Развязка петербургских тайн
Шрифт:
— Ступай...
Гусь, пятясь и кланяясь, вышел из комнаты.
Лихтендорф. Швейцария.
Утром Коврову передали записку от Загурского. Платон Алексеевич просил о встрече. Посоветовавшись с женой, Сергей Антонович на встречу согласился и послал Загурскому с соседским мальчишкой ответ: в три часа пополудни обещал быть у водопада.
Он пришел минут на пятнадцать раньше условленного времени, но Загурский уже был там. Ковров поприветствовал Платона
— Как здоровье Юлии Николаевны?
— Спасибо. Она совершенно здорова.
— Жена очень сожалеет о происшедшем... — сказал Загурский. — Между нами был серьезный разговор... Мы решили завтра уехать отсюда...
—Вот как?..
— Я хотел бы принести извинения за случившееся... Не представлял, сколь глубокая психологическая рана была нанесена Юлии Николаевне... Вы оказались правы... Ее нельзя вовлекать в эту историю... Она не выдержит...
— Вы отказываетесь от своего плана в отношении Шпильце... Я вас правильно понял? — спросил Ковров.
— Что же делать?! Нельзя рисковать хорошим человеком, чтобы наказать дурного...
— Я получил из Петербурга письмо от друга. В Саратове по вине генеральши застрелился молоденький гусарский корнет — любимец полка.
— Ваш друг знает Амалию Потаповну? — удивился Загурский.
— К сожалению, он знает ее очень хорошо... Там же, в Саратове, посланец Шпильце убил одного человека. Он был когда-то его сообщником, потом раскаялся... Видимо, они боялись, что он явится к властям с повинной...
— Какое чудовище... — сказал Загурский.
— Вам тоже следует быть осторожным, — сказал Ковров. — Вам слишком много о ней ведомо... Она знает, что у вас есть дневник доктора Катцеля?
Загурский усмехнулся.
— Она думает, что украла его у меня. А он — вот. — Загурский показал Коврову толстую тетрадь в кожаном переплете.
— Стоит ли носить его с собой?
— Я взял его с единственной целью — передать вам. Вернее, Юлии Николаевне.
— Зачем? — удивился Ковров.
— Здесь с научной беспристрастностью описано все, что произошло с Юлией Николаевной. Никто больше не должен видеть этот дневник. Право Юлии Николаевны — уничтожить его.
— Не думаю, что она сделает так, — сказал Ковров.
— Не будем гадать... Передайте ей наши самые искренние пожелания скорейшего выздоровления и счастливой жизни...
— Вероятно, мы тоже вскоре вернемся в Россию.
— Зачем? — изумился Платон Алексеевич. — Юлию Николаевну там узнают... На ее суде перебывали тысячи людей... Ее портрет помещали в газетах... Ей не удастся оставаться инкогнито... И, насколько я знаю, решение суда не отменено.
— Ну, знаете... Надо еще доказать, что Юлия Николаевна Коврова и Юлия Николаевна Бероева — одно и то же лицо. Согласен, решение суда не отменено... Но и свидетельство о смерти Берое-вой тоже не отменено!
— Зачем? — снова спросил Загурский. — Нужно ли рисковать здоровьем вашей жены?
— На этом настаивает она сама... Тут
— Ваша жена — необыкновенная женщина!
— Ну, это-то я понял много раньше вас...
— Так давайте объединим усилия... Вашу руку, Сергей Антонович.— Загурский протянул Коврову руку; тот, выдержав все же небольшую паузу, пожал ее. — Дневник, тем не менее, заберите. Он должен храниться у вас. Что же мне сказать Амалии Потаповне?
— Вы меня удивляете, Платон Алексеевич. Разумеется, скажите, что вы успешно выполнили ее задание.
— Вы в этом уверены?..
— Представьте себе, что вы явитесь и скажете, что ее поручение не выполнили... Она может подослать к нам кого-нибудь другого. Эта дама не любит останавливаться на полпути... Не так ли?
— Вполне возможно...
— Это первое... Во-вторых, вам придется возвращать ей аванс, а наша задача — разорить ее. В-третьих, Юлии Николаевне в России, хотя бы на первых порах, не будет угрожать опасность... Зачем причинять вред невменяемой?
— Пожалуй, вы правы, Сергей Антонович...
— Вы уж, Платон Алексеевич, изобразите там все в лучшем виде... От этого зависит безопасность Юлии Николаевны.
— Постараюсь...
— И оставшиеся деньги с нее взыщите. Меньше на взятки судейским останется. Если захотите со мной связаться или будете нуждаться в помощи, обращайтесь к князю Николаю Чечевинскому. Он живет на Мойке в собственном доме. Вот письмо ему... — Ковров передал Загурскому конверт.
— У меня, Сергей Антонович, груз с души свалился... Как же ваша жена решилась на такое... Ведь придется давать показания следователям, в суде...
— А жить все время в страхе, что тебя узнают и разоблачат? А терпеть, что сводня, растлительница и убийца присвоила себе право преследовать тебя?.. Я не свои слова говорю, это слова Юлии Николаевны.
— Когда вы в Россию? — спросил Загурский.
— Не больше недели на сборы...
— Я живу на Литейном...
— Нет, встречаться будем на нейтральной территории. Я как приеду, разыщу одного судейского... Его Аристархом Петровичем зовут... Честный старый служака. Зануда страшный... Но нам такой и нужен. Друг мой, Николай Чечевинский, за неким Хлебонасущенским охотится. Этот мерзавец почище Шпильце. Два сапога пара. Он против нее много знает. Соберем все в кулак. И тогда держись, генеральша.
— Ну, счастливо. До встречи в Петербурге.
— Жене привет, — сказал Сергей Антонович.
Дом Чечевинских. Петербург.
В кабинет вошел Степан, доложил:
— Там Анну Яковлевну спрашивают или Устинью. А ни той, ни другой дома нет...
— Кто спрашивает?
— Невзрачный такой господин... Он еще год назад приходил... Зыркает так по сторонам... Боязно одного оставлять...
Николай пошел в прихожую, где со шляпой в руке прохаживался Юзич.