Расческа для лысого
Шрифт:
Ладно.
Разозлившись, возвращаюсь к оставленному напитку, по пути размышляя, а не сравнять ли мне градус? А то чего как-то половинчато?
Бальзам удивительно хорошо бодрит, бьет по голове, при этом я абсолютно ясно понимаю, что меня несет, но останавливаться не хочется.
Но налить не успеваю.
Замираю у окна.
Во двор торжественно въезжает здоровенный белый гелик последней модели.
Пацаны, играющие в футбол, моментально останавливаются и, раскрыв рты, пялятся на явление. Ну да, не часто такое в наших курмышах увидишь…
Я не сильно разбираюсь, но,
Гелик останавливается, показательно растопыривается на три парковочных места. И стоит.
А мне даже не надо вглядываться в водителя. И так понятно, кто у нас такой на понтах прирулил. Надо же, как быстро переобулся! Хотя, я сутки же дрыхла. А дядя Миша — мужчина быстрый. Шустрый, скот.
Честно говоря, не будь во мне полкружки сорокаградусного бальзамчика, которому температура только крепости придала, фиг бы я сделала то, что сделала. Может, вообще бы показала фак в окно, и не важно, увидит, или нет, и пошла досыпать.
Но исходные данные были другими, поэтому я на нервяке и злости несусь на улицу. Правда, обуться успеваю. А вот одеться — нифига. Так и скачу по ступенькам в длинной домашней футболке, в которой спать люблю. Плевать!
Он думает, сменил машину, приперся тут, такой весь деловой, так я к нему выбегу и на шею брошусь?
Ну, в одном он прав. Я однозначно выбегаю.
Дядя Миша видит меня и выходит из машины.
— Че забыл здесь? — я торможу в последний момент, буквально чуть ли не носом в него врезаюсь, настолько злая.
— Малех…
Опять эта его «малех»! Знает, как меня с ног сбить, тварь! Но нихера, нихера не выйдет!
Я отстраняюсь на шаг, щурюсь, оглядываю гелик. Миша смотрит на меня. Тяжело. Внимательно. Хочется поежиться, но я ж независимая и гордая, ага.
— А че с лексусом?
— Ты.
— Аааа… Понравилось, да? Дизайн хороший? Еще одну привез для работы? Так ты погоди, сейчас домой за баллончиком сгоняю и вернусь.
— Малех… — Он наконец-то прерывает поток алкогольного бреда, дергает меня к себе за локоть, и сразу обеими лапами сгребает за талию, прижимает. Я дергаюсь, вырываюсь, но он только держит крепче, втискивает в себя, тут же фиксируя одной ладонью затылок, а другую опуская на задницу. И нисколько не мешает мне колотить его, царапать дубленую кожу шеи и ругаться. А ругаюсь я громко, со вкусом.
Но дядя Миша только смотрит тяжело и серьезно, затем наклоняется и целует в шею. Сильно, больно, жадно. Я не затыкаюсь, не прекращаю его лупить и царапать, но ему, кажется, все по барабану, только жарче целует, дышит тяжело, лапы его сжимают, отбирая все силы и желание сопротивляться. Но я под градусом, поэтому несет. Хоть и дрожь бьет от его губ на шее и плечах, хоть и ноги отнимаются, но остановиться? Не, не слышали!
— Пусти меня, тварь, скот, гад! Пусти! Ненавижу! Ненавижу! Ненави…
«Жу» я уже докрикивала в машине.
Миша умудряется меня туда быстренько посадить, и запрыгнуть за руль. Я мельком гляжу на раскрывших рты пацанов и на выпавших из окон бабок, с досадой скриплю зубами. Ну надо же, блин! Меня тут и так проституткой считают! А теперь вообще!
Гад, гад, гад!!!
Миша выезжает
Миша останавливается в скверике, неподалеку от дома, вырубает мотор. И наконец-то ловит мои руки, стискивает запястья до боли одной ладонью, держит.
— Малех, успокойся. Ну вот серьезно. Я не прав был. Слышь, малех?
— Слышу! Мудак! Пусти!
— Пущу. Но ты не бей меня больше, а? И не ори.
— Пусти!
Я рычу, рву руки, понимая, что синяки обеспечены. Но пофиг все. Меня сейчас бесит все, что он делает, все абсолютно.
А еще больше бесит своя тупая реакция на его руки. На его губы. Бесит то, что я ведь стояла и дрожала от его поцелуев, как обычная глупая овца!
Я злюсь, бешусь, но замираю. Зло сдуваю волосы с лица. Смотрю на него. И ловлю его ответный взгляд. Настолько серьезный и… Нежный? Да нет! Да ну нахер!
Я фырчу и опять дергаю руки.
Миша еще какое-то время смотрит на меня, потом отпускает.
Я тут же дергаю дверь, но заперто, само собой. Ничего другого не ожидалось, но проверить стоило все же.
— Выпускай!
— Малех, давай поговорим.
— И давно ты со шлюхами разговариваешь?
— Лен, я реально не прав был.
— Вот как? И когда тебя торкнуло? Сразу после моего ухода? Как, кстати, твой питон? Живой? Не сломался?
— Переживаешь? — он усмехается нахально, фикса блестит, а я… Сука, я чувствую, что низ живота сводит! Тварь, какая тварь все же! Ну вот как так можно? От понимания, что он меня заводит, я сатанею еще больше.
— Конечно, а то мало ли, вдруг жениться надумаешь! Найдешь себе скромняшку-вкусняшку, а тут такой облом…
— Не волнуйся, для моей скромняшки-вкусняшки он сработает, как надо.
Сука!
— Дверь открой.
— Нет. Поговорим.
— Не о чем!
— Есть о чем. Зачем тебе бабки?
— Пошел ты!
— Лена! Зачем. Тебе. Бабки? Куда влетела?
— Куда бы не влетела, сама вылечу! Вот еще парочку раз в привате сработаю…
— Не сработаешь.
Он злой. И смотрит на меня так, словно сожрать хочет. Или ударить. А, скорее всего, и то и другое сразу. Я молчу, изучаю сощуренные глаза с лучиками морщинок, и неожиданно понимаю, о чем он. Связываю все воедино.
Ах! Ты! Тварь!
— Ах, ты, тварь!!!
Я опять на него набрасываюсь, он опять ловит и фиксирует мои запястья. Дергает к себе, перетаскивает на колени. И как-то очень ловко сажает так, что я его седлаю. И руки мои за локти перехватывает сзади. И что мне остается в такой ситуации? Только плюнуть в мерзкую рожу! Но я лишь рычу и встряхиваю головой, чтоб волосы сбить назад. Ерзаю на нем яростно и зло, ругаюсь:
— Сука! Сука ты! Зачем? Зачем? Я работала там, тварь!
— Больше не будешь. Нехер жопой трясти перед мужиками. — Хрипит он, а потом как-то очень жестко за бедро придавливает меня к себе, и я сразу понимаю, что положение мое нихрена не выигрышное. Потому что он подо мной твердый, и это прекрасно ощущается. И я, своими необдуманными телодвижениями, только усугубляю ситуацию.