Пятицарствие Авесты
Шрифт:
подземными же ходами ночью выбраться из города. Будучи
готовым ко всему заранее, Марк всё же с горечью
удостоверился, что из его отряда вряд ли осталась половина
бойцов.
8о
Ночью им удалось благополучно покинуть окрестности
города, не встретив ни одного римского солдата; думалось,
все дозоры были сняты: победители могли не опасаться
несчастного разрушенного города с его мёртвыми
обитателями, который, кроме того,
Большинство зилотов были ранены, иные по нескольку раз,
некоторые довольно тяжело — все нуждались в лечении и
покое на некоторое время; но когда Марк предложил всем
направиться в Пеллу, в отряде возникли разногласия, так как
некоторые из бойцов намеревались идти в Гисхалу, бывшую
ещё свободной от римлян, чтобы участвовать в её обороне.
При других обстоятельствах Марк сам бы направился
туда безусловно, но сейчас вынужден был отказаться,
изложив своё мнение об Иоанне как человеке ненадёжном,
вряд ли намеревающемся до конца оборонять город, потому
что ничем не помог ни одному павшему городу Галилеи, как
не ответил гамалянам на призыв о помощи. После короткого
разговора несколько человек всё же отделились от отряда,
направляясь в Гисхалу, тогда как остальные бойцы
продолжали путь в сторону Пеллы по долине Иордана и
после полудня были у дороги, ведущей в Скифополь, где
сделали очередной привал.
Израненные, хотя уже и не голодные кананиты были
измучены дорогой, потому что двоих тяжело раненных
воинов пришлось тащить на себе, соблюдая при этом
осторожность из-за вероятной возможности наткнуться на
какой- нибудь римский отряд, рыскавший по долине. К
счастью, пока всё было благополучно, и Марк начал
подумывать о возможности свернуть в Скифополь, где и
остановиться на время, в своём имении, хотя и пострадавшем
несколько во время последних погромов, но уже
восстановленном. Поразмыслив немного, он отказался от
этого намерения по той причине, что Пелла была более
спокойным городом, входящим во владения Агриппы,
8о
союзника римлян, что давало надежду на избавление от их
неприятного присутствия в городе; а с местными властями
Марк был в состоянии уладить возможные недоразумения с
помощью денег. Бойцы обмывали дорожную пыль и
спёкшуюся кровь со своих израненных тел водой Иордана,
пили, наслаждаясь её обилием и чистотой, с горечью
вспоминая, что ещё вчера пользовались скудным источником
Гамалы, а утолив несколько свой голод фруктами ещё ранее,
ели
ущелий Гамалы в долину реки. Решив для себя проблему
расквартирования соратников, сикарий повёл их в Пеллу,
куда они добрались к вечеру и с наступлением темноты
вошли в город.
Отдыхая и залечивая раны, зилоты старались не
привлекать к себе внимания горожан, что, как оказалось,
было довольно предусмотрительно, потому что вскоре
пришло неприятное известие из Скифополя о
расквартировавшейся там части римского войска,
расположившейся на отдых. Это встревожило Марка, так как
после возможного доноса на его раненых зилотов,
неизбежны были карательные меры. К счастью, бойцы
несколько окрепли и подлечились за те дни отдыха, что им
выпали, хотя двое из отряда скончались от полученных ран и
были похоронены в Пелле. Стало также известно, что в
Гисхалу отправлена часть римской конницы, а вслед за этим
известием в Пеллу прибыли зилоты, ушедшие туда после
падения Гама- лы. Они рассказали, что отряд Иоанна тайно
оставил город после переговоров с римлянами и что часть
горожан ушла вместе с отрядом, но в конце концов отстала от
него и была перебита римской конницей, пустившейся в
погоню; таким образом, подтвердилось подозрение Марка в
ненадёжности Иоанна.
С падением Гисхалы вся Галилея находилась во власти
империи, и стало ясно, что начало войны было с треском
8о
проиграно восставшими из-за своей неорганизованности, а в
Иудее оставалось лишь несколько крепостей, могущих
сопротивляться, да Иерусалим, чья судьба будет сходна с
судьбой Гамалы, если всё пойдёт тем же чередом; теперь,
когда у них развязаны руки в Галилее, римляне двинутся на
столицу. Спокойно восприняв это предположение, зилоты всё
же решили немедленно перебраться в Иерусалим. Их,
прибывших в столицу Иудеи через некоторое время,
ушедшее на приобретение лошадей и дорогу, сикарий
устроил предварительно в своём доме, препоручив заботам
своих сыновей, радостно встретивших отца и соратников, с
тем чтобы позднее найти более приемлемое индивидуальное
жильё, а сам, изнемогая от нетерпения, вернулся в дом, где
жил с Софией и дочерью.
Входная дверь в усадьбу была закрыта, и он не сразу
попал во двор дома, а войдя, мгновенно очутился в жарких
объятиях Софии, мокрый от её счастливых слёз, осыпаемый