Путь воина

Ламур Луис

Рядом толпились завсегдатаи заведения, привлеченные необычностью зрелища. Зрителей собралось много.

– Его наняли, чтобы он убил меня, - пояснил я, обращаясь к присутствующим, - и я не думаю, что ему это удастся. Я собираюсь выпустить его, потому что, в конце концов, деньги он взял, и должен их отработать.

– Кончай его, - сказал кто-то в толпе.
– И дело к стороне. Я его знаю, снова прищучить его тебе не удастся.

– Ему должен быть дан шанс убежать или же сражаться, - сказал я и слегка поддел одну его ноздрю кончиком ножа. Пошла кровь, липкая струйка которой медленно поползла вниз, стекая по губам и по подбородку. После этого я отступил назад, убирая нож обратно в ножны.

Рейф Богардус одним рывком отпихнул

в сторону стол. Наблюдая за его движениями, было нетрудно догадаться, какой недюжинной силой наделен этот человек. Он был на удивление спокоен.

– Ну ладно, порезвился и хватит с тебя. Сейчас я тебя прикончу.

– Я же говорил, - произнес все тот же голос, - кончать его нужно было, пока была возможность. Второго такого шанса не будет.

Мужчины расступились перед нами, отходя назад вместе со своими подружками. Светильники горели красноватым пламенем, в помещении царил полумрак. Небольшая комната была до отказа набита людьми. В застоявшемся, спертом воздухе держался стойкий запах пота и грязного, давно немытого тела. Пахло также перегаром и табачным дымом.

Богардус выхватил шпагу. Он был совершенно спокоен, и если прежде я позволил себе некоторым образом усомниться в его возможностях, то только теперь я не мог быть столь опрометчив, ибо мой противник держался с абсолютной уверенностью, не сомневаясь в своей скорой победе.

Он сбросил камзол, и я последовал его примеру. Я вынул из ножен свой клинок с меньшей уверенностью. Первое и единственное в моей жизни настоящее сражение, на которое я вышел со шпагой в руке, состоялось всего несколько дней назад и продолжалось не так долго. О моем отце говорили, что он великолепно владел шпагой и в этом ему не было равных, да и остальные наши люди тоже считались опытными воинами. У меня были хорошие учителя, но насколько безупречно было их мастерство?

Разве был у меня какой-либо пример для сравнения?

Мне на ум пришла мрачная мысль. В ближайшие несколько минут я все узнаю сам.

Он отдал мне честь.

– Ну вот, Сакетт, сейчас ты умрешь!

Богардус сделал резкий выпад, но я парировал удар. По-моему, это удивило его, потому что, возможно, он рассчитывал, что ему сразу же удастся раз и навсегда покончить со мной.

Теперь он стал более осторожен, поняв, что, по крайней мере, некоторый навык у меня имеется. Он начал фехтовать, наступая на меня, вынуждая меня отходить назад, осторожно испытывая мом способности, и я благоразумно старался казаться неуклюжим, а может, и в самом деле был неловок? Было необходимо приберечь все свои умения на потом, я должен отражать его атаки и дожидаться своего шанса, стараясь, однако, по возможности не показаться слишком опытным при проведении защиты.

Он был силен. И, парируя удары его клинка, я чувствовал это. Движения его были безукоризненны и отточены до совершенства. Он снова сделал быстрый выпад, но я вовремя успел отпрыгнуть, и лишь это спасло мне жизнь. Зато моя рубашка оказалась распоротой острием его шпаги. Было слышно, как в толпе зрителей кто-то ахнул.

– Во дает! Здорово, правда?

О да, он оказался сильным противником. Я открыл это для себя довольно быстро, и теперь мне приходилось защищаться изо всех сил, так что под яростным натиском его атак, следовавших одна за другой, намеренно притворяться неопытным мне уже больше не было нужды. Если бы не недавние события, по ходу которых мне пришлось взять в руки шпагу, возможно, я бы и не смог выстоять даже нескольких минут, но зачастую на то, чтобы восстановить, казалось бы, давно утраченные навыки, уходит не столь много времени, а я, бывало, по нескольку часов к ряду упражнялся в фехтовании со своими учителями.

