Развязка петербургских тайн
Шрифт:
Маша решила спуститься к озеру напоить Рябинку и умыться. Умница Рябинка угадала ее желание и по узкой тропке вынесла Машу на берег. Маша соскочила с лошади, разулась и, взяв Рябинку под уздцы, ввела ее в воду. Рябинка прикоснулась губами к воде, будто желая сначала ее попробовать. Маша захватила воду в пригоршню и швырнула прохладную влагу себе в лицо. Ее охватило радостное бесшабашное настроение, какое бывает у людей только в детстве и юности, когда ощущение счастья возникает по неизвестной
Неожиданно она почувствовала, что кто-то смотрит на нее. Она резко обернулась — на берегу с саквояжем в руках стоял Хлебонасущенский.
— Так, значит, это все-таки вы...— сказала Маша.
— Здравствуй, Машенька... Ты еще лучше стала... Вот, мотаюсь за тобой по всей России... Ты иди сюда... Поговорить надо.
— Что вам от меня нужно?
— Да кабы я знал... Глядеть на тебя, слышать тебя... И более ничего... Ты выйди
из воды-то. Я тебе ничего не сделаю.
Маша еще на пару шагов отступила в глубину.
— Куда же ты? — крикнул Хлебонасущенский и, немного поколебавшись, поставил саквояж на землю и, как был в штиблетах, вошел в воду.
Маше некуда было деться. В длинной юбке для верховой езды отступать дальше в глубину становилось опасно: в озере много ям и, провалившись, выплыть было бы невозможно. Хлебонасущенский взял Машу за плечи. Маша сбросила его руки.
— Как вы смеете?!
— Смею, Маша. Я из-за тебя столько страданий принял. Мне теперь либо с тобой, либо вовсе не жить. Ангельское у тебя личико... И как же Бог такую красоту создает... Я тебя поцелую, Машенька...
Хлебонасущенский снова крепко схватил Машу за плечи, привлек к себе и, несмотря на ее отчаянное сопротивление, поцеловал в губы. С огромным трудом Маше удалось выскользнуть из его объятий, и она бросилась на берег, громко призывая на помощь.
Хлебонасущенский настиг ее уже на берегу, схватил сзади и стал осыпать ее шею, плечи страстными поцелуями. Он совсем позабыл об опасности, распалялся больше и больше.
— У меня денег, Машенька, много... царицей будешь жить... В шелках-бархате ходить... На золоте есть... Я для тебя ничего не пожалею...
В борьбе они зацепились за корягу и рухнули на землю. Всей тяжестью Хлебонасущенский навалился на Машу, ей стало трудно дышать, зловонное дыхание его вызывало тошноту, дурманило мозг.
В это мгновение Полиевкт Харлампиевич получил сильный удар ногой под ребра. От неожиданности и боли он перевернулся на спину и увидел Ивана Вересова.
— Вот и повстречались, — еле слышно сказал Иван, и голос его не предвещал ничего хорошего. Хлебонасущенский приподнялся, встал на колени, схватил саквояж.
— Пожалейте, Иван Осипыч! Бес попутал... Вот деньги,— он раскрыл саквояж, вытащил наугад
Рука его снова исчезла в саквояже и появилась с револьвером. Он попятился от Ивана, встал рядом с Машей.
— Ну, вот и все... Все и решилось, Иван Осипыч... Не поминайте лихом...
Хлебонасущенский нажал на курок, но в то же самое мгновенье Маша ударила рукой по дулу, но тем не менее Хлебонасущенский не промахнулся. Пуля попала Ивану в руку, рукав обагрился кровью.
Маша боролась с Хлебонасущенским, не давая ему сделать второй выстрел. Полиевкт Харлампиевич грубо оттолкнул ее.
Иван, прижимая здоровой рукой рану, встал за корявый ствол вековой ивы, так что Хлебонасущенскому нужно было сменить позицию. И пока он делал эти несколько шагов, Маша оказалась верхом на Рябинке, в руках у нее было кнутовище. Она со всей силы перетянула Хлебонасущенского кнутом вдоль спины. Он завыл, как раненый зверь. Вторым ударом Маша выбила из его рук револьвер. Его поднял Иван.
— Не стреляй!— крикнула Маша и направила Рябинку на Хлебонасущенского.
Полиевкт Харлампиевич, нелепо подпрыгивая, побежал, но Маша не отставала и время от времени с оттягом била его кнутом.
— Это тебе за Сергея Антоновича! Это — за Юлию Николаевну! А это — за Мишеньку Стевлова!
Хлебонасущенский рухнул на траву. Прибежали дворовые.
— Связать — и в погреб, — распорядилась Маша. — Глаз не спускать! Упустите — засеку!
Она бросилась к мужу, оторвала полу от блузки, сделала жгут и, перетянув руку, остановила кровотечение.
Вечером того же дня Маша и Иван сидели в гостиной. Рука Ивана была аккуратно забинтована и покоилась на черной перевязи.
— Болит?— спросила Маша.
— Терпимо...
— Доктор сказал, что задета кость...
— Хорошо, что левая... Я ведь правой работаю,— сказал Ваня. — Надо послать людей к становому...
— Прежде всего напишем дяде Николя,— возразила Маша. — И будем ждать, что он ответит...
— Но мы не можем держать так долго взаперти человека...
— Это не человек. К нему неприменимы людские законы.
— Машенька! У нас чужие деньги, оружие... А ну как с ним что-то случится...
— От полиции он откупится... Удалось же ему уйти от правосудия.
За окном раздался цокот копыт, голоса дворовых. Маша подбежала к окну, пытаясь разглядеть
в кромешной тьме неожиданного визитера.
Дверь распахнулась, и в гостиную в дорожном плаще, забрызганном грязью, вошел князь Николай. Под глазами у него были черные круги, два дня и две ночи не смыкал он глаз. Увидев Ивана с рукой на перевязи, он понял, что опоздал. Маша бросилась к Николаю, обняла за шею, повисла на нем.