Рапсодия в тумане
Шрифт:
— Почему мы идем так, а не на суперскорости? — задаю вопрос, пытаясь понять откуда идет освещение, и нахожу у плинтуса длинную светодиодную ленту, которая настолько припорошена пылью, что почти не пропускает свет.
— Где твой приключенческий дух, Ц аревич ? Вот скажи, дальше будет развилка, куда нам пойти? Слева пахнет порошком, а справа… вареной капустой.
— Реально капустой или у кого-то так кровь воняет? — вспоминаю его рассказ о том, что для него кровь едой пахнет. Если бы я вонял вареной капустой, я бы не хотел об этом
— Не. Овощем. У крови запах сильнее, чем у обычной еды. Еда для меня блеклая, словно из нее запахи выветрились почти.
— Может, это кто-то просто на последнем издыхании? Пошли тогда к порошку. Возможно, в прачечной людей меньше, чем на кухне.
— По крайней мере, тут внизу никого нет…
Прямо в этот момент дверь, что осталась позади нас, хлопает, говоря о том, что и вампиры могут ошибаться. Мы срываемся в бег, и Аман подхватывает меня за талию, приподнимая и быстро доставляя к следующей лестнице, на этот раз ведущей вверх.
Когда мы достигаем новой двери, Аман наклоняется к моему уху и шепчет:
— А тот человек, который зашел, фонит крабовым салатом.
Нас обдувает коротким потоком ветра, и дверь приоткрываться, а Аман, прежде чем зайти, прислушивается и лишь после тянет внутрь.
На этот раз мы оказываемся в светлом, чистом помещении, и теперь даже я чую вонь чистящего средства. Вдоль стены установлены пять стиралок и столько же сушилок, а на длинных столах, в корзинах, лежат вещи с бумажками, на которых написаны номера, видимо, палат.
— А если бы вместо палат, были фамилии, тебе можно было бы, как собаке-ищейке, дать понюхать чужое белье? — веселюсь, представляя, как бы размахивал перед его носом грязными трусами.
Аман смотрит на меня хмуро и выдает недовольно:
— Я сейчас сам дам тебе что-нибудь понюхать.
— Увы и ах, даже если я понюхаю, нам это не поможет, собачьих способностей не имею. Да ладно тебе, а вдруг запах узнаешь?
Я подхватываю из ближайшей корзины чью-то розовую форменную рубашку и перекидываю в сторону Амана. Конечно он ловит и хлещет ею по моим ногам, на что я подпрыгиваю в попытке увернуться, а когда не выходит, хватаю еще одну тряпку, оказавшуюся такими же розовыми штанами, и швыряю, прицелившись в голову, тут же беря новую. Кто бы сомневался, что он без труда увернется?
— Ой, доиграешься, — угрожает и вновь меня хлещет. Я, подпрыгнув, случайно задеваю рукой одну из корзин, та с грохотом валится на пол, задевая соседнюю. Слышу из коридора быстрые, тяжелые шаги, и Аман, отбросив тряпку, хватает меня, обняв, и мы мчим к противоположному выходу.
И вновь коридоры, вновь бег. Сердце бьется сильнее, радостно предвкушая. От страха быть пойманным по венам пробегает адреналин, даря необычайный заряд бодрости, и когда мы влетаем в длинную, огромную картотеку, мои губы как-то сами собой расплываются в улыбке.
Тут, у стойки, стоит парочка старых компьютеров, и я уверен, вся нужная
Мы стоим прямо меж стеллажей, и Аман прижимает меня к полкам плотнее, когда где-то за дверью раздается неразборчивый женский голос. Он меня поставил на пол сразу, как мы тут оказались, но не отпустил, и я, подняв взгляд, вижу, что он тоже улыбается.
— Может, когда она зайдет, заморозишь ее, как меня в тот раз, — шепчу ему на ухо. — Или оно долго не работает?
— Оно работает столько, сколько я захочу, — шепчет он, тоже чуть наклонив голову. — Но не думаю, что ей стоит нас видеть. Хорошие похитители должны оставаться незамеченными.
Наклоняется еще больше и втягивает воздух у моей шеи, отчего по коже пробегает волна щекотки. Адреналин, что появился в моей крови, зафигачил с удвоенной силой, и я, повинуясь внезапному порыву, приобнимаю его за плечи, п рижимаюсь и шепчу:
— Тебе для этого необходим зрительный контакт с жертвой?
— Нет, — шепчет Аман, все так же утыкаясь в мою шею, да так близко, что, кажется, я чувствую его губы, и пораженный внезапно появившимися ощущениями, выдыхаю:
— Тогда действуй…
Вокруг нас становится тихо, и Аман, вместо того чтобы, пока никто не угрожает, кинуться перебирать картотеку, касается губами моей шеи и нежно, но чувственно целует.
Я не ожидал такого. Думал, что может укусить, но не целоваться ж посреди похищения?
Но голос разума звучит совсем тихо, где-то отдаленно, почти неслышно. Вся ситуация в целом волнительна, а уж этот момент… обхватываю его спину сильнее и, прижавшись, отдаюсь на волю этих наглых губ, слыша, как колотится мое сердце.
Аман, поняв, что я его не отталкиваю, продолжает выцеловывать мою шею и, вжав в себя, начинает гладить руками спину, поверх рубашки, но это мне не мешает почувствовать жар, что медленным потоком прибывает к моим щекам и внизу живота. Обычно возбуждение ко мне приходит механически, будто тело действует отдельно от разума. Сейчас же, в этот абсолютно неподходящий момент, я чувствую, как, повинуясь мурашкам, что атакуют кожу, я начинаю разгораться, роняя тихий, едва слышный стон на выдохе, который кажется мне громом посреди безлюдной ночи.
Аман продолжает и продолжает, перемещаясь по моей шее, медленно переходя на другую сторону, и тут я вспоминаю, какое удовольствие пробило меня в тот момент, когда он в тот раз выпустил клыки. Тогда я не хотел близости, но сейчас…
— Если хочешь — кусай, — шепчу я, процарапывая короткими ногтями его кофту. Не думал, что когда-нибудь скажу это, но сейчас мне это кажется самым правильным, что только может быть. Получив разрешение, Аман больше не тянет: чувствую, как он проводит языком по моей шее, вызывая очередной наплыв дрожи, как открывает рот и…