За прошедшие несколько лет искусство фехтования стало гораздо совершенней, а потому, как и следовало ожидать, гораздо техничней. Движения шпаги контролировались в основном при помощи кисти; удары наносились первыми несколькими дюймами клинка. Задача состояла в том, чтобы наносить легкие, колющие

удары и не злоупотреблять рубящими. Он был ловок, уверен в себе и очень силен. Мои собственные усилия были направлены чаще всего на то, чтобы отбивать его бесконечные атаки, и каким-то образом мне это благополучно удавалось.

У меня на лбу начинали выступать первые капли пота, и я, наконец, почувствовал, что, разогреваясь, я начинаю входить в прежнюю форму. В голове у меня промелькнула мысль, что он, пожалуй, сражается лучше, чем Джереми Ринг, скорее, его можно сравнить с Джублейном, или даже - и в этом я теперь не сомневался - даже с моим отцом. Саким? О, Саким был не похож ни на кого, и его техника фехтования была совсем другой.

Мой стиль был также далек от традиционного, и я видел, что это тревожит моего противника, хотя в то же время это и прибавляло ему уверенности, так как в его понимании это означало лишь то, что я или совершенно не разбираюсь в том, что делаю, или же хоть и разбираюсь, но только, опять-таки, недостаточно хорошо.

В комнате было очень жарко и душно. Он наступал, пытаясь загнать меня в угол, где мои движения оказались бы скованными, ибо моя расторопность его, по-видимому, неприятно удивила. Он сделал выпад, я отпарировал удар, наши шпаги скрестились, и мой клинок скользнул вдоль него. Он вовремя успел отскочить назад, а не то я запросто мог бы отхватить ему запястье. Метнув в мою сторону внезапный пронзительный взгляд, он снова рванулся вперед, направляя мне в лицо колющий удар, отразить который мне удалось с большим трудом. Он пнул мне под ноги попавшуюся на пути небольшую скамейку, и в то время, как я поспешно отскочил в сторону, сделал выпад, и острие его шпаги распороло ткань моей рубашки у пояса на животе.

Мы сражались яростно, всерьез и безо всякого притворства; выпад, парирование, удары сверху и сбоку, и вот, после его очередного выпада, из тонкого надреза у меня по щеке поползла тонкая струка крови. Это была первая кровь. Мгновением позже острие его шпаги коснулось было моих ребер, всего в дюйме пониже сердца, но удар не достиг цели. Застывшая на его лице ухмылка была похожа не волчий оскал.

– Скоро!
– воскликнул он.
– Скоро ты умрешь!

Он надвигался на меня, и я отступал, не выдерживая натиска, отчаянно отбиваясь от его непрекращающихся атак. Он немного опустил клинок, но я не был намерен принимать подобное приглашение, и в тот же миг он резко рванулся вперед, проводя молниеносную серию ударов, что вызвало заметное оживление в рядах зрителей. Выпад с последовавшими за ним короткими уколами, направленными в руку, в правую щеку, голову и грудь. До сих пор не знаю, как мне тогда удалось отпарировать это, но зато, когда, отступая назад, он на какую-то долю мгновения оказался в уязвимом положении, я сделал внезапный выпад и провел резкий колющий удар в горло, который лишь на волосок миновал цель. Мой клинок срезал кружева у него на воротнике, оставляя на шее лишь безобидную царапину.

Он был опасен, слишком опасен. С каждой минутой мое положение усугублялось, и я вполне осознавал это. У меня был опытный, очень опытный противник. Отбив мой выпад, он тут же снова атаковал меня, нанося ответный удар, нацеленный в голову.

Он был исполнен решимости, готовый в любую секунду нанести последний, решающий удар. Обычно каждый фехтовальщик склонен отдавать предпочтение каким-то определенным приемам, тем, которые удаются ему легче всех прочих, и для человека опытного, знающего толк в фехтовании, не составит большого труда определить, к каким приемам чаще всего прибегает его противник. Зная это, я намеренно отвечал на его атаки одними и теми же заученными встречными ударами. И все же продолжать так и дальше, означало бы позволить убить себя, а к задуманной мной, так сказать, хитрости, можно будет прибегнуть лишь однажды. На мои выпады он отвечал быстро и с легкостью, теперь в любой момент, зная, как ему казалось, чего от меня ожидать в ответ на тот или иной свой прием. Он был готов покончить со мной.