Рейд в опасную зону. Том 2

Купцов Мэт

«Рядовой Усачёв выдернул чеку из гранаты до получения приказа об отходе. Молодость, недостаток опыта, стресс…»

Власов бросает на меня взгляды через каждые пару минут.

— Заканчивайте, Беркутов. У меня ещё дела.

— Уже, — бросаю я.

Отдаю ему лист. Он скользит глазами по тексту. Хмыкает.

— А ты, Беркут, я вижу не в теме. Были такие случаи уже здесь в Афгане. У опытного пилота подстрелили вертолет, он загорелся. Лётчик катапультировался прямо в тыл врага. Раненный в обе ноги, отстреливался до последнего

патрона. А потом выдернул чеку из гранаты и крепко зажал в своих руках, чтобы живым не сдастся.

Власов торжествующе смотрит на меня. И продолжает.

— Но товарища не бросили и санитарный вертолет подобрал его, находящегося без сознания. И очень удивились там, осматривая его раны, увидев зажатую в руке гранату с выдернутой чекой. Там не растерялись бойцы, — сверлит меня взглядом, — Выхватили гранату и выбросили в открытую дверь при взлете вертолета.

— Я уже сказал, что в нашем случае, боец был неопытный.

— Ну что ж, посмотрим, как это оценят наверху.

В этот момент я понимаю, что этот текст — не только объяснительная. Это ещё и оружие, которое он может использовать против меня.

У меня чувство, будто в бою оставил открытым фланг.

— Возьми, — протягивает лист мне обратно. Может, после моих объяснений, ты наконец осознаешь, что писать надо.

Осознаю что? Свою вину?

Вдруг открывается дверь кабинета На пороге заместитель командира- подполковник Яровой.

Он врывается в кабинет, как ураган. Его шаги гулко отдаются по деревянному полу, а лицо у него такое напряжённое, будто его только что выдернули из самой гущи боя.

— Беркутов, ты тут? — спрашивает прямо.

— Так точно.

— Я тебя ищу. Рапорт на награды пишу. Нужно обсудить солдат твоего подразделения.

— Награды? — Власов вскидывается. — Какие награды? У него в отряде ЧП, а вы тут с наградами!

Яровой холодно смотрит на него.

— А ты, Власов, когда-нибудь под обстрелом был? Нюхал порох? Или ты здесь только бумажки перебираешь?

— Что вы себе позволяете, подполковник! — Власов резко встаёт. — Это мое дело. Беркутов тут объяснительную пишет, потом за наградами пойдёт, если заработал. Хотя, может, он звёздочки на погоны за счёт своих солдат зарабатывает?

Тут меня прорывает.

— Товарищ подполковник, я здесь не за награды и не за звёздочки. Я Родину защищаю.

— Родину? — Власов смотрит насмешливо. — Ну, ну.

— А ты, Власов, — вступает Яровой, — сначала на передовую съезди. Пощупай, что это такое. А потом уже о звёздочках рассуждай.

Воздух в кабинете становится тяжёлым. Никто не хочет уступать.

Яровой не утруждает себя формальностями, машет рукой.

— Ты, Власов, завязывай со своим бюрократическим цирком! У нас бойцы гибнут, а ты тут бумажки строчить заставляешь, — Голос его звучит грубо.

Власов медленно поднимает взгляд, будто у него целая вечность, чтобы разглядеть каждого. Взгляд у него тяжёлый, острый,

но Ярового это не пугает.

— Это не цирк, а армейский порядок, — отвечает особист сухо. — И я, товарищ подполковник, на своей должности для того, чтобы порядок соблюдать.

— Какой к чёрту порядок? — Яровой хлопает ладонью по столу так, что у меня в висках отдаётся. — Парни кровью платят за твою бумажную возню, а ты тут героя из себя строишь.

Власов не моргает.

Только поднимает одну бровь.

— Ваши эмоции понятны, но давайте не забывать, что это не передовая, а штаб. И здесь я командую.

Я слушаю их спор молча.

— Я не прощаю таких ошибок, — продолжает Власов, пристально глядя на меня. — Это ЧП. И ответственность лежит на вас, товарищ капитан.

— На мне? — выдавливаю, поднимаясь из-за стола.

Яровой тут же оборачивается ко мне.

— Спокойно, Беркутов, сиди. Я разберусь, — разворачивается к особисту. — Кто ты такой, Власов, чтобы брать на себя миссию — прощать или не прощать?

Внутри меня всё уже закипает.

Яровой хочет что-то сказать, но Власов поднимает руку, останавливая его тираду.

— Не надо на меня давить. Вы выполняете приказы, я выполняю свою работу.

Яровой презрительно усмехается.

— Твоя работа, Власов, — это бумажки. А настоящую работу делают такие, как Беркутов. Ты хоть раз сам под обстрелом был? Или гранату в руках держал, когда приказ «отбой» уже звучал?

Особист хмурится, но ничего не отвечает.

— Ты, Власов, — продолжает Яровой, подходя ближе к столу, — сейчас пытаешься переложить ответственность за гибель людей на командира. А знаешь, за что ты отвечаешь? За то, чтобы командиры могли работать нормально, не думая о твоих писанинах.

Яровой сейчас тот, кто посмел сказать правду в лицо Власову, не опасаясь последствий.

Хотя они могут быть и для него. Но его это не волнует.

Меня тоже особо не волнуют его обвинения. Дальше фронта не пошлют. А к этому я готов всегда.

Просто порой очень хочется послать Власова подальше. Не то, чтобы не могу себе этого позволить, но очень надо вычислить Хищника, поэтому нельзя раскрываться раньше времени. Хотя…

— Всё, разговор окончен, — бросает Власов, вставая. — Пусть Беркутов дописывает объяснительную, а вы идите, товарищ подполковник.

— А вот и нет, — отвечает Яровой, закидывая руки за спину. — Мы с тобой ещё встретимся. А Беркутов сейчас идёт со мной — разбираться с представлениями к наградам.

— К наградам? — Власов поднимает бровь, почти усмехаясь. — Да вы шутите. ЧП в подразделении, а он у вас — герой?

— Герои не на бумаге, Власов, а на поле.

Власов смотрит на меня сурово.

— Беркутов, чтобы завтра объяснительная была на моём столе.

Я молчу.

Яровой хлопает меня по плечу.

— Беркут, мы ещё покажем этому кабинетному вояке, что такое война.