Пятицарствие Авесты
Шрифт:
подчинённость командирам, и нападение на римлян было
беспорядочным, но решительным; а основную роль в нём
играли зилоты Элеазара, в чьём отряде находился Марк с
Александром и Андреем. И хотя это нападение не принесло
8о
победы иудеям, однако после нескольких дней боевых
действий, состоявших из атак, отступлений, предательств и
опять нападений, войско Цестия всё же было разгромлено и
остатки его бежали, бросив всё,
отряд же зилотов Элеазара — главная сила в разгроме этого
войска — захватил казну во время боевых действий и другие
ценности войска, что давало Марку надежду использовать их
для создания армии наряду со средствами, накопленными
советом.
Иудеи праздновали победу над Цестием. Впервые со
времён Маккавеев они могли почувствовать себя
свободными, хотя завоевание свободы и нельзя было считать
окончательным, а сложившееся положение было достаточно
двусмысленным, что понимали и противники войны; многие
из них сразу же после победы бежали к своим покровителям,
но патриоты всё же торжествовали: теперь они могли
надеяться на возможность объединения. Постоянные поиски
советом возможности этого объединения под общим
руководством разрешились намерением провести собрание в
Храме с целью выборов военных руководителей. Хотя
зилоты и понимали всю сложность и невыгодность своего
положения по сравнению с иудейской знатью и
священнической кастой, они сознательно добивались
выборов как единственно возможного способа объединения
восставших. Результаты выборов, к большому сожалению,
оказались более удручающими, чем мог себе представить
Марк: зилоты не получили ни одного сколько-нибудь
значимого поста в руководстве восстанием, а все
руководящие должности достались саддукеям,
первосвященникам, то есть знати, в большинстве своём
примкнувшей к восставшим из-за сложившийся ситуации.
Начальниками над городом были поставлены люди,
враждебные зилотам, но особенно ненавистен им был
первосвященник Анна; с его родом он столкнулся впервые в
8о
самом начале своего участия в борьбе зилотов, и очевидно,
теперь, думал он, эта вражда продлится до конца его дней. В
близкой его сердцу Галилее начальствовать был назначен
Иосиф сын Матфия, известный тем, что, находясь в составе
депутации в Риме, был принят женой Нерона, и
примкнувший к восставшим из соображений личной
безопасности. Слабой надежде Марка поставить у
руководства восстанием Элеазара не суждено было
но совершенно реальным стало опасение, что руководство
законным образом перешло в руки друзей Рима. Никогда
прежде ощущение поражения не было для него таким
вероятным, как сейчас.
Для сикария наступило время неопределённостей: все его
усилия, направленные на создание регулярной армии,
конницы, хотя и находили отклики в совете кананитов, но
блокировались на местах: в Иерусалиме, в Галилее, а также в
Иудее и Перее — областях близких, к Мосаде, поскольку
крепость была вне закона для нового начальства. Влияние
Марка сохранялось в крепостях за Генисаретом,
относившихся к владениям царя Агриппы, где местные
зилоты были особенно сильны, но и то лишь в городах их
проживания. Личная жизнь его была счастливой и
спокойной; он не отлучался из города, занимаясь боевой
подготовкой зилотов, и София была довольна этим, потому
что постоянно беспокоилась из-за возможности его отъезда.
Прошло уже два месяца, как они были близки, и Марк стал
замечать в её поведении какую-то тревогу, не придав вначале
ей внимания; но, было видно, она не проходила, хотя и тогда
он не посмел спросить любимую о причине этой тревоги,
уверенный, что та сама всё расскажет ему. И вот однажды
она подошла к нему растерянная и даже испуганная, как
понял Марк, никогда не видевший её в таком состоянии.
— Я беременна, Марк! — сказала женщина упавшим
голосом.
8о
Он обнял её, целуя, взволнованный новостью, вновь
полный радостным и тревожным чувством, какое испытал в
молодости и какое уже не думал испытать вновь.
— Я очень рад, милая, что у нас будет ребёнок!
София заплакала, уткнувшись лицом ему в грудь.
— Ну что ты, родная! Ведь всё будет хорошо!
Марк гладил её плечи, её волосы, собранные тугим
высоким валиком на голове, и причёска её была похожа на
каску воина, надетую к бою. Кое-как успокоившись, она,
всхлипывая и шмыгая носом, сказала потерянно:
— Мне уже больше тридцати, и я никогда не рожала...
— Дорогая моя, ты не первая: удел женщины — рожать
детей, — ласково успокаивал её мужчина. — Вот увидишь,
всё будет хорошо!
— Да нет же, я боюсь не за себя, за ребёнка. Боюсь его
потерять.
— Если ты забеременела сейчас, очевидно, это не твоя
вина, что ты не смогла забеременеть раньше, а это значит, что