Путь воина

Ламур Луис

Но в самом начале поединка мне придется постараться не выдать своих намерений. Я должен показаться банальным и посредственным, защищаясь изо всех сил, чтобы он уверовал в то, что я неуклюж и неопытен, а затем совершенно внезапно попробовать провести какой-нибудь из нераспространенных на Западе приемов.

Трудность могла заключаться в том, что в свое время он мог состоять на службе в какой-нибудь из мусульманских стран, где вполне мог овладеть теми же приемами, которые были известны и мне. И все же я должен был рискнуть. Даже если это и так, ожидать подобных выпадов

с моей стороны он все равно не будет.

– И часто ты занимаешься этим делом?
– спросил я.
– Ты убиваешь людей за деньги? Я это хотел спросить.

– А за что же еще? Ведь я же не придурок какой-нибудь, чтобы убивать их для веселья или же просто так, ради того, чтобы только убить. Просто я нахожу это занятие намного спокойным, чем пиратство, да и к тому же так намного проще зарабатывать на жизнь. А если же ты тревожишься из-за моей совести, то сразу скажу, что у меня ее нет. Люди приходят в этот мир, чтобы умереть. Я же просто упрощаю им задачу.

– Пока кто-то другий не упростит ее для тебя.

Он передернул плечами.

– Однако же пока я жив, как видишь.

– Может быть нам все же заказать что-нибудь из еды? Тогда уж если ты умрешь, то меня хоть не смогут упрекнуть в том, что ты помер голодным.

Мы велели принести ужин, и, поудобее устроившись на своем стуле, я поглядел на него. Внешне он был как будто совершенно спокоен, но уж я-то знал, что это далеко не так, ибо я воспринял ситуацию с большей непринужденностью, чем он сам того ожидал. Ему хотелось удивить меня, что, надо сказать ему до некоторой степени и удалось, хотя я и смог быстро прийти в себя и взять себя в руки, сумев показаться гораздо менее встревоженным, чем он, наверное, ожидал.

А теперь в довершение ко всему я еще и предложил отобедать вместе, и подобная моя реакция должна была бы еще больше смутить его.

– Видишь ли, - продолжал я, - твое замечание на тот счет, что ты вроде как собираешься меня убить, представляет для меня не более, чем весьма умеренный интерес. Дело в том, что с самого детства, сколько я себя помню, над нашей семьей постоянно довлела угроза смерти. Я родился на буйволиной шкуре в самом разгаре боя с индейцами, и один из наших воинов со шпагой в руке стоял над моей матерью, чтобы защитить ее во время родов.

С тех самых пор не было ни одного дня, когда бы моя жизнь не была в опасности. Так что ты зря понадеялся на то, что тебе удастся заставить меня поволноваться, объявив о своих намерениях. Вообще-то это лишь все предельно упрощает.

Он хмуро смотрел на меня. Скорее всего он и в самом деле рассчитывал на то, что этим он вынудит меня потерять душевное равновесие, и моя манера разговора явно раздражала его.

– Упрощает? Что ты хочешь этим сказать?

Вино было хорошим. Конечно, я не знаток в этой области, так как опыта у меня все-таки маловато, но вкус у него был очень даже приятный.

– Я бы сказал, что это очевидно. На мою жизнь покушались уже не один раз и нападали неожиданно, из-за угла, когда силы были заведомо неравны, и преимущество было отнюдь не на моей стороне. Теперь же мне больше не придется

обременять себя подобными мыслями. Своего противника я знаю в лицо. Я знаю, с какой стороны и от кого ожидать нападения. Так что все предельно просто и ясно.

– Но ты все равно умрешь.

Я рассмеялся.

– С чего ты это взял? Ты знаешь свои способности, и это тебе может весьма пригодиться. Я ни минуты не сомневаюсь в том, что опыта и умения тебе не занимать, без них ты попросту не дожил бы до сегодняшнего дня. Но, как видишь, и я тоже до сих пор жив, хотя, думаю, окружавший меня мир был много суровей твоего.

– Мы будем драться на шпагах. Это мое оружие.

– Вот как? Но если это будет дуэль, то в таком случае вызов брошен мне, и право выбора оружия за мной.

Он свирепо глядел на меня.

– Я уже выбрал оружие. Я убью тебя и сделаю это шпагой.

Нам пришесли еду, но, похоже, что у Рейфа Богардуса не было настроения поддерживать разговор. А вот у меня, наоборот, язык развязался, хотя обычно я весьма немногословен. Теперь же, за обедом, я болтал без умолку, возможно отчасти и потому, что моя болтовня явно действовала ему на нервы.

– Слушай, Богардус, а тебе доводилось когда-нибудь сражаться с индейцами? Нет? О, они первоклассные воины. Конечно, они не столь мускулисты, как некоторые из нас, но зато их люди выносливы и гибки, очень проворны и им нет равных в ближнем бою, когда они вооружаются томагавком или ножом. Но хотя народы это воинствующие, у них не существует такого понятия, как военная дисциплина, каждый сражается сам по себе, так что вряд ли им по силам тягаться с нами в затяжном бою, вот во время молниеносных атак и боевых вылазках, надо сказать, противостоять им весьма непросто.

– Ты слишком много трелпешь языком.
– Он посмотрел на меня с явным неудовольствием.
– Я с превеликим удовольствием прикончу тебя.

Покончив с едой, я отодвинул от себя тарелку и допил оставшееся вино.

– Ну что, давай начинать?
– Я не сомневался, что мне хоть на чуть-чуть, но все же удалось вывести его из душевного равновесия, и был намерен продолжать в том же духе.
– У меня нет больше времени на ерунду. Порывисто поднявшись, я одним махом смел со стола тарелки прямо ему на колени. От этого грохота все разом обернулись и посмотрели в нашу сторону, а Богардус, выругавшись, вскочил на ноги, но я тут же с силой задвинул стол, припирая его к стенке. Левой рукой я ухватил его за горло, и шарахнул головой о стену.
– И ты еще рассуждаешь об убийстве! Ты, жалкий придурок! Да я тебя...

Он явно никак не ожидал, что дело примет такой оборот. В мгновение ока он оказался зажатым между стеной и тяжелым столом, и моя левая рука, хватка которой была поистине железной, так как мне часто приходилось орудовать топором, надежно удерживала его у стены. Правой рукой я достал нож и поднес острие ему под нос.

– Представляю, как было бы здорово поковырять у тебя в носу вот этой штучкой, засунув ее туда дюйма, этак, на четыре, - сказал я, - да только руки о такую падаль пачкать не охота.