Рапсодия под солнцем
Шрифт:
— Говорили, что Ниррай не дышит, а Аш дышал, я видел, как у него клетка грудная ходуном ходила. Значит, они в разном состоянии.
— Он мог по привычке. Ниррай тоже вдыхает, когда нюхает. Знает — может, просто не хочет. А ещё, все это значит, что в такое состояние могу и я впасть.
— А тебе зачем туда? Че я тут без тебя делать буду? Хотя, наверное, секс будет потрясный, — ухмыляюсь я и начинаю готовить кружки и тарелки к завтраку.
— Тебе не хватает секса? — у Мура даже брови вверх убежали.
— Ну как тебе сказать, дорогой мой Муренок?..
Меня подхватывает резко оказавшийся рядом Мур и сажает на столешницу,
Часть 23. Ириска моя…
Ирсан
Аш лежит на мне совсем тихонько, не рычит, не предпринимает больше попыток меня вылизать, или покусать. Если прикрыть глаза и не смотреть на него, можно представить, что он такой, как обычно, но нет. И дело не в крыльях или когтях, и даже не в красных зрачках, что при голубой радужке выглядят ещё более дико, чем у Ниррая. Он… он даже ощущается по-другому. Как дикий зверь, что прилёг отдохнуть, защищая свое. Мне не страшно сейчас за себя, я его не боюсь, мне страшно за него. Я знаю, что он не такой. Он мягкий и не любит агрессии, и приносить другим боль — это не его.
Не понимаю, что произошло, почему он так отреагировал? В его жизни были вещи гораздо хуже, чем рычащий взбесившийся Ниррай, да даже взять последнее похищение, ничто не доводило его до такого вот состояния.
Слышу, как на кухне Мур и Мил предаются любви, но совсем-совсем не хочу слушать. Но у нас в спальне гробовая тишина, и я продолжаю лежать под Ашем, гладя его волосы, не зная, как себя вести. Поговорить с ним? Но он молчит. Потому что не может или не хочет, или просто не понимает человеческую речь? Ниррай вот точно не понимал… Но Аш, он же другой, да?
И Мил сказал, чтобы я немедленно возвращал Аша в адекватное состояние, но как? Что если его вообще невозможно вернуть? Что если ему понравится?
От последней мысли я вздрагиваю и обхватываю Аша двумя руками, под крыльями, обнимая и прижимаясь. Нет, нет, нет, ты не можешь меня бросить! Не сейчас, когда я узнал каково это — быть счастливым.
Аш напрягается, прислушиваясь, но на нас никто не нападает, и он не понимает, что происходит, что со мной, почему я дёргаюсь. Смотрит на меня удивлённо, а я… я не могу… зрачки эти красные, непонимание…
В горле ком сжимается, а в груди будто стянуло что-то, и я, сам того не ожидая, всхлипываю, к Ашу прижимаясь. Непрошенные слезы мочат мои щеки и его шею, а я лишь сильнее его обнимаю, в себя вдавливая. Как я без него? Без улыбки его задорной, без прыжков этих на мои руки, без совместных охот, расследований, изобретений, разговоров интересных по ночам? Не смогу я, как Аман, бегать за тобой голым по острову! Я себя без тебя теперь вообще не представляю!
Аш, явно так и не поняв из-за чего сыр-бор, обнимает меня и, голову повернув, опять лизать начинает, на этот раз слёзы слизывая, как будто я конфета какая. Это щекотно немного, и я, не сдержавшись, теряю смешок сквозь слезы, прося:
— Аш… Аш, хватит, мне щекотно!
Он проходится языком около моего носа, и я, спеша спрятать лицо, изворачиваюсь, чтобы прижаться к его плечу, и опять прошу, тихо, прижимаясь:
— Аш, пожалуйста, вернись ко мне. Мне так страшно… Я никого и ничего так в жизни не боялся…
Да даже думая, что умру, страх был совсем не такой, иной, что ли. Будто у страха бывают разные, даже не уровни, а измерения
Аш гладит мою спину, похоже, просто не зная, не понимая, что я говорю, а я не могу, меня прорывает просто. И пусть он меня не понимает, пусть я это все ему должен был раньше сказать, мне все равно сейчас, я говорю и говорю, не в силах остановиться:
— Знаешь, когда я только увидел тебя, ты мне совсем не понравился. Не потому что плохой, а потому что такие люди, как ты, как я думал, никогда на меня всерьез внимания не обратят. Я, не зная тебя, понавешал ярлыков, даже не пытаясь вникнуть, разобраться, понять причины, истоки слов, действий. А ты, оказывается, замечательный. Самый лучший. Таких, как ты, нет больше, и не будет. Ты же не такой… ты добрый, ласковый, чувственный. Ты умеешь понимать других, смотреть не поверхностно, не только на картинку, что всем показывают, а глубже, намного глубже. А ещё ты такой красивый… совершенный. Но это не плюс, это, скорее, минус, из-за того, что ты так выглядишь, люди не замечают другую твою красоту, ту, что внутри, что гораздо важнее. Но знаешь, если бы ты выглядел чуть симпатичнее обезьяны, я бы любил тебя ничуть не меньше. Внешность — это мелочь, она меняется, и с годами, и просто потому, что захотелось так. Я вот, знаешь, сколько раз, например, перекрашивался? Потому что хрень это все. Но ты взял и оставил мне только внешность свою прекрасную, но зачем она мне без тебя, настоящего? Ты не можешь так со мной поступить! Показать, как это — быть счастливым, быть рядом с тем, кто с каждым днём для тебя все важнее и важнее становится, и сбежать! Я же не тело твое люблю, я тебя люблю, каждую частичку, каждое слово, действие… Аш, да вернись ты ко мне! Это жестоко, в конце-то концов!
— Ириска моя… — выдыхает он мне в ухо, крепче обнимая, и такой он счастливый сейчас! Это в каждой нотке сквозит. Отрываюсь от его шеи, промаргиваясь, и понимаю, что нет больше когтей, и глаза нормальные, да и вообще, он весь вернулся ко мне.
— Аш! — вскрикиваю возмущённо и, перестав обнимать, в плечо толкаю. — Ты нормальный?! Ты чего молчишь, что вернулся?!
А он, зараза такая, улыбается и целует меня, под мое недовольное шипение. Толкаюсь, брыкаюсь, но сдаюсь слишком быстро. Да невозможно потому что с ним! Ну как ему можно не ответить?!
— Спасибо, что ты есть у меня, — говорит тихонечко, когда поцелуй прекращается, ещё не успев перерасти во что-то более серьезное, и набок перекатывается, обнимая. — Я тебя услышал. Знаешь, там так тихо было, спокойно, ничто совсем не тревожило, а потом твой голос… Я даже не понял, что именно ты сказал, но сразу захотел к тебе. Все живы? Я же… Я же не в обмороке был?.. Вроде не похоже, странно как-то. Ой!
Аш глаза округляет и на меня потрясенно смотрит. И я тоже пытаюсь себя оглядеть. Что не так? У меня выросло что-то новое?!
— Как остальные? С ними всё в порядке?
— Наверное. С Милом и Муром точно все в порядке, я их видел, они заходили, кровь заносили. Меня ты исцелил, а Ниррая Аман утащил. Мы не общались с того момента. Но я слышал, что Мил и им кровь отнес, значит, точно исцелились.
— Я тебя напугал, да? Прости, прости…
Он кидается щеки мои целовать, глаза, брови, нос… от последнего я чихаю и улыбаюсь как чеканашка.
— Напугал, да, очень сильно. Я боялся, что ты не вернёшься больше.