Религиозный смысл болезней
Шрифт:
Очень похожее отношение к болезни мы видим в сочинениях другого православного святого, святителя Игнатия Брянчанинова, который много и разнообразно болел фактически всю свою жизнь. Подобное поведение вообще довольно типично для многих людей, не только христианских святых, для которых примером такого поведения является Христос и апостолы, например, апостол Павел. Златоуст не всегда пишет при этом, что болезнь отступила от него. Иногда мы видим, что святой занялся своими делами явно нездоровым, только едва почувствовав некоторое облегчение (118): встал с постели – уже хорошо. В самом труде во благо другим он видел средство и собственного выздоровления.
Об этой терапии всегда необходимо помнить: труд для действительного блага других людей
Как это всё непонятно для нас, когда доброе и полезное слово уже почти и не считается за помощь – «лучше помогите материально». Но помоги такому человеку – так он и будет вечно ходить с протянутой рукой, да еще при этом будет обвинять людей в бессердечии. Экзотичный пример? Чем можешь помочь, то и будет полезно. Внутри тебя самого есть советчик, который знает, чем ты сейчас можешь поделиться. Простой разговор с больным поможет ему не только не чувствовать себя брошенным и ненужным, но и облегчит ему страдания (119). Сила любви лечит любую болезнь (120).
Кстати, этот же советчик может правильно наставить тебя и в явно нестандартных ситуациях, например, в некоторых случаях неоказание помощи и есть самая лучшая помощь, в том числе и во время болезни. Иногда «именно любовь должна нас удержать от посещения тех, кто прекрасно и счастливо мог бы обойтись без наших утомительных, расслабляющих визитов» (121). Помоги сильному – и ты получишь союзника, помоги слабому – и ты станешь его должником. Помощь надо оказывать всем, но по-разному, например, различая тех, кто явно преувеличивает серьёзность болезни, от тех, кто переносит суровое испытание молча, даже и не прося о помощи – а он в ней, возможно, очень нуждается (122). В этом случае его болезнь есть тест на чуткость его окружающих, шанс им предметно проявить свою любовь и милосердие.
Сильнейшим действенным средством помощи все учителя церкви считают молитву. Приводится огромное число примеров, когда молитва других людей в буквальном смысле слова возвращала заболевших людей к жизни. Необходимо здесь сказать немного о смысле молитвы. Когда мы молимся за какого-то человека, мы тем самым не напоминаем Богу об этом человеке – есть такое примитивное понимание молитвы, как будто мы больше Бога знаем о достоинствах и недостатках того, за кого просим. Разницы нет, просим ли мы за умершего, или за живого, мы говорим о своей готовности принять на себя часть ответственности за близкого нам человека. И именно наша сострадательная любовь во время молитвы и будет той ценой, которую мы платим за помощь. Поэтому бессмысленная молитва за другого человека никак ему не поможет. Так, св. Феофан Затворник пишет, что есть такая практика, когда один подаст записочку в церковь, другой наспех «протрещит молебен» – оба как будто «выполнили свой долг», но на самом деле никакой поддержки больному не оказали (123). Получается, что людям даётся шанс проявить свою добрую сущность, помочь другому человеку и тем самым и себе сделать облегчение, а они относятся к такой помощи беспечно.
