Речи бунтовщика
Шрифт:
Все что разыгралось въ Париж, было лишь отраженіемъ того, что происходило въ провинціяхъ, отзвукомъ революціи, которая бушевала въ каждомъ город, каждой деревн, которую народъ былъ готовъ всецло направить не противъ центральнаго правительства, а противъ своихъ непосредственныхъ враговъ: эксплоататоровъ, этихъ піявокъ, присосавшихся къ его организму.
Словомъ, революція 1788—1793 года показала намъ, какъ народная революція (революція преимущественно экономическая, какъ вс народныя революціи) дезорганизуетъ Государство.
Во Франціи много раньше 1789 года замчалось революціонное настроеніе, но духъ возстанія еще недостаточно созрлъ, чтобъ разразилась революція. И революціонеры направляли вс свои усилія на развитіе этого духа непокорности
Въ то время, какъ революціонеры изъ буржуазіи устремляли свои нападки на правительство, революціонеры изъ народа, — т, чьихъ именъ намъ даже не сохранила исторія, — подготовляли свое возстаніе, свою революцію и направляли вс свои дйствія противъ сеньоровъ, агентовъ государственной казны и всякаго рода эксплоататоровъ.
Въ 1788 году непрерывные народные бунты возвщали приближеніе революціи. Король и буржуазія стремились подавить ее уступками, но могли ли остановить народную волну Генеральные Штаты, іезуитскія уступки 4-го августа, жалкіе указы Законодательнаго Собранія? — Такимъ путемъ можно успокоить политическія волненія, но этого слишкомъ мало, чтобъ улеглось народное возстаніе. Волна подымалась все выше; стремясь поглотить собственность, она подтачивала Государство. Она длала невозможнымъ утвержденіе какого бы то ни было правительства, и народное возстаніе, направленное противъ сеньоровъ и богачей, кончилось тмъ, что черезъ четыре года королевская власть и абсолютизмъ были уничтожены.
Таковъ ходъ всхъ великихъ революцій. Таковъ будетъ ходъ и развитіе будущей Революціи, если она — въ чемъ, конечно, мы не сомнваемся, — будетъ не простой перемной правительства, а настоящей народной революціей, катаклизмомъ, который переродитъ режимъ собственности.
Теорія и практика.
Когда мы говоримъ о новомъ порядк вещей, который, по нашему мннію, установится посл будущей революціи, намъ обыкновенно возражаютъ:
— „Все это — теорія; оставимъ ее на время въ сторон и займемся практическимъ дломъ (ршеніемъ вопросовъ о выборахъ, напримръ). Подготовимъ переходъ власти въ руки рабочаго класса и тогда мы увидимъ, что можетъ дать революція”.
Но есть что-то недоговоренное въ этихъ словахъ, и это заставляетъ усомниться въ справедливости и даже въ искренности этого разсужденія. Дло въ томъ, что у каждаго изъ возражающихъ намъ есть своя опредленная теорія относительно того, какъ должно организоваться общество на другой день, или, врне, въ день революціи. Они вс пользуются своими теоріями, твердо держатся за нихъ и пропагандируютъ свои идеи; ихъ поступки являются логическимъ слдствіемъ ихъ убжденій.
Въ сущности говоря, слова: — „Не обсуждайте теоретическихъ вопросовъ” сводится къ слдующему: — „Не оспаривайте нашей теоріи и помогите намъ осуществить ее”.
Въ самомъ дл, вы не найдете ни одной статьи въ газет, въ которой бы не проскальзывали взгляды автора на то, какова должна быть въ будущемъ организація общества. Слова: „Рабочее Государство”, „организація Государствомъ производства и обмна”, „коллективизмъ” (ограничивающійся коллективной собственностью на орудія производства и отвергающій предоставленіе въ общее пользованіе всхъ продуктовъ), „тактика партіи”, и т. п., — вс эти слова непрерывно встрчаются во всхъ газетахъ и брошюрахъ. Т, которые длаютъ видъ, что не придаютъ никакого значенія „теоріямъ”, на дл усердно пропагандируютъ свои теоріи. И въ то время, какъ мы избгаемъ подобнаго рода обсужденій и споровъ, другіе распространяютъ свои идеи и концепціи, сятъ новыя ошибки, съ которыми намъ придется бороться. Достаточно будетъ упомянуть о книг „Квинтъ-эссенція Соціализма”, Шеффле, австрійскаго эксъ-министра, который подъ предлогомъ защиты соціализма стремится спасти буржуазный порядокъ во время предстоящаго разгрома. Книга эта, въ которой такъ сильно чувствуется
Да это вполн естественно. Человческому уму не свойственно приниматься за работу разрушенія, пока у него нтъ хоть нкотораго представленія о томъ, чмъ онъ замнитъ разрушенное имъ. — „Учредятъ революціонную диктатуру”, говорятъ одни. — „Провозгласятъ правительство, состоящее изъ рабочихъ, и ему поручатъ организацію производства”, говорятъ другіе. „Въ освобожденныхъ Коммунахъ все будетъ предоставлено въ общее пользованіе”, говорятъ третьи. Но вс безъ исключенія составили себ опредленное понятіе о томъ будущемъ, къ которому они стремятся, и это сознательно или безсознательно отражается на ихъ способ дйствія въ подготовительный періодъ.
