Рассказы о русском Израиле: Эссе и очерки разных лет
Шрифт:
А на следующий день за Ивановым пришли прямо в общежитие. Всего один человек за ним пришел, с виду совсем не страшный, но при оружии. Никто этому не удивился, и Сергей Иванов тоже.
На первом допросе у студента спросили: «Ты что, сука, шутишь так?»
– Нет, – ответил Сергей. – В тяжелую минуту для еврейского народа я бы хотел быть в его рядах.
– Бабу поимел, небось жидовку? – резонно поинтересовался следователь.
– Нет, – ответил Сергей и не солгал, потому что с Наташей
Иванова направили на экспертизу в местную лечебницу для душевнобольных. Психиатр, тихий, седенький старичок, долго разговаривал с ним на разные сторонние темы, а потом вдруг спросил напрямик:
– Куда тебя, парень, на излечение или в лагерь?
– Лучше в лагерь, – сказал Иванов.
Но до суда выдержал он дюжину допросов с побоями. Следователи решили сшить с его помощью целое дело. Соседей по общежитию допрашивали, но те и в самом деле не знали, с кем из «агентов Джойнта» их бывший друг был связан.
Суд состоялся в середине февраля. Сергей Иванов получил по 58-й статье обычный срок – 10 лет лагерей, но с правом переписки. Отсидел студент всего два года. Был освобожден «по полной», за отсутствием состава преступления.
Как раз перед выходом на свободу встретился Иванову человек умный и, как показалось Сергею, не злой. Только этому человеку он и поведал свою историю. Друг по несчастью внимательно выслушал длинный рассказ, а потом сказал всего одну красивую фразу, забыть которую не может Иванов по сей день.
Он сказал: «Я и раньше так думал. Страх правит миром. Но любовь сильнее страха».
В институте Иванова восстановили на прежнем курсе. Защитил Иванов диплом летом 1957 года, а осенью, получив назначение на машиностроительный завод в городе Челябинске, зарегистрировал свой брак с Наташей Коган. Жили они вполне счастливо, родили троих детей и дождались внуков. Сорок лет проработал Сергей на одном месте и ушел на пенсию с должности заместителя начальника инструментального цеха.
А теперь расскажу о развязке этой истории, благодаря которой я и узнал ее в подробностях от самого Иванова Сергея Петровича. Недавно его семья в полном составе перебралась в Израиль на постоянное место жительства.
В нашем «паспортном столе» Иванов спросил, может ли он наконец изменить свою национальность, стать евреем. Он даже сделал попытку рассказать русскоязычной чиновнице свою давнюю историю. Та улыбнулась словоохотливому, наивному старику и сказала, что законы Государства Израиль не позволяют это сделать без прохождения гиюра.
Новый оле спросил, что это такое? Ему терпеливо объяснили.
– Нет, – подумав, сказал Иванов. – Не потянуть. Годы не те.
Новоприбывшего искренне расстроила очередная невозможность стать евреем. Сергею Петровичу, если честно, было все равно, кем дожить свой век. Опечалился он по другому поводу. Знал Иванов: отойдут они с
Хуже убийцы
После парной, хорошей выпивки и вкусной закуски не положено говорить о дурном, но так уж вышло, что пошла речь о грехах юности. И вовсе не потому, что о грехах этих с возрастом приятно вспоминать, а совсем по другой причине.
Евгений Маркович Желток (есть и такая смешная фамилия) – господин необыкновенно тощий, совершенно седой, но розовощекий, как красная девица, стал, по обыкновению, жаловаться на свою жену Софью Абрамовну. Была эта дама и в самом деле личностью мерзкой, пребывающей постоянно в дурном настроении духа, и немудрено, что при этом она обладала уникальной способностью погружать всю компанию в мутное болото смертельной тоски.
Стоило этой Софе только открыть рот, как сразу же и всем собравшимся казалось, что в мире нашем нет ничего, кроме пошлости, глупости и смерти. С особенной силой умела эта скаредная женщина ругать Израиль. В еврейском государстве ей не нравилось все, и прежде всего, сами евреи.
Евгений Маркович, напротив, пессимистом и ругателем не был. Мало того, Желток умел радоваться сущим пустякам, а анекдоты рассказывал с таким актерским блеском, что никто в его присутствии и не думал вступать с ним в поединок со своей, пусть и достаточно смешной, байкой.
Как уживались эти двое на протяжении тридцати пяти лет, понять было трудно. Но уживались, даже двоих детей родили и дождались внуков. Однако такой положительный результат семейной жизни не мешал Евгению Марковичу при каждом удобном случае эту личную жизнь проклинать. Впрочем, делал он это с легким, незлобивым юмором, а потому и ругань в адрес жены воспринималась слушателями, как забавный очередной анекдот.
Софья Абрамовна редко сопровождала мужа. В парной она не потела, пьянство терпеть не могла и соблюдала строгую диету. Обычно Евгений Маркович использовал отсутствие супруги для очередного веселого рассказа о злом нраве своей благоверной, но на этот раз что-то с ним произошло. Да и выглядел Желток как-то непривычно, бледен был смертельно и повел речь без обычных шуток-прибауток.
– Грехи наши, – сказал Желток. – Всё от них: и пот, и кровь, и все несчастья жизни.
Никому эта преамбула не понравилась. Место и время для подобных откровений Евгений Маркович выбрал неудачно. Хозяин бани подлил пива в кружку тощего приятеля и подвинул к нему блюдце с очищенной воблой.
– Брось! – сказал он. – Что было, то прошло. Давай, Женька, лучше анекдотец.
– О чем? – мрачно поинтересовался Желток.
– Про любовь плотскую, – предложил, облизнув губы, третий в компании, лучший друг дома по имени Арнольд.