Святой Иоанн Кронштадтский пишет (124) о таком нюансе убийства: убийцами он считает врачей, которые прописывают неверные лекарства, или не хотят лечить больного, или раздражают его, когда ему нужен покой, или из жадности и скупости не оказывают своевременной помощи. Неоказание помощи другому человеку святой однозначно приравнял к убийству, не говоря уж о тех, кто просто считает, что им будет «просторнее» от смерти другого человека (125). Мог помочь в болезни и не помог – потенциальный убийца, так как в душе уже убил. Этого человека для тебя нет, причём в таком вот негативном контексте: этого человека нет у тебя не потому, что его там и не было – он там был, пусть недолго, а потом ты его вычеркнул. Он оказался недостоин твоего
Но излишнее усердие здесь тоже неуместно (126), любая помощь имеет свое целью обретение человеком самостоятельности, в любой помощи должно быть уважение свободы другого человека и надежда на его внутреннюю силу. Ведь, кроме того, что болезнь сама по себе может быть не по силам не только тебе, но и более сильным людям (127), исцеление во многом зависит от желания самого человека исцелиться. Нет одной единственной причины болезни. Есть переплетение разных внешних и внутренних причин. Человек заболел и для других тоже, и те другие «свой вклад» в его выздоровление внесли, и уже не их вина, что он не хочет выздоравливать. «Ты сделай свое, и будешь прав пред Богом» (128).
Напомним ещё раз эпизод предпоследней встречи Христа и Иуды Искариота: не нужно брать на себя лишнее. Какую бы ты помощь оказал или не оказал, принятие решения всё равно остаётся за самим человеком. Тем более не кори себя чрезмерно, когда ты на самом деле старался и переживал, не жалел ни денег, ни сил, ни себя самого. Пусть больно и обидно, но теперь уже действительно пусть: пусть тот человек считает, что ему вовремя не помогли и вовремя не остановили. «И не говори, что не знал».
г. Нелицеприятие
Ещё одна внешняя причина болезни – показать, что Бог «не взирает на лице». На примере Давида мы видим, что «наказание» может быть наложено и не отменено, несмотря на глубокое раскаяние, для того, чтобы окружающие не судили превратно о системе воздаяния. Как сказал Христос, некоторые вещи совершаются «по жестокосердию» людей. Бог понимает нравственную ограниченность современного общества, и попускает совершаться несчастьям, дабы предотвратить большие. Дитя Давида умерло – его «есть Царство Божие», – Давид раскаялся ещё до его смерти, так что его смерть даже принесла ему облегчение от прекращения мук (как разрешение «проблемы»), но оставить ребёнку жизнь было нельзя, так как слишком многие люди знали о преступлении Давида и ждали, чем накажет его Бог. В данном случае разочарование многих было бы большим злом, чем смерть одного ребёнка. Научить всему сразу нельзя.
Болезнь (и последующая смерть) ребёнка носила в себе сразу двойной социальный смысл. Во-первых, она предназначалась для Давида. Его глубокое семидневное раскаяние лучше, чем что-либо ещё показывает, насколько этот удар был точен. Во-вторых, болезнь и смерть ребёнка нужны были израильскому народу, который не мог не знать об отвратительном поступке Давида и не осуждать его. Преступление было очевидным, здесь вряд ли возможны были другие мнения, поэтому Бог «не должен» был оставить его без последствий. О семидневных раскаяниях Давида большинство народа не знало, а если бы и знало, то вряд ли сочло бы их достаточной мерой наказания. Не будем забывать, что мы говорим о народе Ветхого завета, где чёрным по белому записано «око за око, жизнь за жизнь». Невинный младенец был принесён в жертву этим ожиданиям мести.
Как писал Иоанн Златоуст, в ряде случаев люди испытывает «нечто среднее между обвинением и прощением» (129), и тогда нужна такая воспитательная мера, которая бы качнула чашу весов в правильную сторону. В приведенном примере такой мерой воспитания израильтян послужила смертельная болезнь ребёнка царя Давида.
д. Назидание, пример для других
Как и из-за чего человек или народ переносит испытание, служит примером для воспитания других. Здесь уже не только сама болезнь пробуждает добрые чувства у медицинских работников и у всего общества, озабоченного судьбами своих сограждан и сострадающего чужим страданиям (которые через это перестают быть совсем уж чужими), но и осознаваемые причины, и поведение больного во время болезни служат своеобразным уроком жизни. Видя, «что другие наказываются, мы вразумляемся не меньше их» (130).