Путь воина
Шрифт:
— Он уже у шатра.
Поднявшись, Хмельницкий присмотрелся к щупловатой — скелет, обтянутый кожей, — фигуре татарина, к его не по возрасту сморщенному лицу, к поясной, утыканной ножами, кобуре…
— Позволь припасть к ногам твоим, повелитель повелителей, — произнес гость по-украински, но припудривая слова истинно азиатской иронией. — К тебе так же трудно пробиться, как и к шатру турецкого султана.
— Виноват адъютант. Не узнал тебя, — устало ответил Хмельницкий, понимая, однако, что принимать этого человека должен был бы значительно приветливее и теплее.
— Но ты-то
— Ты умудрился попасть в плен даже к нам? Кажется, ни вчера, ни сегодня с татарами мы не сражались. Или прежде ты успел повоевать за поляков?
Они оба сдержанно рассмеялись. Адъютант стоял у входа в высокий шатер, совершенно не понимая, о чем это они говорят.
— Ну как, сбывается мое предсказание, повелитель повелителей? Ты вновь одержал победу?
— Не мог бы ты отправиться к польскому королю и предупредить его, что все остальные сражения он тоже проиграет? Возможно, на этом война закончилась бы.
— Но в таком случае для меня она завершится плахой, — рассмеялся Вечный Пленник, нервно пощупывая пальцами свои ножи. — К «в? ечному плену» я уже кое-как привык, а вот к плахе пока нет.
Они вышли из шатра и сели за длинный дубовый стол, опоры которого были врыты в землю. Лагерь суетился чуть ниже, вокруг подножия холма. Ржание лошадей, голоса и пальба в воздух, которой кто-то, скорее всего, слишком запоздало праздновал победу…
— Ты все же решился перейти на службу ко мне?
— Пока нет, повелитель повелителей.
— Сделаю тебя сотником.
— Пока только решаюсь служить Карадаг-бею.
— Его аскеры в одном лагере с аскерами Тугай-бея?
— Отдельно. Два хана одной ордой править не могут. Как не поместить одну стрелу в два колчана. Когда предложишь чин полковника, повелитель повелителей, тогда, может, и соглашусь.
— Не предложу. Не признает мой полк нехристя полковником, — слишком серьезно, чтобы это выглядело шуткой, ответил Хмельницкий. — И тебе, магометанин, придется с этим считаться. Что привело тебя в мой лагерь?
— Просьба одного пленного поляка.
— Я просьб не принимаю. Судьба всех пленных, которых мы передали в дар хану или Тугай-бею, уже решена.
— Этот пленник не является ни знатным, ни богатым. Но он уверен, что ты спасешь его, повелитель повелителей. Фамилия его — Выховский. Он утверждает, что вы давно знакомы.
— Выховский? — поморщился Хмельницкий. — Не припоминаю такого, — решительно повертел головой.
— Или, может, Витовский? Очевидно, я неправильно произношу его фамилию. Иван Витовский — такой вам знаком?
— Только что я точно так же вспоминал тебя. Запомнилась кличка — Вечный Пленник. Но вот Иван Выховский… или Витовский… Что ты еще знаешь о нем?
Корфат ожесточенно почесал затылок, погладил морду подошедшего к нему коня, словно и его просил напрячь мозги…
— Кажется, он был писарем каким-то. Вначале вроде бы в суде, затем — при важном поляке, некогда служившем в Украине.
— Писарем при польском комиссаре в Украине? — подался к татарину через стол Хмельницкий.
— Точно. При комиссаре.
— Тогда это Иван Выговский! [54]
— Был польским офицером, но тоже при чернильнице. А попался моему земляку, татарину Шеляту. Тот возиться с писарем не хочет. Ему бы хорошего коня, красивое седло, два пистоля да пару золотых. Если у тебя, повелитель повелителей, окажется два лишних коня, то одного, так уж и быть, приму я. За то, что спас твоего знакомого.
— Этого человека я обязан выручить. Савур! — позвал своего ординарца. — Немедленно разбуди сотника Ичняка. Сюда его.
54
Речь идет об Иване Выговском, который поначалу служил у Хмельницкого войсковым писарем (то есть начальником штаба армии), а затем, после его смерти, в годы правления Юрия Хмельницкого, по существу, сам стал гетманом, поскольку Хмельницкий-младший передал ему право на булаву. Во время Корсунской битвы он действительно служил в польской армии и был пленен татарами. По некоторым сведениям, Хмельницкий выкупил его за одного-единственного худосочного коня, что, по тем временам, было мизерной платой за свободу. Впрочем, это всего лишь одна из версий.
Не прошло и получаса, как Ичняк подобрал двух рослых коней, которые, судя по убранству седел, служили польским офицерам, трофейную гусарскую саблю и два пистолета. Деньги Хмельницкий дал сам, прибавив к ним несколько серебряных монет для Вечного Пленника.
— Бери пятерых казаков и немедленно гони вместе с Корфатом в татарский лагерь. Найди там этого писарчука Выговского и доставь ко мне, — приказал он Савуру. — За то, что сражался против нас, отмерь ему пару нагаек. Если не сразу согласится служить писарем у меня, отстегай еще раз, но чтобы он в состоянии был предстать передо мной. Хоть он и шляхтич, сын шляхтича, но все же… украинец, из Волыни.
Появившись у шатра Хмельницкого, бывший писарь от радости упал перед гетманом на колени.
— Век признателен тебе буду, брат! — почти со слезами на глазах проговорил он. — Попал бы в плен к казакам, не молил бы о выкупе. Но ведь к татарам же…
— На галерах писарей не очень-то жалуют, — согласился с ним гетман. — Разве что в евнухи… — оценивающе осмотрел Выговского. — А что, за евнуха ты вполне сошел бы.
— Я — дворянин, господин Хмельницкий, — укоризненно напомнил ему Выговский, поднимаясь с колен и отряхивая свой все еще довольно опрятный мундир.
— Евнушеству это не мешает, — заверил его Хмельницкий и, вновь пройдясь придирчивым взглядом по щупловатой фигуре писаря и его богообразному бледному лицу, очень сильно усомнился в том, что этот шляхтич сумел поразить татар своим неукротимым мужеством. Ну да что с него возьмешь, с писаря?
— Ты ведь сам был писарем, — неожиданно напомнил ему пленник.
— Генеральным. Это несколько не то, о чем ты думаешь, — невозмутимо уточнил Хмельницкий. — К тому же полковником. Идешь ко мне на службу? Или предпочитаешь из одного плена в другой? Ты ведь сражался не только против татар, но и против казаков.