Ребята с улицы Никольской
Шрифт:
— Караул! — завопил Оловянников. — Спасите! Убивают! Милиция!
XV
До празднования десятилетия Октября оставались считанные дни. На фасадах государственных учреждений, заводов, фабрик, школ начали появляться лозунги, плакаты, картины, портреты Владимира Ильича Ленина, Якова Михайловича Свердлова, Михаила Ивановича Калинина, Алексея Ивановича Рыкова и других деятелей Советского государства. Более солидные здания украшали цветными электрическими лампочками. Домовладельцы, кое-кто с радостью, а кое-кто и с неохотой, прибивали над воротами кумачовые флаги. На центральных
Мне Петя по секрету признался, что недоволен отцом и матерью: ведь могли они родить его лет на пятнадцать раньше! А то ни в Октябрьской революции, ни в борьбе с белогвардейцами Пете не пришлось участвовать.
— Я бы, Гошка, обязательно заслужил настоящий орден Красного Знамени, — доказывал Петя. — Ты ведь мой отчаянный характер знаешь… Хоть бы познакомиться с каким-нибудь живым краснознаменцем, посмотреть бы на орден…
Скоро такой случай нам всем представился.
За два дня до праздника по Главному проспекту города с лихим гиканьем промчалась казачья сотня. Это были самые настоящие казаки с чубами, выбивающимися из-под мохнатых огромных папах, с винтовками, шашками, пиками и нагайками. Прохожие, особенно люди пожилого возраста, посматривали на них с опаской, вспоминая, видимо, события дореволюционных лет и гражданской войны. Но испуг сразу же рассеивался при взгляде на командира сотни: на груди у него алел орден Красного Знамени.
Как потом узнали горожане, это были жители Оренбургских степей, участники легендарного партизанского рейда 1918 года, прискакавшие приветствовать город в славную годовщину социалистической революции.
Командира сотни мы вскоре повстречали в нашей школе. Оказалось, что в 1920 году он и Александр Егорович служили в одном кавалерийском полку и вместе рубили белых в Северной Таврии. Всем ученикам, конечно, очень хотелось побеседовать с героем казаком Михаилом Дмитриевичем. (Нас покорил не только его орден, но и все, что было на нем: и длинная казачья гимнастерка, и шаровары с лампасами, и боевое оружие). Александр Егорович попросил однополчанина выступить в актовом зале и рассказать о красном казачестве.
В последний день перед праздником в школе занятий не было. Мы с утра убирали и мыли классы и коридоры, а в двенадцать часов собрались на торжественный митинг. Александр Егорович в новеньком синем френче, волнуясь, поздравил коллектив с наступающей славной датой и рассказал о том, как изменился за десять лет наш Красный Урал: как он из края глухого, из края, не имеющего перспектив, из края, обреченного на исторический застой, совершил сказочный прыжок в новую, светлую эру.
— Сила большевиков, — говорил Александр Егорович, — превратит в скором времени всю Уральскую область в область социалистической индустрии, в крупный культурный центр, и навсегда рухнет то, что называлось в недавние годы глубокой провинцией.
Затем с небольшим рапортом об успехах школьников в честь годовщины Октября выступил Глеб.
Александр Егорович, не забывая своего любимого жеста — поглаживание лысины, — горячо поблагодарил нас за хорошую учебу. Да и сами школьники были рады своим неплохим результатам и минут пять дружно хлопали в ладоши и себе и учителям. А тут еще в зале появились красноармейцы из отдельного
Красноармейцы принесли с собой в школу баян. Яков Яковлевич тут же достал из футляра скрипку, и целых полтора часа в актовом зале проходил импровизированный концерт: были и хоровые песни, и сольные; Герта декламировала; Петя Петрин плясал вприсядку; ученики старших групп демонстрировали гимнастические упражнения; и даже Александр Егорович с Галиной Михайловной станцевали русского.
Под конец нас ожидал сюрприз. К двум часам дня из соседней кооперативной столовой, в круглых закупоренных бачках были доставлены котлеты с картофельным пюре. Это наш заведующий сдержал слово: к празднику организовал для нас горячие завтраки.
— Так всегда теперь будет в большую перемену, — сказал Александр Егорович.
Мы радостно прокричали заведующему «ура!». Он это заслужил.
Когда наша четверка возвращалась домой из школы, Герта печально сказала:
— Вот и кончилось на сегодня веселье… Что дальше делать?
Так она сказала потому, что вчера Юрий Михеевич снова отказался пустить нас четверых шестого ноября в клуб на премьеру пьесы «Любовь Яровая».
— Генеральную репетицию видели? И достаточно! — авторитетно заявил старый актер. — Торжественное заседание, постановка и талоны в буфет — только для взрослых. А вы и так среди них слишком много крутитесь… Подрастете — будете посещать любые клубные мероприятия. Лучше отдохните хорошенько, наберитесь сил для «Красных дьяволят»!
Хотя мы действительно присутствовали на генеральной репетиции «Любови Яровой» и искренне восхищались игрой и Лени Диковских, и Сорокина, нам было обидно, что Юрий Михеевич до сих пор считает нас малолетними детьми…
— Дальше? — бодро ответил на Гертин вопрос Глеб. — Дальше в шесть часов пойдем на факельное шествие, а затем… затем посмотрим иллюминацию…
— Утром же отправимся на демонстрацию, — весело добавил Парень Семена Палыча. — Нечего, Герточка, вешать нос.
— Правда! — воскликнула обрадованная Герта. — Я и забыла о факельном шествии.
К шести часам вечера мы побежали к зданию горкома комсомола. С утра сегодня выпал снег, и слякоть, изрядно всем надоевшая за последнюю неделю, исчезла бесследно. И сейчас в морозном воздухе продолжали кружиться маленькие снежинки, блестевшие при свете электрических фонарей. Герта, испугавшись холода, надела валенки. Борис заявился в башлыке из верблюжьей шерсти и в теплых ботах, которые Петя Петрин еще в прошлом году, неизвестно по какой причине, прозвал «купеческими галошами», и только Глеб и я не побоялись зимы и были по-прежнему в кепках, в ботинках и в пальто нараспашку.
Около горкома комсомола шумела веселая толпа: это собралась молодежь. Бас Лени Диковских — а его мы узнали бы и среди тысячи других голосов — через каждую минуту звал в темноте какого-то Прохорова. В конце концов Прохоров отозвался и после небольшой переклички с Леней подал команду:
— Зажечь факелы!
И сразу квартал осветился от прыгающих ярких желтоватых огоньков. С шутками и прибаутками комсомольцы выравнивались в свободную колонну. Во главе ее стали музыканты из железнодорожного полка в черно-синих островерхих шляпах с зелеными звездами. Мы пристроились рядом с ними, с правого бока; с левого оказалось еще несколько незнакомых наших сверстников.