Реабилитация
Шрифт:
– Но не помогла, Егор. Им нужно переложить на кого – то ответственность.
– Чушь!
Он злился. Нелегко впервые осознавать, что черное, это не всегда противоположность белому.
– Егор, ты давай спи.
Вырывается, пытаюсь инстинктивно встать с кровати.
– Не указывай мне!
– Егор не веди себя как ребенок.
Слова слетают с губ быстрее, чем я успеваю сообразить, к чему это может привести.
– Тогда какого черта, ты забыла в палате инвалида – подростка? А? Может, закончим играть в кошки мышки и наконец, ты объяснишь, что чувствуешь на самом деле?
Слетаю с кровати как
– Чувствах?
По-вороньи каркаю я, ужасаясь своего голоса.
– Иди к черту!
Орет на меня парень, и я ужасно боюсь, что наша стычка перебудит весь этаж.
– Егор!
– Пошла вон отсюда!
– Не ори!
Я подлетаю и затыкаю его рот ладонью, но он отшвыривает мою руку прочь.
– Я сказал, иди к черту!
Рука чешется дать ему пощечину, но я сдерживаю себя. Это было бы уже слишком.
– Егор не будь глупцом, пожалуйста!
Сверлит меня гневным взглядом, но я вижу, как опускаются его плечи. Вспышка ярости прошла, и теперь он, как и я, мало понимает, что мы тут устроили. И это просто чудо, что в палату еще ни кто не прорвался на наши крики.
– Перебор.
Выдыхаем мы оба.
– Да, уж,- шепчу я одними губами и вновь сажусь на кровать.
– Извини.
Перевожу на него задумчивый взгляд. Не стоит, извиняться. Но все же приятно осознавать, что злился он не на меня, а на ситуацию, в целом.
– Принято.
Мы смеемся, напоминая в данный момент двух сумасшедших в стенах психиатрической лечебницы. Только так можно объяснить крики и смех. Только так можно объяснить, почему в три ночи двое не совсем взрослых людей выясняют суть не совсем взрослых отношений. Которых и быть то не должно.
– Вопрос, тем не менее, не снимается.
Выдыхаю.
– Знаю.
Глава 18.
Если ты врач, то тебе не просто завести друзей, потому что, ты всё время видишь, как тонка грань, между жизнью и смертью. Может быть потому что, мы каждый день смотрим в лицо смерти. Мы понимаем, что жизнь, каждая её минута даётся нам взаймы, а люди, которых мы позволяем себе любить рано или поздно дойдут до конца своего пути. Поэтому некоторые врачи вовсе не хотят заводить друзей. А мы, все остальные делаем свою работу, чтобы отодвинуть этот конец. Отодвинуть его, как можно дальше.
Grey’s Anatomy
Вы знаете, что такое Сизифов труд? Сизиф - в древнегреческой мифологии строитель и царь Коринфа, после смерти приговорённый богами вкатывать на гору, расположенную в Тартаре, тяжёлый камень, который, едва достигнув вершины, раз за разом скатывался вниз. Вот так и лечение Егора, медленно, но все же шло в гору, оставалось лишь тешить надежду на то, что потом мы не скатимся под гору.
Середина октября, парню уже дали разрешение вставать с опорой на костыли, и наши тренировки стали еще жестче и продолжительнее. Егору так же разрешено посещение родственниками, и я была рада видеть его мать и младшего брата. Дима показался мне очень приятным и скромным парнем. По выходным, когда у меня было свободное время, Щукина навещали и друзья по команде, но я не вмешивалась в эти его личные дела. Даже приезд Марины не выбил меня из колеи, после того
Корсаков с головой ушел в работу, здесь для талантливого врача открывались отличные перспективы, и я жутко радовалась за него. Не было человека в мире, более достойного, чем мой сердечный друг Саша.
А я…. А что я?
Я монотонно переворачивала листы календаря и вела подробные записи дневников своих тренировок. Мне предстояло решить, что именно для меня важно, и я сошлась на мысли, что мне стоит закончить этот «проект», а уже потом, думать о своей личной жизни.
Ухаживания Соколова, сошли, на нет, здесь клин клином вышибло. Корсаков подсиживал того, на месте заведующего отделением и Игорь Дмитриевич трусливо поджал хвост. Сам Алекс, давал мне время на раздумья, столько, сколько мне его было нужно. Мне было стыдно, за свою позицию страуса, но на другую у меня сейчас попросту не было сил.
– Вика.
Бумаги веером разлетаясь, выпадают из моих рук.
– Напугал?
Александр поднимает белые листы и придирчиво оглядывает мои босые ступни.
– О чем задумалась, маленькая?
Он так и остался сидеть на корточках у моей кровати в комнате.
– Да ни о чем, и обо всем, одновременно.
Попыталась исказить его театральный тон.
– А ты все бьешься в закрытые двери?
Мужчины не должны так витиевато выражаться, даже моего пятибалльного мозга, иногда мало на то, чтобы понять его.
– О чем ты?
– Да, я вот все думаю, - театральным жестом приваливается к моим коленям, сев по-турецки, - долго ты хоронить себя будешь?
Пинаю его в спину и откатываюсь на дальний угол кровати. Каждое его слово, могло вывести меня из себя мгновенно. Ну как можно быть таким идиотом?
– Я не хороню себя! Я работаю!
– Вижу, - откладывает в сторону листы моих дневников, - я, кстати, в отличие от тебя познакомился с Мариной Касаткиной.
Едкая горечь скапливается у меня во рту, но я отлично умею себя контролировать, поэтому лишь вежливо спрашиваю, и как ему представительница прекрасного пола?
– Довольно привлекательна.
– Значит, красивая?
– Я этого не сказал, - погрозил он мне пальцем, - она стерва, это видно невооруженным глазом, а еще Егор Щукин для нее принципиальная цель, и она от своего не отступиться.
– Зачем ты мне об этом рассказываешь?
– А тебе не интересно?
– Алекс!
Вздыхает, возводя глаза к потолку.
– Я не хочу, чтобы ты страдала, маленькая. А этот парень, заставит тебя страдать, так или иначе. Останься он хромым, в чем лично я уверен, ты будешь корить себя за профессиональную несостоятельность, а встань он на лед, ты станешь частью его воспоминаний, причем не самых приятных.
Не в бровь, а в глаз.
– Алекс, вот я все диву дивлюсь, как с таким языком, ты дожил до стольких лет?
– Волкова, ты ведь дожила до двадцати шести?!
– Пяти!
Машинально поправила я.
– Вик, не решение проблемы сидеть в четырех стенах и избегать его и его родственников.
Может это и есть высший коэффициент любви, когда вот так, как Корсаков, налаживаешь жизнь женщины, в которую влюблен, пусть даже с другим парнем? Либо я слепа и он корыстен, либо мне стоит протирать иногда его нимб.