Ребята с улицы Никольской
Шрифт:
— Глеб, что есть пиаффе?
— Ладно, ладно! — заступилась за Глеба Ирина. — Без тебя, Григорьев, знаем, что пиаффе — рысь на месте. Бери вот кастрюлю и марш в сенцы, зачерпни там из кадки воды.
— Есть, товарищ командир! — звякнул шпорами тот и, забрав кастрюлю, отправился за водой.
Вадим в это время вынес из комнаты свежий номер «Всемирного следопыта».
— Чур, я первая начну читать! — подняла руку Герта.
— «Чур, чур!» — передразнила ее Ирина. — Рано избу-читальню устраивать. Сначала картошку сварите. А вот где ваш Вадим Фокич так долгонько сегодня гулял?
За
— Не сердись, товарищ командир! Мы с твоим мужем заходили навестить Хомутова. Заболел парнюга, ангину подхватил. Врач велел ему три дня дома посидеть.
— И вместо него придется нам нынешней ночью с Григорьевым патрулировать, — добавил Вадим.
— Зачем я только расписалась с вашим Вадимом Фокичем в загсе? — всплеснула руками жена Вадима и подмигнула нам. — Вечно он где-то пропадает! То на подготовительных курсах при рабфаке, то в публичной библиотеке, то в детские дома зачастил: друзья, видите ли, в детских домах завелись. Теперь вот при окружной газете кружок рабкоров открылся, так без вашего Вадима Фокича и там не обойдутся. Везде свой нос сует!
— А знаешь, Ира, кто ведет кружок рабкоров? — гордо спросил Вадим жену.
— Не знаю. Знаю, что ночью вас, Вадим Фокич, дома не будет опять. Вот я поговорю завтра с начальником конной милиции. Больно часто тебя патрулировать посылают.
— Патрулирование — основная служба конной милиции, — произнес Вадим свою любимую фразу. — А руководить кружком рабкоров — ты только послушай, Ира! — взялся сам писатель.
В нашем городе был всего лишь один писатель, хмурый худощавый брюнет лет пятидесяти в больших роговых очках, как у знаменитого американского кинокомика Гарольда Ллойда. Сборник рассказов и очерков этого писателя вышел года три назад в Москве и сейчас, как сообщила недавно окружная газета, планировался с добавлениями вторым изданием в Ленинграде.
Писателя мы видели чуть ли не ежедневно: после обеда он медленно и с достоинством прогуливался по Козьему бульвару. Если ему встречались знакомые и спрашивали: «Как дела?» — писатель, приложив руку к фуражке, всегда вежливо отвечал:
— Дела отличные, сегодня уже сорок страниц нового романа сочинил.
— Вот вашему Вадиму Фокичу мало быть редактором стенгазеты конной милиции, — шутливо заметила Ирина, — захотел теперь с помощью писателя и в настоящую газету попасть.
— А наша газета разве не настоящая? Поддельная? — обиделся Литературный гость. — Вадим знаешь как там пишет? Отлично пишет!
— Хватит! Хватит! — засмеялся Вадим. — Не мешай картошку варить!
Хоть Вадим и не был волшебником, но так ловко всегда ставил над огнем кастрюлю, что она моментально закипала. Я, подражая ему, пытался тренироваться у себя на кухне, но у меня ничего не получалось. Вадим говорил, что быстро варить он научился в армии у старшины эскадрона.
И в тот вечер мы, забыв о недавнем домашнем обеде, с аппетитом уплетали свежую рассыпчатую картошку и по очереди читали вслух «Всемирный следопыт». Я, правда, предпочитал обычно слушать. А Герта, Борис, Вадим и его жена Ирина даже спорили, кому раньше читать.
Открывался сентябрьский номер «Следопыта», как сейчас помню, рассказом Павла Норова
Оказывается, в ноябре 1854 года во время шторма у Балаклавы затонул английский пароход «Черный принц». Из уст в уста передавалось предание о таинственных сокровищах, погибших будто бы вместе с «Черным принцем». Автор следопытского рассказа и писал как раз о поисках тех полулегендарных сокровищ.
15
Эпрон — экспедиция подводных работ.
Затем мы прочитали очерк «Обсерватория в снегах» о метеорологах на Ямале и только приступили к повести о пограничниках и контрабандистах, как раздался тихий свистящий храп. Это заснул на стуле Литературный гость.
— Стоп, пацаны! — сказал Вадим, взглянув на часы-ходики. — Кончаем! Жаль, но придется сегодня закрыть наше литературное собрание. Скоро мне и Григорьеву выезжать на патрулирование, а патрулирование…
— Основная служба конной милиции! — произнесли мы хором.
— Знаете? — улыбнулся Вадим. — Ну и молодцы! А коли знаете, разрешите патрульным чуточку вздремнуть. Дочитаем и обсудим журнал в следующий раз. Возражений нет?
— Нет! — ответил Глеб.
— Нет, — ответили Герта, Борис, Ирина и я.
— Тогда ждите пригласительные письма.
Попрощавшись, мы побежали по домам, а осенний проливной дождь хлестал и хлестал на дворе, пожалуй, сильнее, чем днем.
«Нелегкая у Вадима и у Литературного гостя служба, — думал я, ложась на свой топчан и накрываясь стеганым одеялом. — Каково им нынче патрулировать? Холодно, темно, слякотно. Бр-р!»
Но пока я спал и видел сон про ксендза Владислава, Левку Гринева и Ганну Авдеевну, на Никольской улице случилось необычайное происшествие. Утром о нем только и говорили, и героем его был… Юрий Михеевич.
Старый актер в ту ненастную ночь никак не мог заснуть. То ему мешал барабанивший по окнам дождь, то волновали воспоминания о далекой кочевой юности, то возникали планы новых постановок Студии революционного спектакля. Когда кукушка на стенных часах прокуковала три раза, Юрий Михеевич, устав ворочаться с боку на бок, решил плюнуть на сон. Он зажег электрическую лампочку, оделся и достал тетрадь с наметками по разводке действующих лиц в «Красных дьяволятах» и «Любови Яровой».
«Пойду-ка, — подумал, закуривая папиросу, Юрий Михеевич, — пофантазирую на сцене, как это станет выглядеть реально…»
Закутавшись в плед и надвинув на самый лоб широкополую шляпу, старый актер засеменил в сторону клуба, сжимая в кулаке ключ от актового зала. К его удивлению, входная дверь оказалась незапертой.
— Что за чертовщина? — произнес вслух Юрий Михеевич. — Где же Бугримов?
У Григория Ефимовича от внезапной перемены погоды еще с утра онемели ноги, и Матвеев — Юрий Михеевич знал — назначил сторожем на время болезни старика Женьку Бугримова, благо тому все равно нечего было делать: отопительный сезон пока не начинался, а дрова на зиму уже заготовлены.