Рапсодия под солнцем
Шрифт:
А в спальне Мил лежит на уже заправленной кровати, а рядом на тумбочке светится голубым сиянием шприц. Ждет. По коже предательская дрожь проходит. Я смогу?..
— Поцелуй меня ещё, — просит, и я тут же оказываюсь на нем, впиваясь в его губы и твердя себе беспрерывно: «это не в последний… не в последний!»
Оторваться от него сейчас как что-то сверхъестественное. С губ перехожу на скулы, к подбородку, шее…
— Я люблю тебя, Мур. Решил напомнить, а то вдруг ты забыл, — улыбается. — Давай, коли.
И да, надо бы, но тут я понимаю, что кое-что действительно
— Можно? — тихо на ухо, и прохожусь языком по шее, вдыхая запах, что покорил меня, похоже, навеки.
— Да.
Мил наклоняет голову, давая доступ и я, ещё раз проведя языком, обнимаю его, к себе прижимая, и лишь после выпускаю клыки, чтобы в последний раз впиться в столь любимую шею.
Мне до одури хочется, чтобы ему сейчас было не просто хорошо, чтобы он прочувствовал, понял, насколько он дорог мне, как сильно я буду ждать его, как сильно я люблю его. Всегда любил. Себе не признавался, ему тем более, но любил так, что готов был сам погибнуть, лишь бы не утягивать его за собой.
Мил шумно выдыхает, крепче обнимая, и я делаю глоток, один-единственный, первый сегодня и последний в жизни. Я не позволяю себе большего, потому что ему понадобятся и силы, и кровь, но лежу так ещё несколько секунд, просто наслаждаясь им.
Но все хорошее кончается, вот и мне сейчас пришлось убрать клыки, и залечить, целуя после, влажную кожу.
— Я буду скучать по этому, — улыбаюсь, проводя носом по коже, вдыхая горный ветер, и, отстранившись, тянусь за шприцом.
— Зато у тебя буду я. Я просто не хочу тебя оставлять. Знаешь же, что всё может случиться. Не хочу об этом сейчас думать. Жди меня, Мур.
Он улыбается и, улегшись поудобнее, сам руку мне протягивает. Целую ее, от запястья до сгиба локтя, и лишь после медленно провожу языком там, где еле заметно виднеется венка. Но мне не нужно на нее смотреть, я и так знаю, где она, чувствую, как и все остальные.
— Возвращайся быстрее, Мил, — шепчу, и больше нет повода откладывать. Игла входит легко, без сопротивления, и вот уже первые капли вакцины попадают в вену. Но я не смотрю, я не могу оторваться от его взгляда, который медленно потухает. Мил моргает, засыпая, и к тому моменту, как из шприца уходит вся голубая жидкость, веки уже закрыты, и я, откинув в сторону более не нужный инструмент, ложусь рядом, обнимая. Я не помню, что сам чувствовал во время обращения, и чувствовал ли вообще, и был ли он рядом в те часы, но я хочу быть с ним, каждую секунду. Хочу, чтобы я стал первым, кого он увидит, очнувшись. А он очнется. Обязательно очнется, осветив меня зелёным, а не красным взглядом.
В дверь комнаты скребутся, и я тихонько говорю, чтобы заходили. Не знаю, почему боюсь шуметь, все равно не разбужу его сейчас, даже если притащу барабанную установку и начну по ней молотить, но это как-то правильно — соблюдать тишину, когда он спит.
В спальню проскальзывает Аш, а за ним и Ирс. Оценив обстановку, ребята садятся прямо на пол, откинувшись на стену. Аш укладывает голову на плечо Ирса, тот его приобнимает, а я прикрываю глаза, не
Но долго в полной тишине полежать не удаётся — с подоконника спрыгивает Аман, благо на этот раз в штанах. У него такой вид, будто на пожар спешил. Подлетает к кровати, но, встретившись со мной взглядом, и, заметив мой сморщившийся нос, чертыхается. Да друг, от тебя воняет так, что находиться с тобой в одной комнате действительно испытание. Надеюсь, со временем, когда твой царевич вернётся, от тебя перестанет так нести. Будет печально общаться с тобой всю жизнь через стенку. Ну или придется приобрести респиратор.
Аман забивается в самый дальний угол, хотя это не особо помогает, аромат пропитывает все вокруг, но тут в спальне появляется и Ниррай. Собственной голой персоной, сверкая яйцами. Да, Мил, группа поддержки у тебя очаровательная. Хотя ты и раньше любил добавить в жизнь немного эпатажа.
— Не волнуйтесь, он не обидит, — тихо и спокойно подает голос Аман, а я даже и не думал дёргаться. Наверное, дикому вампиру просто любопытно посмотреть на рождение нового, пусть смотрит. Нас, в любом случае, тут больше, да и янтарь у меня припрятан.
Зато Ниррай принес приятный бонус — с его появлением в комнате стало меньше вонять, будто метка в присутствии хозяина стала менее агрессивна. А спустя десяток минут и вовсе вся вонь ушла — если не принюхиваться, и внимания не обратишь.
Меня немного напрягает пристальный взгляд Ниррая от окна, я его аж физически, спиной, ощущаю, но со временем и на это забиваю. Мил не шевелится, дышит спокойно, а я не могу, я слежу за каждым его вдохом, за каждым стуком сердца. Не стоит об этом думать, но во мне сами собой просыпаются воспоминания о том, как Ниррай перестал дышать, и от этого вот ни хрена не легче.
Но минуты идут, а ничего не происходит. Мил все так же лежит, чиграши иногда шуршат одеждой, меняя позы, я же умудряюсь перейти в состояние какой-то внимательной дремы, как вдруг слышу шум от окна — дикий резко встал.
— Ниррай, стой, — тут же тормозит его Аман, привлекая внимание. — Тебе нельзя к ним. У них есть янтарь, ты от него отключишься.
Я не понимаю о чем он, и, чуть привстав на руках, принюхиваюсь. Твою мать…
Естественно, выслушав Амана, Ниррай и не подумал слушаться — миг, и его нет в спальне. Чиграши тоже подрываются, а я вцепляюсь в Мила, не зная, как мне быть и что делать. Оттащить его к матери? Но что если янтарь повлияет на обращение? Спрятать? Куда?
— Будь с Милом, — отрезает Аман, к окну кидаясь. — Мы постараемся их сдержать.
Аш выдыхает шумно и кидается за братом, за ним и Ирс, кинув на меня извиняющийся взгляд, и мы с Милом остаёмся одни. На улице слишком тихо, о том, что пришли «кошки» говорит только слабый аромат чужой крови, но зная их новую любовь к янтарю… они могут быть близко. Очень-очень близко.
— Мил, ты даже не представляешь, как сильно сейчас нужен, — шепчу, сжимая его руку. — Давай чуть-чуть побыстрее, а? Ты ж всегда старался бить все рекорды…