Редактор Линге
Шрифт:
— Ну, вотъ видите! Что онъ говорилъ все время?! Онъ ни одного дня не сомнвался въ Линге! Разв видано когда-нибудь, чтобы Линге не исполнилъ своего долга! Разв не онъ нашелъ студента Ойзна, писателя Ойзна, разв не онъ поддержалъ его талантъ? Ничто не могло избгнуть вниманія Линге; тотъ, кто утверждаетъ противное, — не читаетъ «Новостей».
Бондезенъ въ особенности гордился тмъ, что относительно заглавія случилось такъ, какъ онъ сказалъ. Статья больше не называлась: «Нчто о сортахъ нашихъ ягодъ», такое заглавіе «ничего не говорило людямъ». Теперь было три заглавія, одно другого громче, одно подъ другимъ: — Ягоды. — Два милліона экономіи. — Національный вопросъ. — Посмотрите, вотъ заглавія, бросающіяся въ глаза; благодаря имъ редакторъ сдлалъ статью всмъ понятной,
А рядомъ съ этой внушительной статьей, на первой страниц была очень тонкая, но сильная замтка редакціи о самомъ Илэн. — Господинъ Илэнъ, чью сенсаціонную статью о ягодахъ печатаетъ сегодня наша газета, помстилъ въ послднемъ номер журнала Леттерштедта статью о грибахъ, строго научную и безусловно выдающуюся, она произвела сильное впечатлніе. Это блестящій анализъ грибовъ съдобныхъ, ядовитыхъ, грибовъ съ запахомъ и самой удивительной окраски. Если господинъ Илэнъ будетъ писать подобныя статьи, то въ Норвегіи однимъ ученымъ больше.
Илэнъ былъ честенъ и чувствовалъ себя совсмъ маленькимъ. Онъ прочелъ эту замтку съ удивленіемъ и безпокойствомъ. Бондезенъ разсялъ его сомннія. Какъ, онъ еще не доволенъ? Онъ теперь участвуетъ въ «Новостяхъ»! Бондезенъ объявилъ, что будетъ телеграфировать своему отцу, помщику, чтобъ получить нсколько лишнихъ кронъ, — отпраздновать это событіе.
Между тмъ, друзья ршили, что Илэнъ долженъ пойти къ Линге и поблагодарить его за замтку. Илэнъ пошелъ. Но внизу въ город онъ встртилъ Хойбро. Хойбро принялся разубждать его:
— Не длайте этого, — сказалъ ему Хойбро. — Я право не знаю, разв это такъ нужно?
Но оказалось, несмотря на слова Хойбро, что это нужно было сдлать. Линге принялъ его вообще очень любезно. освдомился, надъ чмъ онъ теперь работаетъ, и попросилъ новыхъ статей. Въ заключеніе Илэнъ получилъ изъ кассы очень высокій гонораръ за статью. Да, Илэнъ былъ очень доволенъ, что пошелъ поблагодарить Линге.
У Хойбро всегда свои особыя мннія обо всемъ. Но онъ не замчалъ, что, благодаря этому, онъ казался страннымъ, почти смшнымъ. Съ того вечера, когда онъ привлекъ общее вниманіе своей неудачей въ кружк рабочихъ, Хойбро сдлался совсмъ неузнаваемъ — онъ сталъ блднымъ, тихимъ и пугливымъ. Дома вс старались сдлать такъ, чтобы онъ забылъ о своемъ фіаско, но Хойбро улыбался этимъ дтскимъ попыткамъ.
Какъ-то разъ утромъ онъ встртилъ Шарлотту на лстниц; машинально они оба остановились, и она покраснла. Хойбро не могъ удержаться, чтобы не спросить ее съ улыбкой:
— Какъ, фрёкэнъ, вы все еще не въ синемъ плать? — потомъ онъ посмотрлъ на часы и прибавилъ иронически:- Вдь уже половина девятаго!
Это было черезчуръ. Можетъ быть, въ сущности, синее платье доставляло ей не такое большое удовольствіе, какъ вс это думали. Но что же ей было длать? Бондезенъ предложилъ прокатиться, велосипедъ былъ вычищенъ и готовъ, нужно же ей было надть платье. Она молчала, углы ея губъ дрожали.
Онъ видлъ, что оскорбилъ ее и хотлъ поправить дло. Она, вдь, была самая красивая, самая лучшая на всемъ свт. Несмотря на то, что онъ былъ золъ на нее, она простила ему: она стояла около перилъ и не уходила. Этого онъ не заслуживалъ.