Мы ничего не выигрываемъ, избгая споровъ о „теоретическихъ вопросахъ”; наоборотъ, чтобы быть „практичными”, мы должны ставить ихъ на обсужденіе и всми силами оспаривать и защищать нашъ идеалъ анархическаго коммунизма.
Если теперь, въ періодъ сравнительнаго затишья, мы не будемъ разбирать этихъ вопросовъ, когда же мы это сдлаемъ?
Въ день революціи, среди дымящихся баррикадъ, на развалинахъ стараго зданія, когда уже широко будутъ открыты двери будущему? когда надо будетъ имть опредленное ршеніе и непреклонное желаніе привести его въ исполненіе? — Тогда будетъ уже не время разсуждать. Надо будетъ дйствовать, дйствовать немедленно, въ томъ или другомъ смысл.
Предыдущія революціи не дали французскому народу того, чего онъ отъ нихъ ожидалъ, не потому, конечно, что онъ заране слишкомъ усердно обсуждалъ цль надвигающейся революціи. Опредленіе этой цли и обсужденіе дальнйшаго образа дйствія народъ всецло предоставлялъ своимъ предводителямъ, которые неизмнно обманывали его. Не существованіе опредленной теоріи помшало народу дйствовать, а отсутствіе какой бы то ни было теоріи. Буржуазія въ 1848 и въ 1870 году прекрасно знала, что она будетъ делать въ тотъ день, когда народъ низвергнетъ правительство. Она знала, что она захватитъ власть, заставитъ народъ выборами санкціонировать свое правительство, вооружитъ мелкаго буржуа противъ крестьянина и рабочаго и, имя въ своемъ распоряженіи войска, пушки, пути сообщенія и деньги, суметъ справиться съ трудящимися массами, если он посмютъ предъявить свои права. Буржуазія знала, что она будетъ длать въ день революціи.
Но народъ не зналъ этого. Въ вопросахъ политическихъ онъ слпо слдовалъ буржуазіи; въ 1848 году онъ повторялъ за ней: „Республика и всеобщее избирательное право”; въ март 1871 года, онъ вмст съ мелкой буржуазіей провозглашалъ Коммуну. Ни въ 1848, ни въ 1871 году, у него не было никакого представленія о томъ, какъ приступить къ ршенію самаго насущнаго вопроса, вопроса о хлб и труд. „Организація труда”, этотъ лозунгъ 1848 года (призракъ, воскрешенный недавно нмецкими коллективистами въ нсколько измненномъ вид), былъ настолько неопредленный и расплывчатый, что ничего не говорилъ народу; то же самое мы можемъ сказать о коллективизм Интернаціонала 1869 года во Франціи. Если бы въ март 1871 года кто-нибудь спросилъ всхъ работающихъ надъ осуществленіемъ Коммуны, какъ приступить къ ршенію вопроса о хлб и труд, какую ужасную какофонію противорчивыхъ отвтовъ ему пришлось бы услышать! Надо ли было отъ имени Парижской Коммуны захватить мастерскія? Можно ли было коснуться домовъ и объявить ихъ собственностью возставшаго города? Надо ли было захватить вс състные припасы и произвести раздлъ? Надо ли было объявить вс богатства, накопленныя въ Париж, собственностью всего французскаго народа и воспользоваться этимъ могучимъ средствомъ для освобожденія всей націи? — Ни на одинъ изъ этихъ вопросовъ народъ не могъ дать опредленнаго отвта. Интернаціоналъ, отвлеченный непрерывной борьбой, не усплъ основательно обсудить всхъ этихъ вопросовъ. — „Вы разводите теоріи”, говорили всмъ, кто только приступалъ къ ихъ разршенію, а Соціальную Революцію опредляли расплывчатыми и неясными словами: Свобода, Равенство и Солидарность.