Ради Инглиш

Харгров Э.М.

— Нет, не покажется, будь ты на моем месте.

— И что это должно значить? — спрашиваю я, внезапно почувствовав силу дать ему отпор. — Видишь, вот еще один пример, почему ты меня бесишь.

— Это смешно.

— Нет, не смешно. Что, если этот брак не сработает? Я имею в виду, между нами. Что, если мы возненавидим друг друга? Всеми фибрами души, с учетом того, что ты и так не сильно нравишься мне.

— Об этом я также успел подумать. Я бы хотел, чтобы ты осталась с нами, пока Инглиш не исполнится двенадцать.

— Двенадцать!

Это очень долгий период!

Его рука автоматически тянется к волосам.

— Минимальный возраст ребенка в нашем штате, чтобы он мог выбирать, с кем из двух родителей он хочет жить — четырнадцать лет, но они начинают прислушиваться к мнению ребенка с двенадцати лет. Я не говорю о том, что ее биологическая мать не захочет продолжать бороться на нее, но к тому моменту Инглиш будет достаточно взрослой и более приспособленной к ситуации. Мы говорим о шести годах. Знаю, что многого прошу, но я буду умолять, если понадобится.

У меня так сильно кружится голова от всего происходящего, пока я обдумываю его предложение, поэтому единственное, что я делаю — это начинаю перечислять все недостатки.

Подняв ладонь вверх, я начинаю загибать пальцы.

— Ты ведь в курсе, что не нравишься мне.

— Да, в курсе. И тебе не стоит каждый раз напоминать об этом.

Черт, он еще и нахал. Меня чертовски сильно тянет к нему в сексуальном плане. Так сильно, что хочется перебраться через стол и укусить за его губу. Но ни за что на свете я не позволю этому случиться. Подняв одновременно два пальца вверх, я добавляю:

— Ошибаешься. И да, я действительно люблю твою дочь. Тем не менее, у меня есть сомнения. Еще и договор об аренде.

Уголок его рта приподнимается. Еще одна часть его тела, которую бы я с удовольствием поцеловала.

— Я заплачу за твою аренду. Твоя соседка может оставаться там сколько пожелает, в течение этих шести лет.

Я скрещиваю руки на груди, тем самым ощущая учащенное биение сердца. Интересно, а он может это видеть?

— Я не смогу жить с тобой, если ты и дальше продолжишь играть со мной в молчанку.

— Что это значит? — Он выглядит действительно озадаченным.

— Временами ты постоянно молчишь, а когда говоришь — это всего несколько слов. Мне нужно больше.

Он расцепляет пальцы и приподнимает подбородок.

— Мне говорили о том, что я отдаляюсь, когда нахожусь под давлением. Тебе придется немного поработать со мной в этом отношении, потому что это и правда случается, даже когда я с Инглиш. А последнее время я нахожусь в постоянном стрессе.

Тихим голосом я добавляю:

— А еще перестань огрызаться.

— Огрызаться?

— Да, ты был груб со мной на родительском собрании.

Он выдыхает.

— Ладно, у меня был долгий перелет домой, мой рейс отложили, багаж потерялся, а еще я опаздывал, и потом ты предъявила мне всю эту фигню о частях тела, которая,

как мне казалось, была глупой.

— Хорошо. Но говори об этом вежливо, не показывая свое неуважение. Ты бы когда-нибудь стал говорить подобным тоном с Инглиш?

— Очко в твою пользу.

Я постукиваю пальцами по столу.

— Мне нужно все обдумать. Я имею в виду, мы ведь еще даже ни разу не целовались, а уже обсуждаем женитьбу. Что, если мне не понравится, как ты… — Я вдруг таращу глаза от одной только мысли о том, что я чуть не сказала.

На его лице снова появляется нахальная ухмылка. Черт с ним. Почему он в себе всегда так уверен?

— Как я что? — спрашивает он. Он прекрасно знает, что именно я хотела сказать.

— Неважно.

— Нет, я хочу знать.

Я съеживаюсь на своем стуле.

— Это имеет какое-то отношение к «трахни быстро и жестко»? — спрашивает он, выделяя последнюю часть вопроса и при этом самодовольно улыбаясь.

Моя челюсть буквально падает на стол.

— Шеридан, я действительно не думаю, что тебе стоит волноваться из-за этого.

Мой бокал с вином очень кстати, поэтому я хватаю его и осушаю в один присест.

— У тебя есть еще какие-нибудь сомнения? — спрашивает он, поигрывая бровями.

Я не могу ничего ему ответить, поэтому он наливает мне еще вина. Засранец. Потом он придвигается ближе и начинает выводить круги на верхней части моей руки. Эти движения отдаются в моих женских местечках, что абсолютно нечестно, ведь мне совсем не нравится этот мужчина.

— Ты должна знать, что нравишься мне и ты меня привлекаешь. — Что? — Я не делаю из этого какую-то тайну. Я бы не стал крутиться возле тебя и проводить с тобой столько времени. Даже при условии, что ты понравилась Инглиш, я бы не стал этого делать, объяснил бы ей всю ситуацию, ну или что-нибудь в этом роде. Но я не сделал этого. Потому что ты мне симпатична. На самом деле, я считаю тебя невероятной. И сексуальной. И забавной. И я очень сильно хочу тебя поцеловать и сделать с тобой все остальные вещи, ходя по лезвию ножа и стараясь быть лучшим отцом и примером для Инглиш. Теперь ты это знаешь.

— Ты считаешь меня потрясающей и сексуальной? Почему? — вопрос вырывается быстрее, чем я могу его удержать.

Его выражение лица тут же становится раздраженным.

— А почему я не должен?

— Потому что парни вроде тебя не встречаются с девушками вроде меня.

— Парни вроде меня? Что это значит? — Он не просто удивлен моим заявлением, он выглядит практически оскорбленным.

— Да, посмотри на меня.

— Я это и делаю.

— Нет, я имею в виду, ты что, не видишь? Ты… ты же, блин, да ты можешь завоевать любую девушку, какую пожелаешь.