнула, мысленно поблагодарила Небесную Заступницу и помахала рукой детям, чтобы выходили. Они последний раз нырнули, поплескались и, поддерживая спадающие намокшие трусы, вышли на берег.

— А вот и мои мокрые утята!

Лиза вытирала их большим махровым полотенцем и любовалась их восторженными посиневшими физиономиями. Дети сбивчиво рассказывали, как открывали под водой глаза и видели целые стаи пираньи, которые плавали между купальщиками.