— Простите меня! — сказалъ онъ. — Я не хочу сказать, что не имлъ намренія васъ оскорбить, потому что я имлъ это въ виду. Но я раскаиваюсь въ этимъ.
— Мн кажется, вамъ должно быть совершенно безразлично, срое или синее на мн платье, — возразила она.
— Да, да.
Это были лишь слова. Онъ приподнялъ шляпу и хотлъ итти.
— Я думала только, — сказала она опять, — что для васъ это безразлично. Вы совсмъ больше не приходите ко мн.
Онъ понялъ, что она сказала это изъ вжливости, чтобы замаскировать предшествующія слова. Онъ отвтилъ осторожно, тоже хладнокровно:
— У меня масса всякихъ мелкихъ длъ, я очень много работаю теперь.
Онъ улыбнулся и низко поклонился.
Въ этотъ вечеръ вся семья отправилась въ театръ; Хойбро одинъ остался дома. Онъ
Отецъ Бондезена, помщикъ, не прислалъ сыну денегъ столько, сколько онъ просилъ, но тотъ не пришелъ въ отчаяніе. И этихъ денегъ хватило все-таки на покупку необходимаго. Правда, Бондезенъ не отложилъ мы одного хеллера, но зато пиръ удался на славу.
— Нтъ, оставь, предоставь мн откупоривать бутылки, — сказалъ онъ и отнялъ у Илэна штопоръ, — въ земныхъ длахъ я столько же свдущъ сколько ты въ духовныхъ. Ха-ха-ха!
Вс были въ превосходномъ настроеніи. Фру Илэнъ предложила уговорить Хойбро присоединиться къ нимъ; но Хойбро, вроятно, уже слышалъ хлопанье откупориваемыхъ бутылокъ. Онъ собирался уйти изъ дому, и шляпа у него была уже надта, когда фру Илэнъ вошла къ нему въ комнату.
— Онъ очень благодаренъ, но никакъ не можетъ, онъ приглашенъ въ городъ и вернется очень поздно…
Бондезенъ крикнулъ ему черезъ открытую дверь:
— Войдите, войдите! Я нисколько не обиженъ тмъ, что вы говорили противъ меня въ кружк рабочихъ, я уважаю всякое честное убжденіе!
Хойбро усмхнулся и спустился по лстниц.
— Вотъ медвдь! — сказалъ Бондезенъ спокойно. — На любезность онъ отвчаетъ смхомъ.
Вдругъ кто-то позвонилъ. Илэнъ самъ пошелъ отворять. Онъ оставилъ дверь въ прихожую открытой; — это, по всей вроятности, почтальонъ. Пожалуйста!
Но это не былъ почтальонъ, — это былъ редакторъ Линге.
Илэнъ, удивленный, отступилъ назадъ. Линге улыбается и говоритъ, что у него къ нему маленькое дльце, онъ какъ разъ проходилъ мимо и вотъ зашелъ.
Смущенный оказанной ему честью, Илэнъ крикнулъ въ открытую дверь.
— Мама, это редакторъ Линге, не хочешь ли ты…
Фру Илэнъ сайчасъ же вышла и радушно попросила его войти. — Она очень рада, это такая честь для нихъ…
Линге, наконецъ, соглашается.
Дло въ томъ, что спекуляція съ именемъ Илэна оказалась удачной. Уже не говоря о томъ, что люди удивлялись неизвстному дотол генію и тому, что раціональная культура ягодъ можетъ любого сдлать капиталистомъ и обогатить страну двумя милліонами, но, кром того, вс обратили вниманіе на безпристрастность Линге, признававшаго даже человка противоположной партіи. Одинъ Линге, и только Линге могъ это сдлать! Онъ былъ и оставался безподобнымъ. Впрочемъ, безпристрастность этого человка была засвидтельствована и раньше: напримръ, когда онъ открылъ писателя Ойзна, о которомъ онъ ровно ничего не зналъ, кром того, что онъ геній. Несмотря на это, вдь онъ могъ бы быть самымъ ужасным реакціонеромъ въ мір. А какъ Линге выдалъ своего же Лепорелло, когда тотъ пустился въ ночныя приключенія? Да, Линге, дйствительно, исполнялъ высокое призваніе прессы. И, благодаря этому, онъ пріобрлъ еще новыхъ подписчиковъ.