Рассвет
Шрифт:
— Надеюсь, что не так, — проворчал Том.
— Единственное, чего я хочу, увидеть вас снова счастливыми. Тебя и Тимми.
— Тогда, мам, держи этих прилипал подальше отсюда. Маккензи и этих Кроуфильдов. Держи их подальше.
— Но как я могу это сделать, — теперь Лаура говорила умоляющим тоном. — Ты же знаешь, что я не могу. Если они захотят связаться с тобой, они так и сделают. Поэтому я и подумала: может стоит пригласить их к нам в воскресенье, поговорить, принять какое-то решение, против которого и ты не стал бы возражать.
—
— Боже, помоги мне, — вздохнула Лаура и ласково добавила: — Они же твои отец и мать, дорогой, нравится тебе это или нет.
— Нет! Я не хочу этого слышать, — снова истерично выкрикнул Том. — Никогда не говори этого! Никогда!
Он выбежал из комнаты. Лаура услышала, как он взбежал по лестнице, а затем за ним с шумом захлопнулась дверь спальни.
— Боже, помоги мне, — повторила она.
ГЛАВА 8
Маргарет положила телефонную трубку и вернулась к столу, где она и Артур допивали послеобеденный кофе.
— Она приглашает нас на ленч к часу дня в воскресенье. Она настояла на ленче, хотя я просила ее не беспокоиться. Бедная женщина… Какой бы ни был человек ее муж, но она была его женой. И такая ужасная смерть, эти страшные фотографии в газетах…
— Ральф говорил, что ей еще предстоит решить вопрос с бизнесом. Ральф советует ей продать фирму. Я знаю их дело, вполне надежное, но рынок сейчас плох. Впрочем, кто знает…
Артур задумался. В последнее время он часто замечал за собой такие минуты забытья. Маргарет прервала молчание:
— А с Томом все так же плохо, Ральф говорил.
— Знаю, — Артур кивнул, глядя на жену. — На мальчика удары со всех сторон посыпались. Он, конечно, переживает не только смерть отца, но и то, что тот оказался куклукс-клановцем.
— Ты думаешь, что и Лаура этого не знала?
— Ральф говорит, что не знала.
— Он с ней совсем недавно знаком, а все о ней знает. Как ты думаешь, между ними что-то есть? Она ведь очаровательная женщина. Настоящая красавица.
— Да, красива, — улыбнулся Артур, — но уверен, что между ними ничего нет. Ральф не стал бы рисковать своей репутацией, завязав роман с замужней женщиной.
— Но теперь она вдова.
— Неужели у нас мало забот, кроме любовных дел Ральфа? Давай лучше решим насчет воскресного ленча. Возьмем мы с собой родителей?
— Нет, не надо в этот раз. Лишняя психологическая нагрузка для Тома. Может быть, не стоило им присутствовать и на первой встрече. Папа такой эмоциональный. Пойдем втроем — я, ты и Холли.
— И я тоже? — возмущенно вскричала Холли. — Но я не хочу. Этот Том — такой зануда. Просто счастье, что младенцев перепутали, и он нам не достался. Он просто ужасен, разве Питер был такой — небо и земля!
— Значит, ты не хочешь помочь нам, — мягко упрекнул Артур.
— Разве я не пыталась? Вела себя вежливо, показала ему собаку, пыталась завязать разговор. Но он не захотел. Я слишком еврейка
— Не надо так, Холли, — мягко убеждала Маргарет, — здесь нужны терпение и время.
— Ошибаешься, мама. Он полон ненависти. Я видела, как он в нашем доме смотрел на субботние подсвечники. Словно на бомбу или на гремучую змею!
— Ты все преувеличиваешь. Попытайся представить себя на его месте. Да еще эта ужасная смерть мистера Райса…
Холли положила локти на стол, уткнула подбородок в ладони и внимательно посмотрела на мать.
— Я пыталась. Но все время думала о Питере. Будь он жив, как бы он повел себя?
— Не знаю. Каждый человек — загадка. И про себя не могу сказать, как бы я себя вела и что чувствовала.
«Она постарела, — подумала Холли. — Она так удручена из-за этого проклятого Тома, что уже несколько недель не укладывает волосы в прическу. Тени под глазами…» Раньше мать была похожа на молодую девушку, все говорили, что они с Холли словно сестры, Холли даже иногда немного обижалась. Теперь она рада была бы снова обижаться…
Артур заговорил, не поворачивая головы от окна:
— Мы переживаем кризис, Холли. Ты была такая стойкая, когда мы переживали другой кризис… когда наша семья лишилась Питера… Ты теперь — наше утешение, наша поддержка. Наша надежда…
Волна скорби захлестнула Холли. Последние месяцы принесли ей столько горя, словно судьба захотела взять с нее плату за беспечные годы детства. Может быть, судьба дает ей суровый урок, чтобы научить чему-то?
Отец все еще стоял, глядя в окно. «Что он видит мысленным взором, — наверное, угрюмое, мятежное лицо своего сына-врага? Отец, проницательный и мудрый, конечно, понимает, что этот сын принесет ему только страдания и боль».
Вдруг он повернулся. Глаза его, так часто увлажнявшиеся слезами радости или печали, были сухи, во взгляде — усталость, но заговорил он твердо. — Попытаемся еще раз, Маргарет. Если не выйдет, ну, что ж, — зафиксируем еще одну смерть в нашей семье. Больше пытаться не будем. Надо подумать и о Лауре, — ей это тоже тяжело дается. Она столько страдала, не станем ее больше мучить. — Он поцеловал жену в щеку и повернулся к дочери: — Холли, насчет воскресенья. Ты пойдешь, только если сама захочешь. Мы тебя не неволим.
— Я хочу и пойду, папа, папочка, — спокойно ответила Холли.
Лаура до пятницы ничего не говорила сыну о предстоящем визите, боялась нового взрыва.
После бурного объяснения с Ральфом Маккензи особых изменений не было. Том снял траур. Снова начал кашлять Тимми; из-за сильной жары ему нельзя было гулять в саду, и он томился в доме, у телевизора или с книжками. Он стал молчаливым, правда, это было не враждебное молчание Тома, а молчание меланхолическое и подавленное, но оно тоже угнетало Лауру. Она боялась, что мальчик задумается о сложных обстоятельствах смерти Бэда, сначала он просто переживал потерю отца.