Пылающий мир
Шрифт:
Они стоят среди неподвижных тел своих соратников и наблюдают, как мы улетаем, и, пока расстояние не сделало их лица неразборчивыми, я вижу, как голодное выражение сменяется тоской. Совсем крохотное изменение, видимое только тем, кто чувствовал это раньше. Возможно, где-то под выжженной землёй выжило несколько семян. Возможно, я способен на добро в череде своих неудач. Возможно, если я буду повторять это снова и снова, пока мы улетаем с этого континента, я смогу заставить себя в это поверить.
Глава 24
ЕГО
— Как тебе живётся со своими соратниками по преступлениям, Р…?
— Я завёл много новых друзей.
Мой дедушка улыбается. Я — нет. Моё лицо — сплошной синяк, и улыбаться очень больно. Я тощий, жилистый и мускулистый. Кожа на кулаках, наконец, стала мозолистой.
— Я знаю, как тяжело в тюрьме, — говорит он. — Но, кажется, тебе тяжелее всех.
— Я тренируюсь.
— Тебе надрали зад. Я смотрю в пол.
— Некоторые меня недолюбливают.
— Почему?
— Обычно всё начинается с моего имени.
— А что с ним не так?
— Они никогда раньше не слышали такого имени, поэтому оно им не нравится. Он хихикает.
— Никогда не выяснял, каким образом такой любитель Библии, как твоя мать, додумался до этой хрени. Спорю, у ребят в школе был простор для креатива, — он замечает мой раздражённый взгляд и возвращается к теме. — Но ты не можешь сказать, что заработал всё это, — он показывает на моё лицо, — только за дурацкое имя.
— Нет.
— Так почему твои новые товарищи тебя не любят?
— Потому что они знают, что я лучше их.
Он улыбается шире, показывая коричневатые зубы.
— О, понимаю.
Я плюю на пол, частично выражая презрение, частично потому, что мой рот полон водянистой крови.
— Просто они — подонки. У их преступлений нет цели, они совершают их как животные, когда голодны, сексуально возбуждены или скучают.
— А ты лучше их, потому что сжёг город и сделал это для бога?
— Точно.
Он хохочет. Его смех звучит, как сухие ломающиеся кости.
— Ты сделал так потому, что ты — обозлившийся ребёнок. Ты сделал это, потому что твоя мать умерла, а тебе нужно было кого-то обвинить. Но ты не можешь обвинить бога, потому что знаешь, что его не существует.
Пока он говорит, я скриплю зубами. Не понимаю, что я к нему чувствую. Я должен его ненавидеть, но это не совсем так.
— Ты и они — вы все лжецы. Ты сочиняешь херню, чтобы оправдать свои поступки. Ты говоришь, что делаешь что-то, потому что так велел бог, а они — потому что «жить трудно» и «у них не было выбора». Неблагородные поступки всегда прячутся за благородными оправданиями, — он смеётся. — Вы — кучка хлюпиков. Самый большой и суровый ублюдок в этом месте — полное ссыкло, можешь ему передать, что это сказал я.
— Чего тебе надо, дедушка? — рычу я. — Что я могу для тебя сделать, папуля?
— Для начала оставь это дерьмо, с нами всё будет не так. Можешь звать меня мистер Атвист.
Я взрастил много мрачных убеждений о своём месте в этом мире, но очень волнуюсь, когда слышу, что одно из них так откровенно подтверждается.
— Лады, мистер Атвист, — говорю я, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Зачем ты продолжаешь сюда приходить? Всю мою жизнь ты был просто слухом. А теперь — мой единственный друг?
Он оглядывает зверинец накачанных головорезов и сумасшедших с дикими глазами и останавливает взгляд на пустой камере напротив моей.
— Твой партнёр, Пол Барк. Знаешь, что он уже начал поджигать снова? Выждал всего неделю после того, как вышел. Он набрал около трёхсот человек, претендующих на членство в этой… как они это называют? «Церковь Огня»?
Похоже, они растут. Все подразделения нервничают. Даже федералы стоят на ушах.
Я смотрю в пол.
— В свои шестнадцать вы создали успешный культ. В вас есть что-то, что движет людьми. Это интересует меня, как бизнесмена.
— Пошёл вон, — бормочу я.
Он снова хихикает и встаёт. Охранники забирают его стул и отпирают замок.
— Ты прав только в одном, — говорит мистер Атвист. — Ты лучше них. Но не из-за своих моральных притязаний.
— Тогда почему? — говорю я сквозь зубы.
— Ты лучше остальных, потому что ты Атвист, а они — нет. У тебя есть будущее, а у них — нет.
В моей ракушке появляется крошечная трещина. Перед тем, как я успеваю её запечатать, оттуда проблескивает отчаяние.
— Ты можешь вытащить меня отсюда? — спрашиваю я у дедушки. Он улыбается.
— Конечно, могу.
Он уходит.
* * *
— Р, — говорит Джули.
Мои глаза уже открыты, но я моргаю, возвращаясь в настоящее.
— Ты в порядке?
Стандартный вопрос, который часто задают незнакомцы. Я отвечаю так, как он этого заслуживает: пожимаю плечами и киваю.
— Ты же знаешь, что это не твоя вина, — говорит она, и мне нужно время, чтобы понять, что она говорит о недавней бойне, а не о тёмном пути, развернувшемся в моих воспоминаниях.
— Это не твоя вина, — повторяет она. — Ты поступил так, как считал правильным, в соответствии со знаниями, которые имел на тот момент. Это всё, что можно было сделать.
Она не в моей голове, и мне становится тревожно оттого, насколько мне полегчало. Было время, когда я не хотел ничего сильнее, чем пригласить её туда, чтобы она узнала мои мысли, узнала меня. Когда я отменил это приглашение? Мне бы хотелось, чтобы она отпустила грехи негодяю из моего подвала, но она с ним даже не встречалась.