Рапсодия под солнцем
Шрифт:
Его руки ласкают мою спину, спускаются ниже, ягодицы мои сжимают, но тут он вдруг замирает, глаза распахнув, и я тоже, испуганно. Что не так? Ты же хотел?
— А по-другому попробовать хочешь? — спрашивает, и я, моргнув, удивлённо на него смотрю, не понимая и не двигаясь на всякий случай.
— Как, по-другому? Не тут? Не так?
— Тут. Я имел в виду ролями поменяться.
— Хочешь… хочешь сам?
— Я не настаиваю. Просто, ты же говорил, что хочешь все попробовать. И я хочу. И вот…
А я действительно хочу. Мне интересно. С самого начала было интересно, и я видел, чувствовал, как хорошо ему было со мной, что все, что было, не наиграно,
Да на фиг «вдруг», если он действительно хочет, то обязательно надо попробовать. И я целую его, обнимая, чтобы спустя миг, обхватив его ногами, перевернуть нас, давая ему возможность быть сверху. Слова они на самом деле далеко не всегда нужны, и я убеждаюсь в этом, видя его улыбку, получая благодарный поцелуй, и ещё, и ещё, вниз от губ моих, по шее, груди, все ниже и ниже. Я волнуюсь немного, и он тоже, хотя не понимаю причин его волнения. Он же такой… идеальный. Во всем. Это я, по сравнению с ним, как гадкий утёнок рядом с лебедем в полном расцвете сил.
Но его поцелуи, что он дарует, кажется, всему моему телу, расслабляют. Он не торопится никуда, нежит, ласкает, и я окончательно расслабляюсь под толщей этой нежности, что стараюсь зеркально отразить, возвращая, добавляя и свою. Хватит бояться. Хватит переживать, что его глаза в любой миг откроются, и он прозреет, поймет, что не того выбрал. Если и ему не доверять, то кому?
Неторопливые поцелуи, кажется, длятся бесконечность, но я и не думаю пытаться ускорить, мне нравится все с ним, абсолютно все. И нетерпеливый, страстный секс в душевой кабинке, и вот такое вот, медленное наслаждение, когда мы оба знаем, что торопиться нам никуда не надо, что мы можем посвятить друг другу столько времени, сколько требуется. Сливаться, превращаясь в одно, любимое, дорогое, самое нужное, единственно-важное.
— Ириска моя… — шепчет он, смотря на меня с неподдельным восторгом, будто я правда такой замечательный, как видит только он. И я отчаянно желаю поверить в этот взгляд и увидеть себя его глазами, а ещё показать ему, какой же он невероятно потрясающий. Но Аш уже открывает тюбик со смазкой, что дал нам Мур, который, к слову, уже заканчивается, и, выдавив себе на пальцы, продолжает:
— Я думал об этом, представлял, да и теорию знаю, но все равно волнуюсь немного. Боюсь, что нам не понравится, да и больно сделать… Ты мне обязательно говори, если что, хорошо? Даже если просто неприятно, все равно скажи.
— Да как мне с тобой неприятно может быть? — улыбаюсь ему я и кончиками пальцев по плечу вниз, к локтю, провожу, наслаждаясь шелковистостью кожи. — Я же люблю тебя. Плохо с тобой — это что-то невозможное.
Аш пищит счастливо и целоваться лезет. И я отвечаю, но не понимаю, чем такая реакция вызвана. И только после до меня доезжает — я же не говорил ему этого никогда. Я и себе-то этого не говорил, потому что не знал, не понимал, что она, эта любовь, о которой все так говорить любят, из себя представляет. Но если это не любовь, то что тогда? Не изобрели ещё люди такого слова, что могло бы описать все те чувства, что меня рядом с ним накрывают. С ним хочется все-все разделить, и отходить надолго от него страшно, и тянет всегда, даже когда я занят чем-то или о другом думаю, все
— И я тебя тоже люблю, — шепчет и руку вниз ведёт к моим раздвинутым для него ногам, в глаза мои вглядываясь, будто боясь в них протест увидеть. Какой тут протест может быть? Это же Аш, мой Аш, а я его, целиком и полностью. Знаю, что поддержит всегда и выслушает, и поможет, и… И как же я счастлив, что встретил его! Даже думать не хочу, как бы я жил сейчас, не сложись все так, как сложилось. Обслуживал бы болтливых и не очень посетителей кофейни, ругался бы с родственниками, рыскал по мусорке, искренне веря, что знаю где он, смысл жизни. А он бы прошел мимо, и я бы не узнал, никогда бы не узнал, что самое важное, оно вот, тут, в наших сердцах.
Его пальцы касаются ануса, а глаза все так же внимательно смотрят в мои, отслеживая реакцию, и я, улыбнувшись, чуть толкаюсь бедрами, давая понять, что вот он я, что готов, что не надо бояться. Не должно быть у тебя сейчас сомнений, ты же совершенный! Так даруй мне капельку этой твоей совершенности, возьми, забери меня вот такого, как я есть, немного несуразного, но такого в тебя влюбленного.
Аш проникает в меня одним пальцем и, поняв, что никакого сопротивления я оказывать не собираюсь, снова вниз спускается, низ живота целуя. Мне не больно и не неприятно, но и того, отчего он так стонал, я сейчас не понимаю. Ну палец в попе, ну и что? Абсолютно ничего криминального. Но тут он проводит языком по члену, и я всхлипываю от наслаждения и предвкушения. Его губы потрясающие обхватывают ствол, а я простынь под нами стискиваю, потому что всегда, абсолютно всегда, минет в его исполнении — это что-то невероятное. Чувственное, глубокое красивое… если абсолютное счастье и существует, то для меня оно вот такое, когда я вижу, как мой член пропадает в глубине его рта, когда я слышу его запах, когда я чувствую этот умопомрачительный кайф. И это длится и длится, я уже и про пальцы, что количественно увеличились в моей заднице, забыл, и то, для чего это вообще все делается. Есть лишь его дарующий рот, и мое сбитое дыхание, и мысль, что набатом бьёт, подталкивая к пику наслаждения: мой, мой, мой!
И тут он, не отрываясь от процесса, взгляд, полный хитринки, поднимает и шевелит пальцами внутри меня, и я выдыхаю поражённо. Тепло так и приятно… а он двигает ещё и ещё, массируя, и у меня от этого перед глазами все плывет, а из груди стоны вырываются. Не могу больше за ним наблюдать, это слишком, перебор, слишком много ощущений, и там, и тут, и визуально… Голову запрокидываю, глаза прикрыв, и неосознанно бедрами дергаю, делая ещё больше, сильнее. Аш глубже насаживается на мой член, и я понимаю что все, что не могу, просто не могу.
— Аш… — выдыхаю я со стоном, назад дергаюсь, но там его пальцы, и их так мало, что скулить хочется. — Аш, пожалуйста… Не могу… Пожалуйста, тебя, хочу, очень…
Несу что-то совсем бессвязное, но Аш, кажется, понимает, ну или издевается, я уже совсем не соображаю: медленно отстраняется, доставая и пальцы, из-за чего я постанываю обиженно-разочарованно, а затем шорох, и вот он нависает надо мной. Вцепляюсь пальцами в его плечи, притягивая к себе, чтобы чувствовать, каждой клеточкой его чувствовать. Но тут ощущаю его головку меж своих ягодиц и толкаюсь навстречу, пораженно глаза распахивая. Она проникает в меня, медленно растягивая, совсем не больно. И только от одних мыслей о том, что это происходит со мной, с ним, с нами, сейчас, меня аж встряхивает всего от удовольствия.