Пылающий мир
Шрифт:
— Мы по-прежнему летим с Исландию? — спрашиваю я.
Мы сидим на полу в хвосте самолёта и наблюдаем за её матерью, грызущей мясо на своих пальцах. Джули сдалась и больше её не останавливает.
— Р, — говорит она, бросая на меня страдальческий взгляд. — Ты понимаешь, что я должна была это сделать?
— Ты понимаешь, что мы не можем её спасти?
Не похоже, что это мои слова. Кажется, это его. Ожесточенного юноши, который дуется в своей камере, шепчет проклятия через решётку. Он зовёт своего двойника, девушку в подвале Джули? Сиротку, покрытую
Мы строили дом. Он должен был стать прекрасным. Как мы могли позволить им запереть нас?
— Да, — отвечает Джули на мой холодный вопрос, и меня задевает отсутствие гнева. Вместо того, чтобы взорваться, она сжимается вовнутрь, стискивает колени и смотрит в пол. — Я понимаю.
Я хочу притянуть её к себе, растопить стену простым тёплым жестом, но мерзавец тянет меня назад. «Ты ранишь её. А она ранит тебя, — шепчет он. — Опасно».
Нора выходит из-за занавески и садится рядом со мной. Мы втроём смотрим на Одри, которая исподлобья оглядывает салон мутными встревоженными глазами.
— Прости, Р, — говорит Нора. Я киваю.
— Они были слишком далеко. Я киваю.
— Когда работаешь медсестрой, то узнаёшь одну важную вещь: нужно отпускать тех, кто ушёл, ради спасения тех, кто ещё здесь.
Джули зарывается подбородком в колени. У неё мокрые глаза. М прислоняется к дверному проёму, не желая навязываться.
— Мы не всех убили, — выдаёт он, пожимая плечами.
— Ага, — весело подхватывает Нора. — Может, несколько десятков, но их были сотни, — она пихает меня локтем. — Ты спас сотни людей, Р.
Я могу ответить только ещё одним кивком. Друзья понятия не имеют, какие сражения идут внутри нас. Они не слышат нашего молчаливого крика.
М вздыхает и входит внутрь. Садится рядом с Норой, оставляя между ними несколько вежливых сантиметров. Эйбрам появляется в дверях следом за ним, и останавливается, наблюдая сцену: в середине комнаты сидит мёртвая женщина, а наша четвёрка сидит напротив неё в ряд. Но у него нет едких комментариев по этому поводу. У него равнодушное выражение лица.
— Мы направляемся на юг, — говорит он. — Просто хотел, чтобы ты знала, и не стала стрелять в меня, когда увидишь океан.
Мы смотрим за реакцией Джули, но, кажется, она не слушает.
— Исландия не на юге, — говорит Нора.
— Мы не можем лететь через Нью-Йорк. У Аксиомы охрана по всему штату. Нужно облететь вокруг.
— Это большой круг. У нас хватит топлива?
— Я пролечу так близко к Лонг-Айленду, как смогу, потом поверну на юг к Бостону и…
— Валяй, — бубнит Джули себе в колени. — Делай, что нужно, только увези нас с этого ненормального континента.
Эйбрам кивает. Джули замечает, что мы все смотрим на неё, и выпрямляется, упираясь затылком в окно.
— Может, когда-нибудь мы сможем вернуться вместе с исландской армией и спасти всех. Эллу. Дэвида и Мари… Даже Эвана, если хочешь,
Я чувствую, что все вокруг в смятении, но сейчас трудно спорить. Мы путешествовали по стране и в каждом углу находили смерть. Мы искали отряд сопротивления, а нашли рабов. У нас были грандиозные планы, но их было не с кем разделить, потому что мир заткнул уши, завернулся в одеяло радиомолчания и приказал всем спрятаться в бомбоубежищах и ждать в темноте прихода смерти.
Итак, кажется, мы скажем «прощай» нашей стране. Нашему континенту. Всему и всем, кого мы знали. Мы позволим своим городам сгореть в фанатизме и утонуть под гнётом. Оставим наши недостроенные дома крысам и дождю. Скинем свои воспоминания в кучу, сложим на обширную баржу земли, и будем наблюдать, как она тонет.
Пока я сижу и размышляю, мои мысли прерывает незнакомый голос.
— Нью, — говорит Одри.
Джули вскакивает на ноги. Она прислоняется к стене, и её глаза становятся такими большими, как только возможно. Мать смотрит на неё. Не просто позволяя своему стеклянному взгляду скользить сквозь Джули, а по-настоящему на неё глядя.
— Что? — дрожащим шёпотом спрашивает Джули.
— Н-нью… И-йорк. Джули смаргивает слезу.
— Мама?
Одри осматривает салон. Она ненадолго встречается взглядом с каждым из нас.
Затем опадает и смотрит в пол, тихо хрипя.
— Одри? — Джули падает на колени перед матерью, сопротивляясь желанию коснуться её и сжав вместо этого воздух в кулаке. — Одри Арнольдсдоттир? — она рискует быстро погладить холодную материнскую щеку и улыбается сквозь слёзы. — Ты… ты вспомнила меня, мама? Свою дочку? Джули?
Одри издаёт низкий стон и продолжает разглядывать ковёр.
— Это не случается так быстро, — ворчит М.
Джули смотрит на него, инстинктивно вспыхивая гневом, но он продолжает.
— Сначала вспоминается всякая мелочь. Места. Предметы. Проходит много времени, пока мы не вспоминаем…людей.
— Но… это она, правда? — спрашивает Джули. — Она вспомнила, где она жила? М пожимает плечами.
— Первое, что я вспомнил… манная каша. Потом… квартиру в Сиэттле, — Джули улыбается М впервые после пропитанного кровью дня, когда они встретились.
— Это подражание, — говорит Эйбрам. У него скрещены руки и в общем поза скептична, но его выдают слегка расширившиеся глаза. — Я сказал: «Нью-Йорк», и она повторила следом. Иногда они так делают.
— Брук…лин, — вздыхает Одри, глядя в пол. Эйбрам таращит глаза ещё больше.
— Мам, — Джули отрицательно качает головой, не веря в происходящее. — Мам, ты здесь? Ты помнишь? — она наклоняется ближе и хватает Одри за плечи, пытаясь установить зрительный контакт. — Ты встретила папу в самолёте. Джона Гриджо. Ты влюбилась. Вы переехали в Бруклин. Ты исполняла свои стихи на концертах его группы, работала в библиотеке и подписывалась на любое выступление, которое могла найти.