Пыльные окна
Шрифт:
Ух, как же меня разобрало. И чего у них тут сны такие сняться?
Фэн-шуй, что ли, плохой? Хотя какой тут у них фэн-шуй. Сплошное, трогательно сохраняемое, наследие ВЦСПС и все лучшие традиции советского дизайна.
За окном было пасмурно, темно. Но на часах было всего-навсего полшестого вечера.
Пожалуй, спать мне больше не хотелось.
А к выполнению командированных обязанностей — шляться по городу и искать следы Максима — погода не располагает.
Какие уж тут следы, когда льет, как из ведра? Вон, сны какие бешеные
Немного подумав, я решил отправиться в гостиничный бар.
По сравнению со вчерашним днем, в баре был аншлаг.
Приглушенно играла музыка, горел неяркий оранжевый свет, за столиками обреталось человек шесть. У барной стойки шумно болтала небольшая компания.
Я с ужасом опознал в главе этой компании давешнюю блондинку Лику. Ее я совершенно не ожидал здесь увидеть.
На этот раз рыжее пальто отсутствовало. Она была обряжена в белую кофточку, довольно откровенно расстегнутую на груди, в строгие черные брюки и сапоги с высоким каблуком.
В левой руке у нее опять была зажженная тонкая сигаретка, а в правой — стакан с чем-то янтарным, играющем искрами в приглушенном свете бара. Видимо, опять с виски.
— Леха пришел! — сообщила она громко, увидев меня. — Леха, ты меня преследуешь что ли?!
Ее собеседниками было четверо изрядно подвыпивших молодых людей, иностранцев, неведомо как забредших в эти дикие края. Одеты они были в клетчатые рубашки и сильно тертые джинсы, и почему-то вызвали в моем воображении обобщенный образ скандинавских лесорубов.
Один из них попытался сделать в мою сторону жест, который можно было расценить и как приглашение выпить, и как вызов на драку. Он был слишком пьян, чтобы определить, что у него на уме. Промямлил что-то, отвернулся. Сложив на стойке локти, уткнулся в них.
Делать мне было нечего. Я уселся на пустующий табурет по соседству с Ликой. Сделал знак бармену. Тот поглядел на меня, узнавая.
Я даже не успел озвучить заказ. На стойке прямо перед моим носом появился бокал с коньяком. Должно быть, бармен меня запомнил.
В баре приглушенно играла латиноамериканская музыка. Было непонятно, о чем поет хрипловатый, очень проникновенный женский голос. Но было душевно.
Латиноамериканцы мне всегда нравились. Даже без знания языка и местных культурных кодов очень близки нам, жителям страны медведей, калашниковых и балалаек. Наверное, этим можно объяснить такую феноменальную популярность их мыльных опер на наших просторах. Близкий темперамент.
Итак, я сидел напротив Лики, и смотрел ей прямо в декольте.
Мы говорили о чем-то, обменивались репликами, улыбались. И бокал постоянно пополнялся, а может, это были уже новые и новые бокалы. Мне было все равно. На очередном бокале меня переполнило чувство симпатии к Лике, очень захотелось быть приятным и симпатичным. Сильно клонясь к девице, я в своеобычном стиле понес какую-то удивительную пургу про
И под напевы южноамериканского аккордеона, в клубах табачного дыма, она показалась мне едва ли не самым близким человеком на земле.
Один из ее спутников дрых, уткнувшись в стол, второй уже пытался пить со мной на брудершафт, «Настороффье». Еще двое скрылись куда-то, и я был рад этому.
И показалось, меня наконец покинуло чувство смутной, тошнотворной тревоги. Невидимая темная тварь, холодными лапами цеплявшаяся за сердце.
Тем более Лика была такая хорошая собеседница и такая веселая. И ее рука вдруг оказалась на моем колене. И она спросила «что за идиотский ремень у тебя», и посмотрев вниз, я увидел ее тонкие пальцы. И я засмеялся и сказал «пойдем ко мне» и это было вполне естественно и весело.
А дальше мы уже целовались где-то в коридоре, и ее горячий язык, как змейка, проникал мне в рот, а в голове у меня крутилось что-то, что-то важное, что я никак не мог вспомнить, и пол плыл под ногами.
Но главное, было весело, и совсем не тревожно. И латиноамериканцы подбодряли меня из ресторана своими руладами.
А потом я вдруг оказался в постели.
И что-то происходило со мной.
Что-то такое, отчего черный страх вновь шевельнулся внутри, вновь распустил ледяные когти.
Я не сразу понял что, потому что был чертовски пьян.
А когда понял, алкоголь, ужаснувшись, начал потихоньку выползать из башки.
Я просто перестал чувствовать свое тело.
Вот в чем было дело.
Я валялся поперек кровати как тряпичная кукла, а Лика, щекоча волосами, маячила надо мной. Она завела руки за спину и кажется, расстегивала лифчик.
Тела я не чувствовал.
Сначала пальцы ног, потом икры, потом колени, бедра.
Свинцовая тяжесть, а потом вязкая серая вата, безразличная и жадная, как хищница, проглотила все мои чувства.
Я был совершенно беспомощен.
И особенно ужасным казалось мне то, в КАКОМ состоянии я вдруг стал беспомощным.
— Лика, — едва разлепляя губы, пробормотал я. — Погоди…
Девушка была слишком увлечена.
В другой раз подобное рвение привело бы меня в восторг. Но не сегодня.
— Лика, — попытался сказать я. — я… ничего не чувствую. Погоди…
Она не слушала. Только ее светлые локоны мотались вверх-вниз, касаясь моего живота.
Наконец она прекратила.
— Мальчик устал? — спросила она игриво вытягивая губки и наконец-то поднимая глаза на мое лицо. — Или мальчик перебрал с выпивкой?